Мера любви. Избранное - Лариса Захарова

Сосна

Этот холм и сосна.Мы встречаемся снова,Как это бывало лет сорок назад.Под холмиком этим, под этой сосноюЗарыт неизвестный советский солдат.Три дня и три ночи недвижно лежал онНа рваном от пуль черно-красном снегу.Я, помню, девчонкой его увидалаИ никогда позабыть не смогу.Шел бой девять дней. Грохотали разрывы,И пули визжали… Строчил автомат…Как плакали все мы, встречая родимых,Своих, долгожданных, любимых солдат!И каждая баба смеялась и выла,И счастье и горе у всех на селе…И часто, бойца опуская в могилуНа им отвоеванной нашей земле,Мы так и не знали, кто был этот воин…В карманах шинели – как есть ничего.Роняла сосна опаленную хвоюНа неподвижное тело его.На братских могилах стоят обелиски,Куда мы цветы отнесем по весне.Могиле родной мы поклонимся низкоИ «Здравствуй!» приветливо скажем сосне.На холмик глядит она с прежней любовью.Пусть дождь заливает и солнышко жжет,Но, руки ветвей заломивши по-вдовьи,Могилу солдата она бережет.Скорежился ствол ее, в горести замер,Но ей ли забыть о минувшей поре?…Все плачет сосна золотыми слезами,Что каплями стынут на темной коре…

В Петергофе

Четыре года воевалаВойн не желавшая страна.И лет с тех пор прошло немало…Для многих все далеким стало:«Тыл», «фронт», «бомбежки»и «война»,«Фашизм»,«сожженные деревни»…Но жив тех дней немой укор:Под Ленинградом, в парке древнем,В бомбежках ранены,деревьяСтоят в повязках до сих пор.Пестрят бессчетные заплаты —Длинны, овальны и круглы…И словно требуют расплатыПетра видавшие когда-тоМногострадальные стволы.Когда дневные стихнут звуки,Скрипят и стонут в тишинеОни, познав людские муки,Воздев израненные рукиС немым проклятием войне.

Памятник эпохи

Евгению – участнику и инвалиду Великой Отечественной войны

Добры все, слишком веселы,При встрече с ним не хмурятся,Ему почет и пенсия,И помощь от тимуровцев,И в жизни многоликойОн с нами – каждым чувством,Приученный не хныкать —Как высшему искусству.И вроде всем доволен,В делах видна сноровка…Судьбу своею волейСкрутил он, как веревку.Но и ребята круты,Хоть помогают много:Ведь путь до института —Не торная дорога.Промолвят среди прочего:– Поете замечательно!Потом – «Спокойной ночи вам!» —И щелкнут выключателем.И он один останется,Вторичной тьмой окутан,И на часы оглянется,И слушает минуты,И тяжко, как с веригами,Возьмет стихи поэта —Нечитаную книгу,Как песню, что не спета,Что яркой, алой, чистойЗабрызгана капелью…Нашли ее танкистыУ сердца под шинелью.Теперь – вся в пятнах, ржавая…Писателю не снилось,Что книги содержаниеЕще обогатилось,Что образами, мыслямиНа кровь она испытана,Была она дописана —Осталась недочитанной…Не довелось ей выстоять,Был путь ее недолог…В глаза и книгу искрамиРассыпался осколок…А может, лучше в сердце быПопасть ему, зубчатому?Эх, знать бы, насмотреться быНа зори и закаты,На чьи-то очи ясные…Но где-то на сетчаткеЛишь танки паукастыеПоследними впечатаны.Очками скрыты раны.Не стала жизнь меняться.Ему под той охраной,Как прежде, восемнадцать.Под тенью стекол черныхНельзя ему согреться.Но как стучит упорноЕго живое сердце!И своего добьется —Большого, настоящего!Оно не ошибется,Оно ведь, сердце, – зрячее!Шепнет: «Уйми печаль ты!Свою тревогу брось ты!»Незрячий по асфальтуПостукивает тростью.Проходит незаметно,Не любит охи-вздохи…Простой шагает смертный —И памятник эпохи.

Память войны

Перечитывая старые воспоминания и письма из бабушкиной шкатулки

I

Отвоевал положенный срок.Не себя – Отчизну берег.Внутрь себя направленный взгляд,До сих пор обрубки болят.Костыли в углу у стены —Память той далекой войны,А еще напомнит о нейПара снимков суровых дней,И руки перебитая кость,И осколков снарядных горсть.Ордена, что ему вручены, —Это тоже память войны.

