Большая семья - Филипп Иванович Наседкин

не интересовался ею. Он никогда не говорил с ней, если не считать брошенных на ходу приветственных слов. И, быть может, так и прошла бы она стороной, не коснувшись его жизни, не повстречай он ее однажды в поле в жаркую полуденную пору.

Это случилось летом. На полях Зеленой Балки дружно поднимался подсолнух, бархатным ковром расстилалась гречка, камышом шумел овес. Арсей на велосипеде объехал пшеницу, которая к тому времени уже начинала колоситься, и с озимого клина по накатанному большаку возвращался домой. В стороне, у Вершинок — неглубокой яружки, заросшей дубовым кустарником, — он увидел женщину, которая суетилась около подводы. Вокруг не видно было ни души. Арсей решил посмотреть, что там стряслось.

Подъехав ближе, Арсей узнал Ульяну. Она хлопотала у телеги, которая передней подушкой стояла на дороге. Натянув вожжи, Ульяна осаживала назад норовистого мерина. Увидев Арсея, она вытерла рукавом лицо и поправила на голове волосы.

— Что за оказия? — спросил Арсей.

— Да вот, — смущенно ответила Ульяна, — шкворень соскочил.

Арсей подошел ближе, поздоровался. Ульяна молча пожала протянутую руку.

— Как же это он соскочил? — спросил Арсей, глядя в глаза Ульяне.

Обласканное солнцем лицо Ульяны озарилось доброй улыбкой.

— Короткий, — она тоже глядела прямо в глаза Арсею, — а лошадь норовистая — свернула с дороги. Колесо попало в ямку, и вот тебе, пожалуйста!

— А чего ж лошадь свернула?

— В подсолнух — шапку схватить. А я размечталась…

— О чем же ты размечталась? — не унимался Арсей.

— Так, ни о чем… — ответила Ульяна и отвернулась.

Он будто впервые видел ее. Не стесняясь, внимательно и откровенно осматривал с ног до головы и все больше удивлялся. Кто мог подумать, что эта красивая молодая женщина с гибким, стройным станом, с иссиня-черными волосами, зачесанными назад и закрученными на затылке в тугой перевитый узел, — кто мог подумать, что эта молодая, красивая женщина и есть та худенькая, тщедушная Улька, которая, как дикарка, сторонилась людей? Неужели время обладает такой чудотворной силой?

Арсей, должно быть, слишком долго любовался Ульяной.

— Что ж не поможешь, Арсей Васильич? — сказала она и недовольно нахмурилась, очевидно, смущенная его пристальным взглядом.

Арсей отбросил в сторону велосипед.

— А ну, еще осади мерина назад, — приказал он и поднял перед телеги.

Потом он взвалил на телегу велосипед, сам сел рядом с Ульяной. Гнедой легко бежал под горку. Ульяне приходилось то и дело натягивать вожжи. Арсей видел, как набухали ее крепкие мускулы под тонкой серенькой кофточкой. Арсей и Ульяна говорили о пустяках — кажется, о пропаже щенка, которого будто бы унес коршун, — совсем не о том, о чем думали.

У огородов Ульяна остановила гнедого. Арсей стащил с телеги велосипед, приподнял на прощание кепку.

— А когда свадьбу-то играть будем, Арсей Васильич? — спросила Ульяна, лукаво улыбнувшись.

— Чью свадьбу? — не поняв, переспросил Арсей.

— Известно чью — твою.

— А-а!.. Вот ты о чем! — воскликнул Арсей и с нарочитой горечью сказал: — Решил не жениться.

— Отчего ж, Арсей Васильич?

Арсей заглянул ей в глаза:

— Ту, которая нравится, прозевал.

— Эх ты, телепень!.. — ласково воскликнула Ульяна, вдруг звонко рассмеялась и хлестнула мерина кнутом.

Долго звенел в ушах Арсея ее волнующий смех. И долго перед глазами стояла Ульяна — стройная, статная, с раскрасневшимся лицом и с нежной улыбкой на губах. Не раз после этого Арсей искал с Ульяной встречи. Не однажды просил ее о свидании где-нибудь под тихой вербой в вечерний час. Все было напрасно: Ульяна решительно отклоняла его ухаживанья.

Началась война, и Ульяна пришла в его партизанский отряд. Жизнь в лесу сблизила их. Они часто виделись, говорили друг с другом. Арсей ценил Ульяну, отмечал перед бойцами ее старание. Этого требовала справедливость. Но личное отступило куда-то. Ульяна попрежнему была далекой. Арсей не знал подробностей ее отношений с мужем. Но эта история не давала ему покоя и тогда, когда другие партизаны давно ее забыли. Как-то раз он зашел к Ульяне в землянку и, убедившись, что они одни, сказал:

— А что, Ульяна Петровна, ежели я пошлю людей в Зеленую Балку, чтобы они переправили сюда, к нам, Куторгу?

Ульяна стирала белье. Услышав слова Арсея, она выпрямилась, вытерла красные руки о фартук.

— Не надо, Арсей Васильич, — сказала она с затаенной грустью. — Не надо, товарищ командир…

Но Арсей не послушал ее. В тот же день он послал разведчиков в родное село с заданием повидать Куторгу и спросить, не желает ли он перебраться к партизанам. Спустя неделю разведчик вернулся и сообщил, что Куторга попрежнему работает счетоводом и отправиться в лес отказался под предлогом нездоровья. Арсей рассказал об этом Ульяне. Она выслушала внимательно, но о Куторге не расспрашивала, точно речь шла о постороннем для нее человеке.

Однажды в жарком бою у переправы Арсей был серьезно ранен. Ульяна встретила это известие, как личное несчастье. Арсей видел ее побелевшие губы и ужас, застывший в глазах. Вот тогда он признался себе, что полюбил эту женщину всем своим существом, полюбил навсегда. Дни и ночи она дежурила у его постели, и, может быть, ее заботы вернули ему жизнь. Но как только он встал с постели, все снова вошло в прежнюю колею — между Арсеем и Ульяной установились прежние строгие товарищеские отношения.

…Горизонт на востоке занимался пожаром. Река светлела, пузырилась и, казалось, веселей несла свои воды. В таборе загорались бледные огоньки костров, редкий дым мглою стлался по выгону.

Кто-то положил руку на плечо Арсею. Он обернулся: позади стоял, ухмыляясь во все свое круглое обветренное лицо, Денис Скворцов.

— Доброе утро!

— Доброе утро.

Денис сел рядом, достал сумочку с табаком, осьмушку газеты.

— Еще один полунощник, — сказал Арсей. — Ты чего бродишь?

— А ты чего?

— Ну, я — другое дело. Я председатель колхоза… Мне по штату положено.