Сиреневая драма, или Комната смеха - Евгений Юрьевич Угрюмов

георгины, ни васильки, ни лютики, а

цветки!

«Во мне, – говорила себе очарованная Лиза, – во мне есть всё от всех цветков

мира! Я пылкая, как гвоздика, я смелая, как пион, я, как мак – вдохнув моих

ароматов, забудешь всё на свете – все, что до меня было; я звонкая, как лилия,

Светло-зелёный – надежда,

Коричнево-жёлтый – свидание и целование,

Жёлтый – сомнение,

Осиновый с песочным – «всего хватает».

1Первая часть «Пасторальной симфонии»(быстро, но не очень (итал.)).

2Так называется первая часть «Пасторальной симфонии».

3Любимая тональность автора.

20

коварная, как лотос, душистая, как дикая мята, я обворожительная и легкая, как

омела, зато и любопытная, как она, и болтливая, как колокольчик, я горькая, как

полынь, терпкая, как тёрн, застенчивая, как красавка… как магнолия я – первая

из первых. Ты похитил меня, фиолетовый герой, скромную и сказал: «Навсегда

будь ты богиней цветов! »1 Как же богиня всех цветков может быть похожа на

один какой-то цветок?»

Ах! Оле-ой! Оле-ай! Оле-э!

Клумба всколыхнулась… неистовый, ещё заточённый аромат, ещё только

подёрнутые желанием веки, ещё только спелёнатая, но уже губчатая жажда

(коварная очковая лента, разомлевшая от жары солнца, но уже снова охваченная

тоской жалить и убивать) зардела; заалела – ещё волооко; запламенела – чуть

ещё только; ещё не наступил час её откровенных откровений и страстных

страстей, ещё просыпалась она наружу намёками, непрозрачными ещё

смыслами, ещё созрели лишь недосказанности: вокруг да около, сходились

жеманно, томно и сладко расходились, приседали, кланялись, глядя из под

ресниц: шассе, жете, ассамбле, па-де-баск, па-де-бурре, па-де-зефир…

– …бедный Коко…

– … праздный Мур…

– … совсем ещё он юн…

– … а этот – так, забавник…

– … а этот так…

– … всего лишь маленький грешок…

– … простушка Ло…

– … жаль только, что…

– … влаголюбивая…

– … прелестна…

– … ах, вертопрах!..

– … ах, вертихвостка!..

… ах, анорак, ах, аргамак, ах, арабески и ареал, и арахис, и антрацит, и

антраша… и… потянулась, посунулась стеблями и колосьями: прямостоячими,

разветвлёнными, бороздчатыми, ребристыми, голыми и паутинистыми и

заходилась листками, густо опушенными; всё наружу: венчики, рыльца,

пестики, сама завязь, сквозь которую проступает сама семяпочка на

цветоножке; всё! – только, выбери меня…

– нет! меня…

– нет меня!..

…и разорвались покровы – с треском, будто сам Господь Саваоф разодрал

завесу в храме, и открылись вежды, и вконец распеленалась жажда, и вырвался

на волю неистовый аромат. В оркестре резко вступили басы, виолончели, альты,

скрипки, литавры… да что там говорить – не удержался весь оркестр. Внучка

ошалела от умопомрачительного тутти и от (повторюсь ещё раз) неистовых

ароматов. Это был – настоящий бал. Зала наполнилась испарениями (читай

1

Овидий, «Фасты», кн.V, ст. 212.

21

ароматами) рвущихся к опылению… изломы рук, линии плеч – изменяющиеся и

упархивающие, противодвижения корпуса… paschasse, balance, pas de basque,

entrechat quatre…

С молодой морской Селёдкой

Пляшет весело Омар.

Как угнаться за молодкой,

Если ты и слаб, и стар?1

…ароматы наслаивались друг на друга, смешивались друг с другом и

умножали свои силы, превращаясь в то, что называется афродизиаками…

Возлюбленный!

…вот так кадриль…и что же? дальше надо писать только стихи?.. но

удержусь…

Возлюбленный!

