Экзистенциализм. Период становления - Петр Владимирович Рябов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его главный оппонент – это Декарт. (Ну, и еще Гегель. Но почему он спорит с Гегелем? Вспомните то, что я уже подробно объяснял на лекции о Кьеркегоре.) Почему Декарт? С его точки зрения, Декарт заложил основы новой европейской культуры, которые надо преодолеть, реформировать. После Декарта человек и мир стали расщеплены, причем сразу по многим позициям. Объект и субъект. Человек – активен, мир – пассивен, я вне мира, мир вне меня. Между мной и миром стена. С точки зрения Ортеги это одна из самых главных и фундаментальных проблем культуры Нового времени. И надо заметить, не он один пытается преодолеть это жесткое противопоставление человека и мира. Это пытаются сделать и эмпириокритицизм Маха, по-своему феноменология Гуссерля, разные другие философы. Они пытаются вот эту картезианскую жесткую субъектно-объектную оппозицию преодолеть. То есть жесткое противопоставление человека и мира. То, на чем строится философия Декарта и основана вся культура Нового времени. (С ее отчуждением, забвением бытия, расщеплением мира, распадом человека и экологической катастрофой.)
Помимо этого, Декарт (как вы знаете, с ним связана психофизическая проблема) говорит об оппозиции: материя – дух. При этом материя не духовна, дух не материален. И мир, и человек оказываются страшным образом расщеплены. Материя без духа, дух без материи, субъект без объекта, объект без субъекта, чистый разум. Культура, описанная Декартом, вычленяет из человека его небольшую часть: рассудок, разум, затем противопоставляет миру, стерилизует, избавляет от всего личного, живого, конкретного. То есть стерильный человек – стерильный мир. Обесчеловеченный мир. И обезмиренный человек. Человек – это просто рациональное анонимное существо, не личное, лишенное качеств, как-то постигает мир. Тоже обезличенный, обездушенный и лишенный качеств. Совершенно естественно, что из этого противоречия мы приходим в тупик. Или мы приходим к материалистическому тупику и говорим, что меня нет, а есть только мир, а я – жалкое отражение мира, что-то нереальное. Сознание просто отражает материю. Оно есть, а меня нет. Бытие определяет сознание, как гласит главная догма материализма. Либо мы приходим к солипсизму: внешнего мира нет, а есть только я один. В общем, все это, с точки зрения Ортеги-и-Гассета, надо преодолевать. Преодолевать эту расколотость, расщепленность, фрагментированность, стерилизированность. Поэтому, повторяю, в полемике с Декартом он пытается сформировать и сформулировать свою собственную позицию. Не случайно Ортегу-и-Гассета относят не только к экзистенциализму, но и к «философии жизни», не случайно он продолжает традицию Просвещения и в то же время пытается ее реформировать.
Свою позицию Ортега-и-Гассет называет рациовитализм. Как это буквально переводится? Рацио – разум, вита – жизнь. Жизненный разум – это главное понятие его философии. Чистый разум должен оставить свои позиции перед жизненным разумом! Разум остается, но он должен радикально измениться. То есть Ортега-и-Гассет не выступает против разума. Он лишь выступает за его радикальные изменения. Он все время оппонирует Декарту. Так же как Гегель – это не просто Гегель, и когда Кьеркегор нападает на Гегеля, он нападает на свое время. И так же, когда Ортега-и-Гассет нападает на Декарта, он нападает не только на свое время, он нападает на основания европейской культуры, которая терпит крах в ХХ веке. И он пытается найти из этого выход.
И что же он предлагает? Если сказать совсем коротко о том, что же такое рациовитализм, то получается примерно так: надо вернуть человека миру, а мир человеку. Надо поставить человека в связь с полнотой мира, в контекст мира. Преодолеть жесткую субъект-объектную оппозицию, сделать разум не стерильным, не чисто познавательным, но бытийным, личностным. Как сказал Ортега-и-Гассет: «После Декарта человек остался без мира». И вот задача его симметричная, противоположная: вернуть мир и человека друг другу. Напомнив, что нет субъекта вне объекта, и нет объекта без субъекта. И человек – это не просто абстракция, это всегда живой и конкретный человек. И человек всегда в мире, а мир дан глазами человека. И познание – это бытийный акт. Улавливаете мысль, да?
И все это описывается одной известнейшей фразой, которую цитируют во всех учебниках, и которая впервые прозвучала в этой книге: «Размышления о Дон Кихоте». Это фраза, которая может считаться девизом рациовитализма Ортеги-и-Гассета: «Я – есть я и мои обстоятельства». Вот такая странная фраза. В этой сжатой афористической фразе емко выражено все то, что я сказал раньше. То есть человек не вне мира, а часть мира. И мир не вне человека, а он всегда очеловеченный мир. Живой разум. Человек с миром слиты. Нет оппозиции субъекта и объекта. Нет стерильной бездушной единой истины, которая познается неизвестно кем и неизвестно зачем. Повторяю: вы знаете философию ХХ века, вы знаете, что самые разные философы пытались каждый на свой лад преодолеть эту субъект-объектную картезианскую оппозицию; это общая попытка самых разных философских тенденций. А Ортега-и-Гассет осуществил одну из самых масштабных попыток это сделать. Снять жесткую оппозицию: человек – мир. Человек в мире, мир через человека. Человек живой, человек целостный. Человек – не фрагмент человека. Человек – не познающая анонимная абстракция. Человек – личность. И тут мысль, которая была важна для Ницше, мысль, которая важна для экзистенциализма: познание тоже бытийный акт (я упоминал ее в связи с Унамуно).
И тут в связи с Ортегой-и-Гассетом используется термин (который обычно применяется и к ницшевской теории познания) «перспективизм». «Нельзя смотреть на мир анонимным зрачком», как говорит Ортега-и-Гассет в духе и в развитие Ницше. Познание не есть нечто объективистское, когда неизвестно кто неизвестно что объективно, бесстрастно и безразлично постигает. Я постигаю мир, и, постигая его, я уже как-то определенным образом его – мой мир! – формирую. То есть опять: познание понимается как бытийный акт.
Приведу две цитаты, благодаря которым будет вам более понятно, что такое перспективизм. «Единой и неизменной действительности, по которой можно сверять произведения искусства, не существует; действительностей столько же, сколько точек зрения. Точка зрения определяет ракурс». «Строго говоря, мы обладаем не самой реальностью, а лишь идеями, которые нам удалось сформировать относительно нее. Наши идеи – как бы смотровая площадка, с которой мы обозреваем весь мир». Познание всегда личностно, всегда активно, ситуативно и носит некий творческий характер. У каждого из нас немного свой мир. «Бог смотрит на нас глазами других людей», – не раз настойчиво повторял испанский философ.
