Из поэзии 20-х годов - Павел Арский

1924

Василий Наседкин

Мимоходом

Случалось муторно и тяжко,Когда не в радость и весна,Ее зеленая рубашкаИ облака нежней руна.

Идешь и, голову понурив,На все махнуть рукой готов,Как будто не было той буриНеповторяемых годов…

И вдруг над улицей нежданноПрольется труб высоких медь,Чтобы, пропев о славе бранной,За переулком замереть.

Прохожий скажет: «ЗнаменитыйБуденновский проехал полк»…Но улица в тот миг забыта,И даже звон трамвайный смолк.

По замирающему звукуСлепую радость не тая,Туда протягиваю руку,Где, может быть, бывал и я.

И весь тот день и весь тот вечер,Овеян бодростью вдвойне,Твержу не раз: «Чуднó мы лечимСебя в Советской стороне».

1925

«Где синие вихри…»

Где синие вихриВдали, на краю —Там будто не рожь,А бегущее стадо.И я, очарованный,В поле стою,И большего сердцуКак будто не надо.

Как будто не надо,Как будто все есть,Чтоб сердцу живомуВовек не отцвесть.

Ах, что за минутаПриходит ко мне!Я весь наполняюсьСладчайшею дрожью,Как самый счастливыйВ Советской стране,Богатый трудами,Простором и рожью.

И так говорюПод журчание птах:«Не плохо глаза быОставить в полях!»Мне скажут:«НаивнаяДетская ложь».Но ветер другоеМне на ухо шепчет.Волнуется, прядая,Спелая рожь,Дуй, ветер,Дуй, милый, покрепче!

Погода такая,И ветер такой,И право, не знаю,Что стало со мной.

1927

Отрывок

Красней, красней холодная рябина,А с ней и ты, широколистый вяз,А этот клен! Смотрю, не надивясь,На желтый купол осени любимой.

В саду теперьРастут одни цветы.Где все березы,Клены, вязы, ветлы?И горя нет, что сыростью болотнойНесет с утра с туманной высоты.

Хоть лейся дождь —В саду цветы все те же.Они стоят, как гости дальних стран,Лишь серый тонДа вянущая свежестьНам выдают их дружеский обман.

Так хорошо,Как будто день субботнийИдет селом, полями и рекойИ каждый час, простой и беззаботный,Всем обещает праздник и покой.

А по селуК дороге над рекою,Скрипя, ползут тяжелые возаНа мельницу,А утром на базарС душистою и пухлою мукою.

Как я люблюСредь озимей зеленыхВ базарный деньОсенний след колес,Когда везут в телегах подновленныхПлоды трудов: гречиху, рожь, овес.

Когда в полях пустынно и безмолвноИ только ветра слышен долгий вой.Прозрачна даль.Телеги, словно челны,Качаются над зыбью полевой.

Еще милей домашние заботы.Они легки, не гонят, как в страду.Последние крестьянские работыУ памяти, как прежде, на виду.

Хлеб в закромах,И в подполе картошка,Капуста в кадках,На зиму рассол.Подновлено стекольщиком окошко,Двор перекрыт,В сенях исправлен пол.

В печной трубеПусть ветер воет волком —Хозяин глух.Чтоб было веселей,То ладит он из хвороста кошелку,То копылы готовит для саней.

И в ту же ночь под бабушкины сказкиУж детям снятся резвые салазки.

1928

Петр Незнамов

Где-то под Ачинском

Сосна да пихта.   Лес да лес,да на опушке горсть домишек,а поезд в гору   лез да лез,разгромыхав лесные тиши.

А поезд мерно —   лязг да лязг —все лез да лез, да резал кручи,с тишайшим лесом поделясьжелезной песней —   самой лучшей.

Сосна да пихта.   Шесть утра.В красноармейском эшелонееще горнист не шел играть —будить бойцов и эти лона.Был эшелон, как эшелон:семь сотен красной молодежи,которой солнце бить челомнеслось небесным бездорожьем;которой —   след горячих днейбыл по ноге,   костюм — по росту,и так же шел, суровый, к ней,как горным высям чистый воздух;которой —   путь сиял таков,что мерять пафос брали версты…Был эшелон семьсот штыков:семьсот штыков —   одно упорство.

Сосна да пихта.   Сонь да тишь,да в этой тиши горсть домишек,таких,   что сразу не найти,таких,   что даже тиши тише.И — вдруг горнист.   И — вдруг рожок.И — вдруг, как пламя на пожаре,басок дневального обжог:«Вставай,   вставай,      вставай, товарищ!»

Егор Нечаев

Свобода

После грозного ненастья,   После скорби долгих лет,Полный братского участья,Неизведанного счастья,   Засиял свободы свет,

Стихли ропот, голос стона,   Гнев молчание хранит.У поверженного тронаДрагоценная корона   Смятым чепчиком лежит.

Потряслися тюрем своды,   Двери сорваны с петлей,Где поборники свободыВыносили стойко годы   Пытки диких палачей.

Льются радостные звуки.   Не смолкая, там и тут.Это дети слез и муки   Беспрепятственно идут.

Всех зовет их светоч знанья   С лаской матери родной;Всюду праздник, ликованье.Краше нет переживанья   Дней свободы дорогой!

Великому вождю

Неисчислимый ряд вековНад всей вселенной есть и былоОдно небесное светило —Всех чудодейственней миров, —Светило — Солнце. И егоНет лучезарней ничего.

   Ему былинка и цветок,   Поля, луга, дубравы, воды,   Все птицы, звери и народы   И даже крошка мотылек   Везде и всюду, там и тут   Хвалу немолчную поют.

Вторым же солнцем наших днейСветило вспыхнуло иное,То наше солнышко земное —Привета матери родней,И этим солнцем был Ильич —Насилья беспощадный бич!

   Как богатырь седых времен,   Чтоб сбросить цепи вековые,   Сплотил он силы трудовые,   И мир тлетворный — побежден.   Вчерашний жалкий раб труда —   Стал властелином навсегда.

Хвала ему — творцу свобод!Хвала от края и до края.Он будет жить, не умирая,В сердцах у нас из рода в род,Он — наша гордость, жизнь и свет.Ему, как Солнцу, — равных нет.

1922

Гудок

В годы детства гуд призывныйНа работу в ранний часВ простоте своей наивнойПроклинал я сотни раз.

Чуть светок, а он застонет,Загудит, проснется мать,На работу нас погонит:«Чу! Гудок — пора вставать!»

Да пора, а встать нет мочи,Спишь как мертвый иногда.Гноем слепленные очи,Слух отсутствует — беда.

Тяжела судьба малютки.Непосильного труда,Ведь часов по двадцать в суткиМы работали тогда.

На жаре, в чаду и пыли,Проработав этот срок,Полумертвыми мы были:Шли домой, не чуя ног.

От работы ныли руки,От побоев — голова;Слух терзали шума звуки,Брани едкие слова.

А за что? Свидетель небо,Мы платили за гроши,За кусок скорузлый хлеба,Соком тела и души.

В полусне нам есть давалиИ чумазым и в поту,За столом мы засыпалиС недожеванным во рту.

Но теперь иное дело:Сброшен гнет с мозольных плеч;От побои не ломит тело,И не жжет по суткам печь.

И сирены гул призывныйНе назойлив и тягуч,Обладая силой дивной,Гармоничен и певуч.

1919