Кулинарная битва - Карин Джей Дель’Антониа

ни ловчить, ни рецепты красть. И к кому попало в койку лезть тоже не надо. – Мэй спустилась на ступеньку, снова понизила голос и еще раз прошипела: – Мама по-настоящему больна. Я не про дом говорю. Но, видно, тебе наплевать. Ну и черт с тобой. Я о матери сама позабочусь. Ты мне не нужна. И ей тоже.

Аманда вдруг заметила, что теперь на веранде собрались чуть ли не все камеры. И Сабрина, и…

– Мам! – Гас стоял во дворе рядом с Фрэнки и отчаянно пытался что-то сказать. а Нэнси со всех ног неслась к ней из-за угла.

– Аманда! – кричала свекровь. – Немедленно прекрати! Остановись! – Задыхаясь, она подбежала к невестке и схватила ее за руку. – Прекрати, ты себя позоришь!

Аманда оттолкнула ее руку. Она себя позорит? Она? А как насчет Мэй? И что Мэй говорит про какую-то болезнь Барбары? С Барбарой все в порядке. Барбара такая же, как всегда. Просто Мэй хочет, чтобы последнее слово за ней осталось. Хочет? Пожалуйста, пусть остается.

А с нее хватит, ей пора отсюда убраться. Отскочив от Нэнси и едва сдерживая слезы, Аманда пробежала через двор. Фрэнки попыталась ее остановить, но она только плечами передернула:

– Оставь меня, дочка, прошу тебя. Мне надо побыть одной. Хоть немного.

Ноги несли ее сами; туда, к знакомому с детства убежищу. Она обернулась – господи, зачем они все тут собрались? Не надоело им глазеть на это безумие? – и налетела на кого-то долговязого. Черные прямые волосы, совсем как у Райдера, держит племянников за руки и на нее смотрит так, будто они знакомы. Но ей-то какое дело! Аманда ринулась вперед, по знакомой старой тропинке, к дереву, которого больше нет. Куда угодно, только отсюда подальше. Подальше от камер, от людей. Где-нибудь посидеть и подумать.

Через минуту в мозгу у нее что-то щелкнуло. Джей. Это же Джей. А Мэй только что во всеуслышанье заявила, что остается в Канзасе. Аманде, конечно, все равно, но это значит, и у Мэй, в конце концов, не все так гладко.

Мэй

Джей?

В ней неожиданно поднялась волна восторга. Того самого восторга, который она всегда чувствовала в первые месяцы их романа. Тогда она ни о чем другом не могла думать – только о том, как же здорово, что они встретились, что нашли друг друга, и о том, что сделает все, только бы им всегда быть вместе. Но сейчас ее радость тут же померкла от страха. Что он делает здесь, среди рухляди и мусора, копившихся десятилетиями?

Сабрина махнула в сторону Джея, и одна из камер послушно последовала за ее рукой, а другая осталась нацеленной на Мэй, застывшей под пристальным взглядом мужа. Как она все это ему объяснит? Все: дом, мерзкую сцену с Амандой, когда она у всех на глазах, как склочная базарная баба, столкнула сестру с веранды, свое заявление о том, что остается в Канзасе, которое она только что орала перед камерами и перед Сабриной? Джей сейчас возьмет и попросту выключит камеры, но матери победа в «Кулинарных войнах» нужна гораздо больше, чем Мэй могла раньше себе представить. А значит, каким-то образом Мэй должна довести «Войны» до конца, и Джей не должен ей в этом мешать. а знает ли он вообще, что это дом ее матери? И как он здесь оказался?

За спиной Мэй по доскам дощатого пола веранды застучала палка Эйды:

– Не пора ли вам, девочки, перестать ссориться? Пора бы и за работу взяться. Твоя мать…

Эйда замолчала. Поняла, что веранда их дома теперь превратилась в сцену, свободной рукой поправила волосы, выпрямилась и покровительственно улыбнулась. Как играть свою роль, двоюродная бабушка знала прекрасно.

Свою роль Мэй тоже сыграет до конца. Забудь ссору с Амандой. Сделай вид, что ничего не случилось. Начинай новый эпизод. Мэй сбежала со ступенек и обхватила Джея – до чего он длинный и тощий. Он что, похудел за время ее отъезда? Больше всего на свете ей хотелось вот так его обнимать, но больше всего на свете она боялась, что он ее оттолкнет. Сейчас он, конечно, положил руки ей на плечи. Но вдруг это ничего не значит? Вдруг он оглянется, поймет, что происходит вокруг, и сразу ее бросит?

– Пожалуйста, послушай меня, – выдохнула она ему на ухо, ощущая запах его любимого мятного шампуня и мягкую щетину возле уха, где ему никогда не удается как следует побриться. Она поцеловала его по-настоящему, крепко и искренне, и почувствовала, что он ответил ей тем же: почувствовала его нежные губы, почувствовала, как его руки одновременно и расслабились на ее плечах, и сжали их крепче. От их прикосновения ей стало невероятно хорошо. Но едва он отступил от нее на шаг, в горле у Мэй встал ком, и ее охватила паника. Не дай бог, он сейчас что-то предпримет – тогда всему конец.

Мэй теперь знала, чего она хочет. Она хочет, чтобы Джей понял ее, как Патрик понимает Кеннета, чтобы он с ней здесь остался, взялся с ней вместе за «Мими» и чтобы вместе у них все получилось. Но ждать, что Джей на все это согласится, у нее нет никакого права, нет даже права об этом его попросить. По крайней мере до тех пор, пока она не покажет ему и дом, и городок, которые сделали ее такой, какая она есть. И теперь ей придется признаваться ему перед камерами, а ведь он именно камеры и ненавидит. К тому же, во всеуслышанье оповестив мир о своих планах, она только что поставила его перед фактом. Не посоветовалась, не спросила его мнения – все вышло так, как ей меньше всего хотелось. «Я здесь, и я заявляю, что остаюсь…» Но ведь план-то у нее отличный. Разве Джей не этого хочет? Он согласится… Он услышит ее… Когда она ему все расскажет и объяснит… Если, конечно, дело у них дойдет до объяснений.

Мэдисон и Райдер были счастливы, что и мама, и папа опять с ними вместе. Но сына с дочкой раздирали противоречия. Сидя на бедре Джея и обвив вокруг него ноги, Райдер тянулся к Мэй, а Мэдисон, стараясь забраться повыше и подняться на следующую ступеньку их семейной лестницы, встала Мэй на ногу, чтоб достать до папы и брата.

Мэдисон сделала пару шагов и потянула их всех за собой. Мэй взяла Джея за руку и с облегчением ощутила, что на ее немое приглашение он ответил, хотя сам ее