Нас было тринадцать - Леонид Бобров

Слова Петровича и обрадовали и испугали меня. Я чувствовал себя невольным виновником напряженности, которая возникла в лаборатории за последние дни, и считал своим долгом выправить положение. Но, с другой стороны, лишь теперь я почувствовал всю тяжесть ответственности. Обстановка в лаборатории, климат, наконец, судьбы людей зависели от меня.

— Сделаю все, что смогу, Сергей Петрович, — ответил я необычным для себя, тихим голосом. И потом, уже более уверенно: — А может быть, не теряя времени, и начнем. Попытайтесь вспомнить, не заметили ли вы в тот день, примерно за час до гибели Виктора, что-нибудь необычное кого видели, словом, как вы сами провели этот час?

— Этот час? Работал в мастерской, ремонтировал клапан камеры Вильсона. Потом пошел на кухню, чайку захотелось. Там были Елизавета Ивановна и Вера Львовна. Собирались вместе что-то испечь. Просидел я на кухне недолго, пока сирена не завыла. Вот вроде и все.

— А сколько примерно?

— Минут десять, может, чуть больше… Да, еще вспомнил. Когда я шел на кухню, меня Петя чуть с ног не сбил наткнулся на меня у самой лестницы.

— Сергей Петрович! Вот здорово. Если Петька за десять двенадцать минут до сирены еще в доме был, значит, с ним полный порядок. Спасибо…

Петю я нашел в пристройке, где было сосредоточено электрохозяйство. В замасленном комбинезоне, который висел на тощем теле, как на вешалке, он стоял у динамо-машины и протирал графитовые щетки. Встретил он меня неприветливо:

— Ну, чего пришел? Видишь, я занят. Я сел на табуретку, закурил. Как начать разговор? Как сломать стену неприязни, даже враждебности, которая почти на глазах выросла между нами?

— Послушай, Петя. Ты парень разумный. Давай начистоту. Ну, предположим, мы решим разговоры о смерти Виктора прекратить, обо всем забыть, взяться за работу. Не получится ведь. Будем думать, гадать, сомневаться… Кто-то кого-то будет подозревать, кто-то переживать, что его подозревают…

— Сам виноват.

— Что сделано — сделано, назад не повернешь. А выход искать надо. Нам жить и работать вместе. До весны далеко.

— Что же ты предлагаешь?

— Б. В. и Петрович уверены, что Виктора столкнул кто-то чужой. И я так думаю. Но надо это доказать, доказать так, чтобы ни у кого не могло быть никаких сомнений. Нельзя ждать до весны. Надо сейчас все распутать.

Я продолжал говорить в том же духе. Была в моих словах и внутренняя убежденность и, как мне кажется, логика. Петя слушал все более внимательно.

— Ну, и как же ты собираешься распутывать? — спросил он.

— Один я ничего не добьюсь. Нужна помощь. Подключись к этому делу. Помоги мне.

Глаза у Пети заблестели. Он был большой любитель детективной литературы. Попросив его о помощи, я затронул чувствительную струнку.

— Помочь? А что я должен делать?

— Для начала вспомни, как ты провел тот день, вернее первую половину, кого видел? Вспомни каждую мелочь, каждую подробность. Потом подумаем, что делать дальше.

— Ну, что ж, попробую, — произнес задумчиво Петя. — После завтрака я пошел к себе в радиорубку. В одиннадцать начиналось наше время для связи с Москвой, а у меня приемник барахлил. Провозился я довольно долго, еле успел к началу сеанса. Помехи в тот день были сильные. Наконец, удалось связаться. Передал, принял, что следовало, закончил сеанс, тут крик и раздался. А что было дальше, ты знаешь. Я уже раньше подробно рассказывал.

— А после сеанса ты долго оставался в рубке?

— Да минуты две-три, не больше.

— Понял. А теперь вспомни. Когда, услышав крик, ты выскочил из дома, никого не встретил?

Петя задумался.

— Да, да вспомнил. В коридоре о палку Петровича споткнулся, чуть с ног его не сбил.

Все стало ясным, все сходилось.

— Эх, Петька, садовая голова! — воскликнул я. — Не понимаешь, какие важные вещи ты вспомнил! Теперь не только к тебе, но и к Петровичу ни один черт не прицепится.

Петя стоял довольный, сияющий. На его лице расплылась широкая улыбка, хотя, кажется, он и не очень понимал, что, собственно, столь важное было им сказано.

Я направился к двери.

— Игорь, постой. А дальше-то что делать?

— Не спеши, подумать надо, — бросил я на ходу.

Настроение у меня было приподнятое. Все шло успешно. Из пяти оставались только трое — Б. В., Листопад и Гиви.

Глава VII

Утром меня разбудил Олег:

— Вставай, смотри, какое утро. Пошли делать зарядку на свежем воздухе.

Мы немного побегали, потом побоксировали, потом перешли к упражнениям для ног.

