Сопровождающие лица - Фоззі

– Мы хотим написать о вашем центре, чтоб люди знали.

– А там написано.

«От же ж Хонгильдон[18]», – подумал Цыпа, обозлившись, но решил давить дальше.

– Вам это тоже нужно, это реклама… Бесплатная! – Он сделал акцент на последнем слове, скорчил важную рожу и скрестил руки на груди, как военачальник, оглядывающий поле битвы.

Кореец помолчал, потом сел в кресло напротив, поправил стрелочки на брюках и скомандовал тетке в халате с драконами:

– Цай нада. И Бэла зови.

Ну, хоть чай, уже хоть что-то.

Женщина обернулась быстро, молчание не успело стать гнетущим. Чая она не принесла, зато привела с собой какую-то девушку славянской внешности в скромном платье стиля «А вот от бабушки осталось».

– Бэла, – представилась та и скромненько уселась на краешек дивана, ближе к корейцу.

– О, а я терц[19], – Цыпа не отказал себе в удовольствии завернуть шуточку, профессор же в который раз фыркнул. «Зачем только я его взял?» – подумал Цыпа и в третий раз за последние четверть часа назвался корреспондентом Аристархом Катафотовым. Повторил всю бодягу про газету и читателей, жаждущих излечиться от всех болезней в «Линии жизни».

– Это очень хорошо, – осторожно проговорила девушка, бросив взгляд на надутого корейца, видимо, за одобрением.

– Согласен. Значит, нам с коллегой надо какой-то живинки, где вы были, кого лечили, а общую информацию мы возьмем из рекламы. – Фраза склеилась гладко, и Цыпа улыбнулся, на сей раз совершенно искренне.

– А вас случайно не в честь известного венгерского коммуниста[20] назвали? – некстати встрял профессор, видимо, среагировав на «коллегу».

– Мешаит, мешаит, – замахал кореец руками на профессора и указал в сторону двери. – Туда ходи… (Типа на воздух.)

– Мы вдвоем, – начал нащупывать аргументацию Цыпа, но тут Бэла пришла на помощь:

– Мне не мешает.

Ишь ты! Она была такая плотненькая, кирпичного типа, но очень миловидная, такой надо только улыбаться, на ноги никто и не посмотрит – от лица ж не оторваться.

Как нельзя кстати подканала дракониха с подносом. Пока разливали, пока лимон бросали да сахар размешивали, конфликт затих. Выяснилось, что женщину в халате зовут Виен и она помощница доктора. Они действительно из Кореи, третий год ездят по бывшему СССР и, пройдя, как говорится, от моря до моря, хотели бы тут остановиться надолго. Цыпа привык к акценту, все понимал и старательно записывал.

Девушку, оказывается, нашли в Таганроге, где год назад были на лечебных гастролях. Она пришла лечиться по женским делам, и доктор выяснил, что у нее редкий дар диагноста: она, как рентген, смотрит на человека и видит, где болит. Филиппыч попытался встрять с вопросом о медицинском образовании, но Цыпа быстренько это замял, потому что и так было понятно, что центр-то народной медицины, откуда тут взяться дипломам с печатями.

Бэла продолжала тихонько рассказывать о планах: привезти из Кореи массажистов, поискать среди местного населения людей с талантами лекарей. Цыпа было собрался уж откланяться, как вдруг доктор ткнул в него пальцем и выпалил:

– Давай ему диагноз.

– О, это очень интересно, эксперимент на корреспонденте, – обрадовался Цыпа и, указав на Филиппыча, пошутил: – Вот как, кстати, и понятой пригодится… Ну, в смысле, свидетель эксперимента, – уточнил он. – А то вы напряглись все, как в РОВД.

Бэла развернулась в кресле к Цыпе, закрыла глаза, помолчала, потом включилась и сказала:

– Закройте рукой шрамы на теле, если есть.

Цыпа задумался, считать ли шрамом детское рассечение на затылке, но решил ограничиться аппендицитом и положил ладошку на живот.

– Готово.

– Сидите.

– Сижу.

Бэла просто смотрела, а Цыпа почувствовал, как по телу пошла теплая волна. «Вот никогда бы не подумал, что такое возможно, но на тебе – волна шла, и это было приятно и пугающе одновременно».

Продолжалось это с минуту, не больше, затем Бэла выдохнула, откинулась на спинку кресла и сказала:

– В сердце там не все в порядке, одна стенка толще.

Цыпа реально очмонел: после школы он косил армию на пролапс и степень нарушения кровообращения, но это давно забылось, были проблемы посерьезнее.

– У меня этот, пролапс был, – выдавил он почти испуганно.

