Последняя ночь у Извилистой реки - Джон Уинслоу Ирвинг

зубы. Когда он присел на задние лапы, приготовившись к прыжку, Дэнни ударил пса в ухо рукояткой от ракетки. Собачьи зубы впились в дерево, и тогда Дэнни что есть силы ударил агрессора между глаз второй рукояткой. (Один глаз, доставшийся псу от сибирской лайки, был светло-голубым, второй, более злой и пронзительный, подарила немецкая овчарка.) Пес заскулил и выплюнул первую рукоятку. Дэнни ударил его в ухо, затем в другое, вынудив ретироваться.

— Эй ты, сукин сын! Оставь в покое моего пса! — заорал плотник-хиппарь.

Он шел по узкому проходу среди остовов машин.

— А вы следите за ним, — только и ответил ему Дэнни.

Он возобновил бег и вдруг увидел вторую собаку. Она была настолько похожа на первую, что Дэнни подумал: не захотел ли пес взять реванш? Вскоре он убедился, что собак две, причем вторая постоянно держалась у него за спиной.

— Уберите собак! — крикнул Дэнни.

— Твои проблемы. Говорил тебе: бегай в другом месте, — ответил хиппи.

Он поднимался вверх по проходу, и ему было откровенно наплевать, покусают его собаки бегуна или нет.

А они и не скрывали своих намерений, но Дэнни ухитрился затолкать рукоятку ракетки в горло первого пса, причем довольно глубоко. Второго, готового вцепиться ему в лодыжку, он ударил левой рукой, задев по глазу. Первого пса, задыхавшегося от деревяшки, он саданул по горлу. Испуганный пес попытался убежать. Дэнни ударил его в ухо. Пес упал, но тут же вскочил. Второй не делал новых попыток напасть, а побежал вслед за первым вверх по проезду. Хозяин собак больше не показывался. Вскоре оба пса исчезли из виду.

Когда Дэнни только поселился в Патни, у него произошло столкновение с не менее агрессивной собакой на дороге между Даммерстоном и городской средней школой. Хозяин того пса тоже повел себя вызывающе. Дэнни позвонил в полицию. Вскоре приехал патрульный, чтобы побеседовать с владельцем. Пес накинулся на него, и полицейский, действуя по закону, застрелил собаку на месте. Полицейского звали Джимми, с тех пор они с Дэнни подружились.

— Что вы сказали владельцу собаки? — полюбопытствовал Дэнни.

— Сказал, чтобы следил за своим псом. Видно, он не понял.

Но у Дэнни не было ни полномочий патрульного, ни оружия. Он уже не смог набрать прежний темп и оставшиеся две мили бежал чисто механически. Прежние мысли тоже ушли. Неоправданная агрессивность плотника-хиппаря оставила противный осадок в душе.

Прибежав к своим друзьям, Дэнни рассказал Армандо о двух псах и их хозяине.

— Позвони своему другу Джимми, — посоветовал Армандо.

Дэнни отказался. Собаки разозлены, они явно накинутся на патрульного, а тот их просто пристрелит.

— А почему бы нам не убить одного пса? — предложил Армандо. — Может, тогда до этого парня дойдет, что от него требуется?

— Вообще-то, это жестоко, — ответил Дэнни.

Он сразу понял, какой способ предлагал Армандо для расправы с псом-полукровкой. У де Симоне была чистопородная немецкая овчарка — кобель по кличке Забияка. Еще в щенячьем возрасте, завидев других кобелей, пес выпячивал грудь, вставал в стойку и угрожающе замирал. Отсюда и его кличка. Но угрозы Забияки не были пустыми. Став взрослым, он загрыз нескольких собак. Забияка ненавидел кобелей. Разноглазый пес был кобелем. Пол второй собаки Дэнни затруднялся назвать, поскольку она крутилась сзади, а потом быстро удрала.

Армандо де Симоне был не только вдумчивым читателем романов Дэнни Эйнджела и интересным собеседником, с которым приятно поговорить и поспорить о литературе. В характере этого человека ощущалось что-то от Кетчума, только в более цивилизованном виде.

Дэнни старался не идти на конфронтацию, о чем часто сожалел. Вступавшие с ним в спор или столкновение думали, что он не способен дать отпор, и… обманывались. Если наскоки продолжались, то после третьей или четвертой провокации Дэнни обязательно давал отпор. Потом его противники с негодованием убеждались: оказывается, писатель ничего не забывает и ведет счет нанесенным ему оскорблениям.

Армандо счета не вел. Когда на него нападали, он сразу же давал сдачи. Дэнни считал это более здоровой реакцией (особенно для писателя), но ему было несвойственно вести себя как Армандо. Конечно, эти невоспитанные псы могли его покусать. Прощать хамское поведение их хозяину он тоже не собирался, но согласился на предложенный Армандо способ только потому, что считал это лучшим решением, чем обращаться в полицию. (Может быть, хиппующий плотник действительно поймет, чего от него хотят?)

Но не покусает ли Забияка в случае чего и хозяина двух псов? Правда, при всей свирепости по отношению к собакам на людей Забияка не набрасывался.

— Армандо, обещай мне: только одна собака, — сказала Мэри, когда они (включая Забияку) садились в машину, чтобы ехать в «усадьбу» Дэнни.

— Насчет обещаний спрашивай у Забияки, — ответил ей муж.

В юности он занимался боксом. Тогда в колледжах и университетах были команды боксеров.

Армандо с Дэнни уселись на передние сиденья «фольксвагена». Сзади расположились Мэри и Забияка. У жены Армандо было страдальческое лицо, а кобель немецкой овчарки сидел, высунув язык, и шумно дышал. Мэри, как могло показаться, часто не соглашалась с «бойцовской» тактикой мужа и спорила с ним, но Дэнни знал: они замечательная пара и всегда поддерживают друг друга. Возможно, Мэри по характеру была даже решительнее Армандо. Дэнни помнил ее замечание по поводу увольнения коллеги. Этот человек вначале работал в промежуточной школе, а затем ушел туда, где преподавал Армандо.

— Поскольку справедливость так редка, сознавать, что его уволили, — большое наслаждение, — сказала тогда Мэри.

(Может, и сейчас она лишь для виду противилась плану мужа наказать агрессивного пса?)

В конце концов Дэнни Эйнджел мысленно оправдал себя. Ведь он не сразу согласился на убийство собаки — даже той, что могла его покусать. Но когда дело касалось вопросов морального свойства и к этому был причастен Армандо, Дэнни почему-то с ним соглашался.

— Так вот, значит, чьи собачки! — воскликнул Армандо, когда они подъехали к кладбищу старых машин. — Две извилины, и те в заду.

— Ты его знаешь? — удивился Дэнни.

— Скорее, это ты его знаешь. Уверен, он был одним из твоих студентов.

— В Уиндеме?

— Разумеется, в Уиндеме.

— Я его не узнал. Сомневаюсь, что он вообще у меня учился, — сказал Дэнни.

— А ты что, запоминаешь всех своих посредственных студентов? — спросила его Мэри.

— Просто очередной плотник-хиппарь. Или придумал себе другую мифическую профессию, — сказал Дэнни, но как-то не слишком уверенно.

— Возможно, он плотник-писатель, — предположил Армандо.

Известен ли этому парню писатель Дэнни Эйнджел? Таким вопросом Дэнни не задавался. Потенциальных писателей в Патни было ничуть не меньше, чем хиппи, называвших себя плотниками. (Враждебность или зависть, с которой сталкивается писатель, живущий в