Нас было тринадцать - Леонид Бобров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С нетерпением я ждал перерыва на обед. Марина и Гиви ушли первыми. За ними Олег, которому я шепнул, что задержусь. Листопад возился с прибором. После вчерашнего вечера он стал еще более сторониться товарищей.
— Андрей Филиппович, — спросил я его, когда мы остались вдвоем, — ведь в тот день на вас не было ботинок с триконями, почему вы не сказали?
Листопад обернулся и посмотрел на меня удивленно в радостно.
— Как вы узнали об этом? — воскликнул он. А потом тихим голосом, в котором чувствовалась горечь и безнадежность, добавил: — А кто бы поверил? Вы ведь знаете, почему…
Обедать мы пошли вдвоем. Андрей Филиппович по-прежнему был молчалив. Он, видимо, измучился за последние дни и не сразу приходил в себя.
Когда мы были уже у базы. Листопад спросил:
— Но вы скажете, всем скажете насчет ботинок? Это надо сделать. Боже, что они думают обо мне!
— Конечно, скажу, — ответил я. — Только не сейчас, не при Гиви. Скажу всем сегодня же.
Глава IX
Несмотря на взбучку, полученную от Б. В., после обеда я не пошел на Альфу. Заставить себя работать или хотя бы создать видимость работы было выше моих сил. Физика, космические лучи-все это отошло от меня куда-то…
Я заперся в своей комнате и продолжал думать.
Итак, остался один Гиви…
Как могли развиваться события? Гиви, как и все остальные, знал, что Виктор около двенадцати должен был пройти по дороге, направляясь с базы на Бету. В одиннадцать двадцать Гиви вышел из Альфы. Крик Виктора раздался в одиннадцать тридцать пять. Гиви утверждает, что услышал крик, когда спускался по тропинке. Но весь спуск от Альфы до дороги занимает минуты три, от силы — четыре.
Где был Гиви двенадцать минут? Можно себе представить, что по пути он на несколько минут задержался. Но не на двенадцать же!
Предположим, что Гиви быстро спустился к дороге и стал ждать Бойченко. Когда Виктор прошел мимо тропинки, Гиви направился следом за ним и… Дальше при желании все было легко додумать. Но ведь это ужасно. Все рассчитано, продумано.
А если иначе… Гиви спустился на дорогу, встретил Виктора. Быть может, он действительно искал этой встречи хотел объясниться, поговорить о Марине. Или, возможно, встреча произошла случайно. Минут пять-семь они говорили. Страсти накалились. Дело дошло до драки…
Несколько раз я продумывал все возможные варианты, и каждый раз неумолимая логика приводила меня к одному и тому же вопросу: где был Гиви двенадцать минут? Менялись оттенки, но суть оставалась прежней.
Я взял с полки книгу, попытался читать. Но слова и строчки скользили мимо моего сознания. Виктор… Гиви… Удар ногой…
Наступил вечер, а с ним и время ужина. Я поплелся в столовую, сел на свое место и, ни на кого не глядя, ковырял что-то в тарелке. Впрочем, кажется, все вели себя примерно так же.
После ужина столовая быстро опустела. Только Кронид Августович и Петя сели за шахматы. Я попробовал последить немного за игрой, но так и не понял, что происходит на доске, и отправился к севе.
Дверь в комнату Гиви была закрыта неплотно, и до меня донесся приглушенный шепот Марины:
— Гиви, родной мой! Я люблю тебя. Я верю тебе.
Я понимал, что подслушиваю чужой, сугубо личный разговор, чувствовал, что краска заливает мне лицо, но уйти не мог. Какая-то сила не давала уйти.
А Марина продолжала:
— Ну, Гиви, почему же ты молчишь? Скажи что-нибудь. Поругай меня как следует! Да, я дура, я кокетничала, флиртовала, но он мне не был нужен. Ты ходил мрачный, злой, ревновал, а я говорила себе: «Гиви меня любит». Только ты, только ты один существуешь для меня. Ну, почему ты молчишь? Скажи что-нибудь. Я люблю тебя. Мы будем всю жизнь вместе.
— Эх, Маринэ, Маринэ, что ты наделала. — В тихих словах Гиви прозвучали и горечь, и тоска, и безнадежность.
Чьи-то шаги послышались в конце коридора. Я опомнился и быстро ушел в свою комнату.
Долго я лежал в темноте, не зная, что теперь делать. Снова заняться, холодными логическими выкладками: «Гиви был тут, Виктор шел там?.. Где был Гиви двенадцать минут?»
— Ты что в темноте? — сказал Олег, входя в комнату и пытаясь ощупью найти выключатель.
Олег сел, закурил.
— Как тебе удалось разобраться с ботинками. Листопада? — спросил он.
Я рассказал о беседах с тетей Лизой и Петей.
— Не было триконей, этим все решается, — закончил я.