II

Был у женщины взрослый сын,Словно свет в окошке – один.За всю жизнь, что она прожила,Только ночка счастья была.Но другим и понять невмочь,Сколько значила эта ночь!Став единственной в их судьбе,Сотню лет спрессовав в себе…

Был коротким любовный век.Умирать ушел человек.Он погиб в то утро в бою,Ей любовь оставив свою.У могилы, скорби полна,Все ж надеялась, плача, она:Жизнь проснулась, не умерла,У нее под сердцем взошла.И живут уже не сыны,А праправнуки – память войны…

III

А у этой за много летНи осколков, ни фото нет,Не знавала слова «беда»,Горя не было никогда,Путь прямой и спокойный дан:Ни болезней, ни встреч, ни ран,Ни сплетенных в объятье рук,Ни тоскливой боли разлук,Ни в шкатулке – заветной той —Писем с почтою полевой,Не висит шинель у дверей,Нет ни сына, ни дочерей,Голоса внучат не слышны,Дни не веселы, не грустны…Но остался трагичный след:Что ни спросишь – ответит: «Нет».Но спросите, есть ли беда, —Сразу «нет» превратится в «да».Все вокруг полно тишины —Это тоже память войны…

Карточки

Светлой памяти Веры Сергеевны Герасимовой

Язык ее не слушался совсем,Как будто глыбы многопудные ворочал:– Простите… Потеряла… Сразу все…Три иждивенческих и две рабочих…Окаменев, недвижно сын стоял,Боясь, наверно, быть чрезмерно резким,И, словом убивая наповал,– Великолепно! – молвила невестка.Две девочки прижались у стены…Им, несмышленым, были так знакомыТе карточки, значения полны,Те фото невесомые войны,Что становились пайкою весомой.И в ожиданье Страшного судаВиновница сжимала скрюченные руки…Но тем троим, кого настиг удар,Не слышен был безмолвный крик старухи.Наверно, легче было бы сейчас,Когда бы на нее с дивана и со стулаГлядели не четыре пары глаз,А черные винтовочные дула.Вновь шарила дрожащая рукаВ кармане, теребила полушалок…И темный рот пустого кошелькаБыл, как сама, беспомощен и жалок.От ужаса лицо ее свело…– Я дура старая… Убить такую надо…Сегодня только первое число —Начался месяц… Первая декада…Вдруг замолчала. Сразу – тишина.Упала на пол – и уже не встала.Параличом разбитая, онаЕще два года целых пролежала.…Все убирая после похорон,Сноха – и та заплакала украдкой,Найдя бумажный крохотный рулонВ кармане у свекрови – под подкладкой…Он нес не жизнь, а смерть. То был снаряд,Принесший горе – просто, между прочим.…В семье поныне карточки хранят —Три иждивенческих и две рабочих…

«Неожиданно, как-то странно…»

Неожиданно, как-то странноЯ столкнулась с Афганистаном.В магазине вдруг услыхала я,Что война эта, дескать, малая,Даже сравнивать вроде дикоС той – Отечественной, Великой,Что не всех же коснулось это,Что воюют далеко где-то…Льготы семьям – зачем их дали?В сорок третьем не так страдали…Видно, женщина та считала,Что забот без того хватало,Что стреляют совсем немножко,Словно вроде бы понарошку,И что многие не заметилиТо, что гибнут двадцатилетние…Только если убили сына,То для матери все едино:Знаменита война ли, нет ли —Когда впору самой бы в петлюИли так, в одночасье, чтобыУмереть у родного гроба,Холод цинка рукой обнимая,Орден сына другой сжимая…В сердце матери – весть ударом:Сбит сыночек над Кандагаром,Деда воинский путь свершивший,Через сорок лет повторившийИ, как очень многие деды,Не доживший до Дня Победы…Люди сел, городов, столицы!Милосердней вглядитесь в лица!В чьем усталом, потухшем взореНеизбывное чье-то горе?Ведь оно не кричит, не стонет,Боль свою, как детей, хоронитИли, нам не подавши вида,Нянчит юного инвалида…А в квартире горит светильник,Монотонно стучит будильник.Смотрят женщины на портреты,Что навек в черный креп одеты.Два ровесника. Как похожи!Каждый двадцать на свете прожил.И с улыбкой глядит на дедаВнук, не видевший Дня Победы…Люди, будьте людей достойны!Проклинаю любые войны!

«Он природы лучший образец…»

Родителям, чьи дети были искалечены или погибли в «горячих точках» Афганистана и Чечни