Мы воплотим богов - Девин Мэдсон

в лицо. Капли попали на маску, и я задохнулась от потрясения, а матушка Ли бросила последний взгляд на Ауруса, развернулась и зашагала обратно к городским воротам.

– Что ж, – произнес ничуть не смутившийся Аурус. – Это было неожиданно. Тем не менее, я считаю, что все прошло неплохо.

Весь обратный путь мы молчали. Аурус, несомненно, планировал дальнейшие шаги, а я не могла думать ни о чем, кроме ветерка, охлаждавшего влажную ткань на лице. Матушка Ли ненавидела меня. Не за то, что я сказала или сделала, а просто за само мое существование – левантийки, облаченной в священные одежды Чилтея. Я пыталась убедить себя, что она ненавидит только мантию и маску, но ведь она видела их с того момента, как я прибыла.

– Они встретятся с нами на поле боя? – спросила я, когда мы подъезжали к лагерю, а свита тащилась позади.

– Полагаю, что так, – ответил Аурус, взглянув на меня. – Вы должны повести солдат на бой, но затем держаться позади и беречь себя. Я выбрал несколько всадников охранять вас. Они не так искусны, как левантийцы, но, надеюсь, справятся, пока вы не сможете выбраться оттуда.

– Думаете, я не могу сражаться?

– Я этого не говорил. Вы были капитаном Клинков. Полагаю, вы великолепно сражаетесь, но, учитывая поврежденные глаза и вашу значимость, я считаю неразумным сражаться серьезнее, чем необходимо для вида.

Мы быстро приближались к лагерю, и времени оставалось всё меньше. Я кашлянула и сказала:

– Я не знаю, какую сделку вы заключили с заклинательницей Эзмой, но она угрожала увести своих Клинков, если я не назову себя Вельдом перед битвой. У меня не было выбора, кроме как согласиться. Я просто… хотела предупредить вас.

Забыв о том, что лошадь несет его в сторону нарастающего шума лагеря, Аурус пристально смотрел на меня, между его бровями появилась легкая складка.

– Интересно, – сказал он. – А что, если…

Он замолчал, погрузившись в свои мысли.

– Если?

Он поморщился, как будто забыв о моем присутствии.

– Спасибо, что сообщили. Знание – лучшая подготовка к любым случайностям.

В лагере вскоре начался хаос. Забегали солдаты, гонцы помчались в лагерь левантийцев, все кричали. Я ничего не понимала и стояла с Итагаем посреди бушующего лагеря, словно во сне. Время от времени я замечала Ясса и остальных, неохотно помогавших с лошадьми, но большую часть времени была одна. Сколько бы чилтейских солдат ни преклоняло передо мной колени для благословения, я чувствовала себя все более невидимой, просто мантией и маской, безжизненной белой оболочкой, сквозь которую никто не хотел видеть меня саму. Кроме матушки Ли, с ненавистью шипящей мне в лицо.

Подхваченные волной моих решений, мы вскоре вышли из лагеря в сторону Симая. Кисианские солдаты уже стояли на поле. Их было много, и они доставили бы хлопот чилтейским войскам, но гурт конных левантийцев сомнет их, словно окровавленную бумагу.

Я много раз участвовала в сражениях и засадах, защищала свой гурт и никогда не уклонялась от опасности, но почему-то сейчас, когда я сидела на коне во главе объединенных сил левантийцев и чилтейцев у стен города, который мы однажды уже завоевали, сердце колотилось от неведомого ранее страха. Момент истины. У нас должно получиться. Будущее, о котором я мечтала, зависело от пролитой кисианской крови.

Остановившись и повернувшись лицом к своей армии, я подумала о матушке Ли. Об Эзме, Рахе, Гидеоне и гуртовщиках на родине. Чего никогда не понимал Рах и всегда знал Гидеон – нет никаких богов, воздающих по справедливости, идеалы предназначены для идеального мира, и придерживаться их, когда больше никто этого не делает, – верный путь к смерти и разрушению. Это было неправильно, но из всего, что я уже сделала, служа своему народу, солгать и повести левантийцев в атаку на город, не сделавший нам ничего плохого, оказалось легче всего.

– Я стою перед вами как Вельд, избранник Единственного истинного Бога, – начала я, и Эзма стала торжествующе переводить. Вскоре и Ошар добавил свой голос, чтобы все меня слышали. – Я поведу вас к победе над этим городом, и мы сделаем первый шаг к возрождению святой империи! История с нами! Вера с нами! Бог с нами! Такова наша судьба!

Раздались одобрительные крики. Люди поднимали к небесам клинки, луки и копья, словно бросая вызов самим богам. Грохот щитов, сапог и копыт соединял нас ради общего дела.

С ликованием в душе я развернула Итагая к городу и ждущей нас вражеской армии, и с кровожадным ревом мы ринулись в атаку.

17

Рах

Мы скакали на юг, стараясь давать отдых лошадям. Хорошо отдохнувшая лошадь готова ко всему – разумная предосторожность в то время, когда мы могли быть уверены только в существовании Эзмы, а где она, сколько у нее Клинков и что она замышляет, было неведомо. С каждым мгновением детали казались все менее важными, отступая перед необходимостью избавить левантийцев от бывшей заклинательницы раз и навсегда.

Гидеон ехал впереди и спрашивал каждого встречного кисианца об Эзме. Следовать за ней оказалось очень просто. Она не старалась слиться с толпой и не пыталась скрыть головной убор, который я стал считать короной, и любой незнакомец мог указать нам верное направление.

Очередной раз поговорив со стариком, пасущим свиней, мы снова поехали бок о бок на юг. Все время на юг. Меня начала грызть догадка о том, куда направляется Эзма.

– А скажи-ка, – вдруг спросил Гидеон, вытаскивая жука из гривы Орхи и не глядя на меня, – что ты собираешься делать, когда мы найдем ее?

– Пока не знаю, – солгал я.

Смахнув надоедливого жука, Гидеон бросил на меня скептический взгляд.

– Однажды ты пошел против нее и объявил Разделение. Те, кто хотел тебя послушать, уже послушали. В этот раз ничего не изменится, тем более что она почти всех настроила против тебя.

Мне нечего было ответить. Он прав, но это не имело никакого значения.

Некоторое время мы ехали в молчании, которое могло бы быть дружеским, но Гидеон явно хотел сказать что-то еще, и это нарушало мое спокойствие, словно нытье ребенка.

Наконец он решился.

– Ей не понравится, если ты снова встанешь у нее на пути.

Скорее предостережение, чем вопрос. К счастью, я не рассказывал ему, как Эзма объявила кутум, а Деркка опоил меня, иначе предостережение было бы куда жестче.

Я ничего не ответил, и Гидеон вздохнул.

– Что бы ты ни сделал, тебя за это возненавидят, – сказал он, разглядывая уши своего коня. – Если снова пойдешь против нее. Если бросишь