Вдруг всё замерло (мотылёк, прихлопнутый неожиданной ладошкой;

смертоносный меч и последний вскрик). Парок поднимался над

взбудораженной клумбой. Стало так тихо, что слышно было, как в Австралии

австралийский цветок орхидеи Chiloglottis распускается, чтоб совратить самца

осы, вида Thynnine wasp. Ещё тикали часики, будто это были не часики, а

часовой механизм…

Внучка – розовая невеста. Господин с зонтиком в ржавом фраке с

фиолетовой манишкой и фиолетовыми же манжетами… внучка закрыла

глаза… ах, бабушка!

– Простите?..

С ц е н а п я т а я

О любви, ланитах, убежищах, нежных играх и ласковых тёплых

дождичках. О красоте, которая у каждого своя и о богине Коре.

Испаряясь, соки поили воздух. Воздухом дышали ветер, бабочки, стрекозы,

пчёлы, ромашки… шизонепетки многонадрезные… и Лепушок вдыхал полной

грудью ароматы любви…

Нарциссы и фиалки среди мхов

Стреляют в мозг, и

кто бы ни сомлел

От этих метких

ароматных стрел?2

1Снова из «Алисы»

2Перси Биши Шелли, «Эпипсихидион» (то, что в душе) пер. К.Бальмонта.

22

…и сначала возникало общее чувство, и от него замирала, прислушиваясь, и

немела в неизведанности та или другая часть тела. А потом он увидел её:

манящую, лакомую, нежную, призрачную, жаркую, грустную, светлую,

стихийную, звёздную, солнечную, лунную – да что там говорить, мысли

покатились шарами. Шары, с головным грохотом, ударялись друг в друга – то

глухо и ритмично, то стучали, будто по барабану в духовом оркестре, то без

порядка и очереди, то синкопами (ямб) и хореями, амфибрахиями и дактилями,

и анапестами, и бакхиями, и антибакхиями, с амфимакром и пеонами – первым,

вторым, третьим и четвёртым, и спондеем стучали, и пиррихием, и молоссом,

(пусть простят меня трибрахий и пятисложные – дохмий и ряд других) казалось,

что это стучит и вот-вот выскочит сердце.

«Прекрасны ланиты твои под подвесками… шея твоя в ожерельях… глаза

твои голубиные… лилия между тёрнами… сотовый мёд каплет из уст твоих,

невеста…

Мирровый пучок – возлюбленный мой… яблонь между лесными

деревьями… нарцисс Саронский…»1

Но как, же это возможно? в мириадах ланит и ожерелий не пропустить,

увидеть, узнать её, её единственную?

Лепушок пробивался сквозь уймы излучений, потоки струй, лавины кликов

и фонтаны выкликов: к ней, туда, на опушку, где жила она со своим бирюзовым

семейством…

…луга расстилаются под ногами, тёрн и всякое терние отступают и

удивляются, а источники шипят от прикосновений… туда, в прохладу роз, в

тень тамарисков, в ямочку, в ложбинку…

Началось с дождя. Надо было спрятаться. Этого им хотелось. Спрятаться. И

дождь помог.

Убежище: стог сена, куст сирени, кладовка; с голубым сквозь щели свода

светом пещера, парадный подъезд, тёмная лестница, лампочка, заброшенный

ларёк, запах карамельных конфет, подвал-котельная, герань в горшке; чердак в

белых цветах и вспорхах голубей; ночные бабочки, поводящие крыльями в

сияниях луны…

Нежная игра: прижать к губам, прильнуть к затылку, привлечь на грудь,

закутаться в волосах, нюхать запах тела, руки на плечи, обвивать шею, впиться

в губы, когти, пальцы, исступленья, мять, лизать, покусывать, ласки, лакомые

лакомки, ласкать, голубить, миловать, сластёны сладостные сладкоежки,

ласкаться, ластиться.

Ласковый будто тёплый летний дождик; прозрачными сделал одежды её;

растаяли платья от оплетающих прикосновений; её грудь – кувшинка полей -

подалась вперёд навстречу шепчущим изгибам губ, изгибами к изгибам

прилипающих, приникающих к влажным набирающим силы потокам…

Невыносимое «скорей», «дальше», но кто может оторваться от того, что уже

есть?