Из поэзии 20-х годов - Павел Арский

1918

Борис Ковынев

Рыбаки

Рукава засучены,Шапки набекреньИ звенят уключины:Трень, трень, трень…

Вдруг темнее оловаХлынули валы,Наклонили головы,Словно волы.

Небо рукомойникомБрызнуло не впрок.Соловьем-разбойникомСвистнул ветерок.

На рога подхваченаЛодочка. Беда!Пьянствуют в складчинуВетер и вода!

«Вертимся, кружимся…Дело табак!»Заметался в ужасеМолодой рыбак.

Поглядел на лодочку:«Братцы, не могу!У меня молодочкаЕсть на берегу.

Шустрая, бодрая,Жаркая… Ух!Баба крутобедрая,Новгородский дух».

Волны лодку вздыбили,Встали горой.«Не уйти от гибели, —Простонал второй. —

Тяжела, невернаяДоля рыбака,Дома ждут наверное,Старика!

Пьют чаек с вареньицем…Не до чая тут.Лодочка накренится…И капут».

Третий — пристанищаНе имел нигде.Он сказал: «Товарищи,Хорошо в воде.

Буря не визжала быУ подводных скал…»Тут четвертый жалобыЭти услыхал.

И рука четвертогоВластно поднялась:«Кто скулит? За борт его!Слазь!

Вздумали в беспутицуПеть за упокой.Голова закрутитсяОт песни такой.

Что ж, что волны пенятся,Трутся о бока.Не в любви с вареньицемСчастье рыбака.

Парни вы рослые,Черт побери!Ну-ка, двинем веслами.Раз! Два! Три!

Вишь, в дали сиреневойВспыхнул бережок.Легче, не накренивайЛодочку, дружок…»

Ветерок, что водочка.Пей, да не пьяней,Ой, как мчится лодочка —Четверо в ней.

1928

Геннадий Коренев

Не вам

Не вам, во мглу уходящимПо длинной закатной тропе,Петь пробужденье спящим,Песню встающим петь!

Не петь вам, а под заборомНудно и долго скулить:Пылает за городом городВашей земли.

Скоро из бурной сечи,Будто из светлой воды,Выйдут, утру навстречуНовых поэтов ряды.

Цепью лучистой, длинной,Где звенья навек сплелись,Споем   уходящим в долинуПеснюИдущих в высь!

1920

Алексей Крайский

Вперед

Развалин груды в дыму пожарищЛежат на пройденном пути…Туда… Обратно? Назад, товарищ,   Нельзя пойти.

Налево — пропасть. Направо — волны   Водоворотом,   А впереди…   Кто скажет, — что там?Но, веры полный, —   Иди!

Зари не видно?.. Глаза ослепли.Но сердце видит, но сердце ждет…Попутный ветер знамена треплет…   Вперед!

Декреты

По лужам, по грязи смешная девчонкаБежит, предлагая газеты,По-воробьиному щелкает звонко:«Декреты! декреты! декреты!

Вся власть Советам — декрет номерпервый,Мир всему миру — декрет номер два…»От крика у барынь — мигрени и нервы,У генералов — кругом голова.

У генералов дрожат эполеты —От страха? от смеха? — никак не понять.Фыркают франты: «Совдепы! Комбеды!Разнузданная солдатня!»

Девчонке нет дела, базарит газетыНалево, направо… Смешная, постой!Ты прочитай и пойми, что декреты,Эти декреты — для нас с тобой.

Отец — на войне, задыхаясь от газа,Мать — на табачной, чахоткой дыша,Слышат твою равнодушную фразуИ за газеты приняться спешат.

Читая, подумают оба, что станетИх дочка наркомом страны трудовой…Пойми же, девчонка, пойми же, смешная,Что эти декреты для нас с тобой.

1917

Грани грядущего

Америка, Индия, Афганистан,Лондон и Токио, Мельбурн и Рим,через Антанты распухший станруки протягиваем вам,горбом и мозолями говорим:

— Кули, жнецы, гончары, кочегары,каменщики, углекопы, ткачи,соединяйтесь, товарищи!

На север!На зарево звездных пожаровидите!Из пламени гнева восставших масспылающие головниберите.Они,разгораясь,и там, и у васзажгут непроглядные заросли зла,жажду наживы выжгут до тла…В пепел —нужды и насилия цепи!Рынки рабов безработных —в пепел!Храмов и тюрем решетки —в прах!Крахнефтяным королям и банкирам,папам и пасторам — страшный суд!Только трудящиеся живут,только рабочий владеет миром!

Литейщик тогда для себя и для всехвыплавит легкий и звонкий смех;с песней веселою каждый ткачрадости выткет яркий кумач;каменщиков непрерывные сменызаложат фундаменти стройные стены,перекликаясь, взведут…

Товарищ! Войди в небывалый строй,где солнцем горит над зеленой землейсвободный и радостный труд.

1918

Холодный уголь раскален

Глотала шахта черным ртомИ в черную влекла утробу,Но, скорчившись внизу, никтоНе отбивал ни гнев, ни злобуПод черным угольным пластом.Глотала шахта черным ртом.

С ослепшей лошадью вдвоемМы молча подавали уголь,И каждый думал о своем —О травах росных, о подруге, —Но оба мы в гробу живемС ослепшей лошадью вдвоем.

Проглоченный, никто из насНи гневен, ни озлоблен не был…Но знал ли кто-нибудь из вас,Как тяжело без звезд и небаПробыть в утробе лишний час?Об этом знал ли кто из вас?

А в штольнях были? А в забойНа смертную ползли работу?По черному пласту киркойСтучать до кровяного потуИ ждать — вот-вот над головойКачнется гибелью забой!..

Но говорят — какая боль! —Что мы — изменники, слепая…Шахтовладельцы и корольО лишнем часе мало знают…Шахтовладельцы и корольНа нас с тобой не заодно ль?

Им лишний час пробыть легкоПод одеялом на кровати…А камни острые торчкомВ кровати если? А сгорбатясьЛежать под черным потолком,Почти задавленным, легко?

И лишний час дышать углем,Быть лишний час в золе зарытым…А ну, ослепшая, тряхнем, —Пусть брызнет гнев из-под копыта,Пусть злоба каменным углемНависнет и над королем!

В забоях сердца рвется газ…Слепая, слышишь рев и грохот?Мы бросили в гробу работы,И в шахты вновь на лишний часНикто не спустится из нас, —В забоях сердца рвется газ.

И черный уголь раскален…В холодном угле — злое пламя.Пускай забойщик окруженНеумолимыми врагамиСо всех сторон, со всех сторон, —Ведь черный уголь раскален?

Да! уголь в сердце раскаленДо бури, до огня, до жизни.Ударит час — и со знаменОгонь неудержимый брызнет, —И вспыхнет шахта красным ртомНад черным угольным пластом.

1926

Николай Кузнецов

Ленинец

Каждый раз, когда вечер алыйУходит уснуть за город,Он приходит домой усталыйОт гудящих электромоторов.

За день усталость грузомЗасела в его плечах,А он в синей рабочей блузеСадится за том Ильича.

На бульварах электроточки,Дамы, духи, наряды,А он по дорожкам строчекБродит упорным взглядом

Жизнь не раз разразится громомИ не раз еще бурей вспенится,Но от слов дорогих и знакомыхЗакаляется сердце ленинца.

Стол залит электрическим светом,В углах притаились тени,И беседуют чуть не до рассветаОн и Ленин.

Радиобашня