– Да, пролабирование, видимо, у вас, – подключилась дракониха. – Но это часто бывает, вы молодой, перерастете.

– Спасибо. – Цыпа вытер ладоши, закрыл блокнот и встал. – Я вам занесу газету со статьей, – выдавил он, зачем-то поклонился и вышел, пока у него еще чего-нибудь ненужного не обнаружили.

Цыпа шел молча, переваривая произошедшее, зато проф начал нудить, только повернули за угол:

– Что-то этот тунгусский метеорит доверия не внушает.

– Чего?

– Да кореец этот какой-то бурятского типа.

– Тебя послушать, все мутные.

Филиппыч насупился.

– Что будешь писать?

– Да как было, только завтра, у меня вечером еще облава.

– Может, не надо о них писать?

– Проф, да чего ты так завелся?

– Контора Никанора это.

– Не гони. А Ахмадулина[21] эта, видал, как меня?

– Видал.

Филиппыч раскочегарился и останавливаться не собирался:

– Ты понимаешь, Димочка, в такое время люди поверят кому угодно. Люди вообще верят в то, во что хотят верить. Особенно если боятся и слабы. Вот крикни сейчас на улице этим, что Махно ожил и лично животы в Джанкое беременным вспарывает, сразу поверят. И побегут.

Цыпа решил, что тема удачно сменилась, и задвинул примирительно:

– Так Махно ж, кажись, за наших был?

– За ваших. Не суть.

– Кого несут?

– Так, Димочка, устал я от тебя, давай по перепечке?

– Голяк у меня.

– О, я вижу, ты успешный корреспондент.

Шо да, то да. Цыпа насупился, а на подходе к базару вспомнил, что, блин, забыл про эту «акупу» спросить. Филиппыч знает наверняка, но спрашивать у него – значит, опять напороться на лекцию. Ладно, не сегодня. Совсем задурили голову. Причем все и сразу.

Древняя азиатская цивилизация давно известна своей медициной. И если раньше мы знали о ней исключительно по книгам и подпольным фильмам, то с распадом СССР границы открылись и теперь вся мудрость Востока дошла до улицы Фрунзе: в наш город приехал центр корейской медицины «Линия жизни». Опытные медики под руководством доктора Цоя, который пока отказывается отвечать на вопрос: «А не является ли он родственником того самого легендарного певца из группы «Кино»?» – готовы излечить горожан и курортников от всех болезней.

На вооружении корейских лекарей – знаменитые иглы, при помощи укалывания которыми на их родине лечат даже самые тяжелые болезни. Помимо прочего, в «Линии жизни» готовы поставить вам диагноз без рентгена – у них есть для этого представитель народной медицины. Не будет лишним заметить, что первым на опасный эксперимент решился ваш покорный слуга, и вот что произошло: диагност корейского центра правильно назвал все хвори специального корреспондента, которые мы позволим себе не разглашать.

Увенчается ли успехом открытие нового медицинского центра «Линия жизни», остается вопросом. Мы можем лишь гарантировать вам, что «Житие мое» обещает своим читателям держать их в курсе событий.

Аристарх Катафотов, специально для «Житие мое»

3. Облава, чуйка и мафон

Я свинья, и ты свинья, все мы, братцы, свиньи.

Самуил Маршак. Песенка поросят (мультфильм «Кошкин дом», 1958)

Филиппыч потопал на базар, а Цыпа узрел часы на «Детском мире» и понял, что до встречи с капитаном Орловым еще два с половиной часа – как раз можно было сбегать домой и чего-нибудь съесть, а то желудок совсем к спине прилип.

В голове потихонечку складывалась красивая статья про личный героизм «нашего корреспондента», который стал подопытным корейским кроликом в новом медицинском центре. Что-то типа «Вся мудрость Востока теперь дошла до улицы Фрунзе», или нет, лучше так: «Первым на опасный эксперимент решился ваш покорный слуга, и вот что произошло». А что, очень даже может быть…

В вихре светлых идей Цыпа прибыл домой и обнаружил, что к матушке с очередной душеспасительной беседой прибыл отец Валентин. Подвернув рясу на колени, священник сидел на кухне рядом с папашей и хлестал какой-то портвешок под стереоаккомпанемент радиоприемника и родителей.

Батя комментировал радио и нес что-то про Белый дом, какой именно, вашингтонский или московский, было не понять, вполне возможно, что он клял сразу обоих. Мать при пусть и чужом, но духовном пастыре исполняла роль истовой хозяйки: беспрерывно то пыль смахивала, то кружила вокруг сковородки с хлебом и кастрюли с соевым мясом, глаза б его не видели.