— Да, если это действительно так. Но у меня сомнения. Прежде всего поскользнуться можно и в ботинках с триконями, если ступить на чистый твердый лед. Маловероятно, но можно. Поэтому свидетельство Пети не вполне убедительно.
— Но ведь тетя Лиза утверждает то же, что и Петя.
— Это я понял, — продолжал Олег. — Но и тетя Лиза едва ли твердо помнит, в какой обуви был Листопад. Сейчас поясню. Когда речь шла о Петровиче, она рассказала, что при звуке сирены он вскочил и опрокинул стакан с чаем. Это мелочь, но мелочь, которая оставляет след в памяти. В случае с Листопадом такой яркой, запоминающейся детали не было, поэтому тетя Лиза могла ошибиться.
— Хватит. Ты уже решил, что Листопад виновен, и слышать ничего не хочешь. Факты — ты их не видишь. Но Листопад был без шипов, понимаешь — без шипов. Откуда синяки?
— Не кипятись, Игорь. С фактами, конечно, не спорят. Но, повторяю, поскользнуться можно и в ботинках с триконями. А тетя Лиза… Постой, разве не мог Листопад принести на кухню дрова, и лишь потом переобуться?
Видимо, Олег находился под сильным впечатлением истории с защитой диссертации. Возможно, он примирился с мыслью о виновности. Листопада и недоверчиво воспринимал все то, что ей противоречит. Я же не хотел расстаться с сегодняшним успехом. Разговор с тетей Лизой я в особенности с Петей убедил меня в невиновности. Листопада. Мне казалось, что остается сделать один шаг — снять возможные подозрения с Гиви и этим исчерпать дело. Сомнения, высказанные Олегом, отбрасывали меня назад.
Стук в дверь прервал наш спор. Вошла Марина.
У нее были покрасневшие, заплаканные глаза. Густые, длинные волосы цвета спелой ржи причесаны наспех. На лице следы пудры.
Марина молчала, не зная, с чего начать разговор. Ее пальцы нервно теребили край кофточки. Потом она закурила, тут же с непривычки закашлялась и с отвращением потушила папиросу.
Наконец Марина заговорила:
— Мальчики, происходит что-то ужасное. Гиви в отчаянии. У всех алиби, вы его подозреваете, но…
— Почему, — перебил Марину Олег, — почему его, а не. Листопада?
Марина посмотрела на Олега, потом на меня. У нее был измученный взгляд.
— Но Андрей Филиппович в тот день был в ботинках без триконей, — сказала она.
— Откуда ты знаешь? — спросили мы почти в один голос.
— Гиви мне сказал. Он это хорошо помнит.
Мы с Олегом переглянулись. Кажется, одна и та же мысль мелькнула у нас. «Уж Гиви в этом вопросе верить можно. Листопад — вне подозрений. Но тогда…»
— Мальчики, послушайте, — продолжала Марина. — Гиви не мог это сделать. Вы его совсем не знаете. Он не мог… Мы знакомы почтя три года. Он смелый, честный, благородный. Он не мог ударить ногой, подкрасться и ударить сзади, в спину… Понимаете, не мог!..
Марина зарыдала.
Мы пытались ее успокоить, говорили, что тоже не верим в виновность Гиви, дали ей воды. Марина сделала несколько глотков, ее зубы стучали о край стакана…
— Но если это так, — продолжала Марина, несколько успокоившись, — то сделайте что-нибудь. Докажите, что он невиновен. Подумайте, вы же умные, вы можете. Я прошу вас.
Кажется, она считала, что алиби — это любое доказательство невиновности.
Марина посидела еще несколько минут и ушла.
— Я действительно не могу поверить в виновность Гиви, — нарушил молчание Олег. — Он мог встретиться с Виктором, вспылить, подраться, наконец, если хочешь, вызвать его на дуэль, как ни смешно это звучит в наше время. Но он не мог его ударить в спину… Удар сзади? Нет, это не Гиви!
— Но как это доказать? Как доказать?! — воскликнул я. — Марина влюблена в Гиви, ее слова никого не убедят, а твои рассуждения о характере Гиви, о дуэли — подавно…
Было уже поздно, Олег поднялся, чтобы идти к себе.
Неожиданно появился Петрович.
— Не спите, ребята? Так я и думая. Хочу с вами посоветоваться, — сказал он, тяжело опускаясь на стул.
— Плохо идут дела у нас в лаборатории. Погиб человек, наш товарищ. Это кого хочешь выбьет из колеи. А тут еще выясняется, что погиб он не случайно. Вот и получилось работа стоит, коллектив распался. Кто-то с недоверием смотрит на Брегвадзе, кто-то на. Листопада.
— С Листопадом все прояснилось, — перебил я и рассказал то, что удалось узнать в течение дня.
— Только непонятно, почему Гиви, зная, что Листопад в тот день не надевал ботинок с триконями, ничего об этом не сказал.
Петрович задумался.