Последняя ночь у Извилистой реки - Джон Уинслоу Ирвинг

Помесь лайки с овчаркой обычно уступает в силе чистопородной немецкой овчарке. Однако полукровок было две. Возможно, что Забияка справится с двумя. Дэнни вылез из «фольксвагена» и опустил сиденье, чтобы дать вылезти Забияке. Пес едва спрыгнул на землю, как две полукровки тут же накинулись на него. Дэнни снова забрался в машину и стал смотреть, что будет. Одного пса Забияка прикончил с такой быстротой, что ни Дэнни, ни чета де Симоне не успели разглядеть, какого же пола второй пес. Тот шмыгнул под «фольксваген», откуда Забияке было его не достать. (Первого пса Забияка схватил за горло и перекусил шею.)

Армандо позвал Забияку. Дэнни подвинулся, пропуская немецкую овчарку. Плотник-хиппарь (или плотник-писатель) выбрался из лачуги и уставился на своего мертвого пса. Он еще не сообразил, что второй прячется под днищем «жука».

— Следите за своей собакой, — сказал ему Дэнни, хотя хиппи вряд ли это слышал.

Армандо дал задний ход. Машина медленно покатилась. Переднее колесо задело спрятавшегося пса (ощущение было такое, будто оно его переехало). Пес заворчал, выскочил из-под машины и стал отряхиваться. Это тоже был кобель. Дэнни видел, пес остановился возле своего мертвого дружка и принялся его обнюхивать. А хамоватый хиппи смотрел на «фольксваген», съезжавший на грунтовую дорогу. Было ли это тем, что Мэри (или Армандо) называли справедливостью? Лучше бы он позвонил Джимми, даже если бы патрульный пристрелил обоих псов. На самом деле пристрелить бы стоило их хозяина. Такая мысль пронеслась в голове писателя, и следом он подумал, что из этого можно сделать неплохую историю.

«Если когда-нибудь нам придется уехать из Вермонта, мне будет по чему и по кому скучать», — думал Дэнни Эйнджел.

Прежде всего ему будет недоставать общества Армандо и Мэри де Симоне. Он восхищался этими людьми.

Они все трое плавали у Дэнни в бассейне, а истребитель полукровок Забияка смотрел на них. Забияка не плавал, но с удовольствием лакал холодную воду из миски. Хозяев немецкой овчарки Дэнни угостил джином с тоником. Таким и запомнился ему Забияка: сидящим у глубокого края бассейна, язык высунут, а на морде написано удовлетворение. Этот здоровенный пес любил маленьких детей, однако ненавидел кобелей любой породы. Наверное, тому была причина, о которой супруги де Симоне ничего не знали.

Впоследствии Забияка погибнет на другой дороге. Его собьет машина, когда он будет легкомысленно преследовать школьный автобус. Насилие рождает насилие. Повар и Кетчум это знали. Возможно, и плотник-хиппарь, о котором писатель почти забыл, когда-нибудь тоже поймет эту истину.

Дэнни еще не знал, что сегодняшняя пробежка из Патни до Вестминстер-Веста была последней. Мир ведь полон случайных происшествий? Возможно, с таким миром не стоило слишком обострять отношения.

Их мужья, работавшие на лесопилке в Милане, вышли на пенсию. Теперь обоих мужчин ждал мир мелкого ремонта двигателей, несложных паяльных и сварочных работ и тому подобные занятия. Крошка и Мэй — толстые жены бывших рабочих лесопилки, эти глупые и шумные старые задницы — пользовались любой возможностью, чтобы улизнуть из городка и от своих нагоняющих скуку мужей. Они были готовы поехать куда угодно, и их не пугало время, проводимое за рулем. Они убедились, в какую головную боль превращаются вышедшие на пенсию мужья. Крошка и Мэй предпочитали общество друг друга. Сейчас, когда у младших детей (и старших внуков) Мэй появлялись свои дети, она покидала мужа всякий раз, едва очередная мамаша с отпрыском выписывались из роддома. Как же, там остро требуется ее помощь. Где бы это «там» ни находилось, появлялась уважительная причина улизнуть из Милана. Машину всегда вела Крошка.

Им обеим было по шестьдесят восемь — всего на два года больше, чем Кетчуму, которого они время от времени встречали. Он жил в Эрроле, вверх по Андроскоггину. Старый сплавщик либо не узнавал Крошку и Мэй, либо если и узнавал, то не обращал на них внимания. Зато Кетчума узнавали все. За ним прочно закрепилась репутация дикого и непредсказуемого человека, а шрам на лбу был наглядным подтверждением его крутой жизненной истории. За эти годы Крошка потолстела еще на шестьдесят фунтов, а Мэй — на все восемьдесят. Обе были седыми, с обветренными лицами, какие часто увидишь на севере. Можно сказать, что они не проживали, а проедали каждый свой день, что тоже свойственно жителям холодных северных мест. Глядя на них, кажется, будто они постоянно голодны.

Выехав из Милана, путешественницы пересекли север Нью-Гэмпшира по Гроувтонскому шоссе, проехав через Старк. Этот отрезок их пути шел вдоль реки Аммонусак. В Ланкастере они пересекли реку Коннектикут и въехали на территорию Вермонта. Не доезжая до Сент-Джонсбери, толстухи выбрались на шоссе 91. Дальнейший их путь лежал на юг. Путь, надо сказать, неблизкий, но они не торопились. Дочка (или внучка) Мэй, только что разрешившаяся от бремени, жила в Спрингфилде в штате Массачусетс. Если они доберутся до Спрингфилда к ужину, их ждет не слишком приятная процедура кормления детворы и мытья посуды. У престарелых дам хватило сообразительности избежать этого занятия. Поужинать они могут и по дороге. Так они и решили: найдут приятное местечко, хорошенько подкрепятся, а в Спрингфилде появятся, когда малышню без них уже накормят и уложат спать.

Примерно в то время, когда две старые вздорные задницы катили по шоссе 91 мимо водопада Мак-Инду, повар и его персонал заканчивали свой обед в «Авеллино». Тони Эйнджел всегда кормил своих работников вкусно и сытно, поскольку потом им предстояло напряженное время. Эти обеды перед открытием, наблюдение за тем, как его работники приводят себя и помещение в порядок, всегда вызывали у Тони Эйнджела ностальгические воспоминания. Он вспоминал годы, проведенные в Айова-Сити. Передышку в их вермонтской жизни, как это всегда ощущал и сам повар, и его знаменитый сын.

В Айова-Сити Тони Эйнджел работал в китайском ресторане братьев Чен на Первой авеню и занимался приготовлением соусов, маринадов и экзотических блюд. Ресторан находился в той части Первой авеню, которую называли «полосой Коралвилл». Будь заведение братьев Чен поближе к центру, их дела шли бы успешнее. В этом квартале их ресторан воспринимался слишком вычурным и дорогим, соседствуя с забегаловками и дешевыми мотелями. Однако братьев привлекала близость федерального шоссе и матчи «Большой десятки» по выходным, когда команда Айовы выступала у себя дома. Тогда ресторан заполнялся множеством приезжих. Студентам угощение у братьев Чен было не по карману, если только за них не расплачивались родители, а университетские преподаватели (их братья Чен рассматривали в качестве основной клиентуры) все