— Ну и лентяй. Почему ноги так низко поднимаешь? Смотри, — сказал я, взмахнув ногой почти перед носом Олега.

— Хвастай больше! Был бы моего роста, не выше меня поднимал бы.

— Минуточку, — остановил я Олега, — до какого места моей спины ты можешь достать ногой? Попробуй.

— Да зачем тебе?

— Попробуй, потом скажу.

Я повернулся спиной к Олегу, и вслед за этим его нога коснулась моей спины чуть пониже лопаток.

— Нет, не так. Отойди шага на два-три и ударь ногой в спину, как можно выше и сильней.

— Ты серьезно? Сильно ударить? Ну, если ты просишь, отказать не могу.

Через минуту, получив сильный удар пониже спины, я лежал, зарывшись головой в сугроб. Встревоженный Олег бросился меня поднимать. Я встал очень довольный.

— Покажи, как бил.

Олег сделал большой шаг левой ногой, одновременно согнул правую в колене, прижал бедро к животу и с силой выбросил ногу вперед.

— А чем ударил? — спросил я.

— Всей подошвой кедов.

— Почему выше не ударил? В поясницу. Ведь я просил как можно выше. В первый раз ты почти до лопаток достал.

— Но тогда сильного удара не будет. Ты же просил сильно. Можешь наконец объяснить, что за странные упражнения придумал?

— Могу. Б. В. примерно одного роста с тобой. А Виктор был чуть выше меня. Вот, теперь ясно, что Б. В. физически не мог нанести Бойченко сильный удар в поясницу.

— Ах, вот оно что, — проводим следственный эксперимент! Кажется, так это называется. Тогда давай подумаем, нельзя ли его использовать для остальных? Кто еще у нас высокий?

— Гиви примерно такого же роста, как был Виктор. Листопад лишь немного пониже. Оба они достаточно крепкие, сильный удар нанести могут. Ну, еще Петя, Харламов, Кронид высокие…

— При чем тут Петя и Харламов. С ними все ясно. Ты бы еще себя вспомнил, тоже высокий. А вот что придумать для Гиви и Листопада…

День прошел без особых происшествии. Ничего путного в голову не приходило. Тем не менее определенный успех был, и я решил обрадовать товарищей первыми результатами.

Ужин проходил в угрюмом молчании. Место Гиви пустовало: он был нездоров. Когда тетя Лиза подала чай, я встал и попросил меня выслушать.

— Товарищи, я понимаю ваше настроение и даже ваше… ваше отношение ко мне. Не буду сейчас оправдываться. Поверьте, мною руководят самые добрые намерения. Важно другое. В течение вчерашнего дня и сегодняшнего утра мне удалось многое выяснить и хотелось бы сейчас с вами поделиться.

Я кратко изложил содержание своих бесед с тетей Лизой, Петровичем и Петей. Потом рассказал про утренний эксперимент.

— Итак, — закончил я, — теперь остается доказать непричастность Гиви и Андрея Филипповича. Я уверен, что и здесь все будет хорошо. Тогда станет окончательно ясным, что в гибели Бойченко виновен кто-то посторонний.

Реакция на мои слова была совсем не такой, как я ожидал. Никто не проявил радости, не подбодрил меня. Увлеченный успехом, я в тот момент не понимал, что чем шире круг лиц с твердыми доказательствами непричастности к гибели Виктора, тем более сгущаются тучи над остальными. Но Листопад, по-видимому, понимал это предельно четко. Он сидел за столом угрюмый, неподвижный, опустив голову на руки. Затем откинулся на спинку стула и каким-то злобным голосом сказал:

— Понял, все понял. Прикрыли заведующего и парторга. Потом и Брегвадзе прикроете. Все свалите на. Листопада, нашли козла отпущения.

Он встал и, как-то сгорбившись, направился к двери.

— Андрей Филиппович, вы не встречались ранее, лет пять назад, с Бойченко? — неожиданно спросил его Олег. Листопад только махнул рукой и вышел из столовой.

Я с удивлением посмотрел на Олега. У него было необычное выражение лица. Казалось, что под маской равнодушия он что-то скрывает. Олег перехватил мой взгляд и чуть заметным движением головы предложил выйти.

— С чего ты это? Разве они раньше встречались? — кинулся я к Олегу, как только мы оказались одни.

— Потерпи. Сначала хочу рассказать некую историю.

— Какую историю? При чем тут истории? Я тебя про. Листопада спрашиваю.

— Молчи и слушай. Лет пять назад в повестке дня очередного заседания ученого совета одного московского НИИ, — с некоторой торжественностью начал Олег, — значилась защита кандидатской диссертации. Об этой диссертации говорили во всех лабораториях института и даже в других организациях. Ходили слухи, что диссертант сделал открытие, обнаружил новый эффект, что ему собираются сразу присвоить доктора наук.