Оторва. Книга третья - Ортензия

Валера расхохотался.

— Да ладно, Ева! У кого критических дней не бывает? Я на них сидел всю дорогу, пока тебя не увидел. Вот только тогда успокоился.

Мать же твою, мальчик с критическими днями. И когда эта фраза стала обозначать реально женские дни? И как объяснить деликатно комсомольскому вожаку, что его критические дни не имеют ничего общего с моими. А он вообще знает про это? Как мучаются девчонки несколько дней каждый месяц. Вот же. Нужно было у Люси спросить, как их сейчас называют. Должно же быть какое-то подпольное прозвище.

Валера, вероятно, решил, что моё молчание можно расценить как раздумывание и пошёл в новую атаку:

— Давай сходим. Евгения Альбертовна будет рада тебя увидеть после трагедии. Отец сказал, что она сидит целыми днями дома и смотрит в одну точку. Очень тяжело ей. Оживает только тогда, когда видит знакомые лица. А ты ей понравилась. Она, последний раз, когда я зашёл к ней перед отъездом, очень ругала меня, что я тебя с собой не захватил.

Приехали. Ещё какая-то Евгения Альбертовна, про которую я ничего не знаю. И главное — знает ли её Люся. Судя по разговору — нет. Это знакомые Валеры. Отбрыкаться не успела.

— Пойдём, — снова попросил он, — ты ведь с Анниной, всё же подружками были. Неудобно как-то. Я был в отъезде, ты в больнице, а сегодня как раз девять дней. Папа сказал, что Юрий Фёдорович сказал к семи подходить.

Ещё непонятно что, но в голове внезапно забрезжило.

— Анниной? — переспросила я, — а что с ней случилось? Я не слышала.

— Я сам толком не знаю. Я ведь домой только на минуту заскочил и сразу к тебе. Отец сказал, что убили. Пацаны случайно наткнулись на неё в старой усадьбе на озере, а то могли долго не найти.

На озере? Кишинёв был криминальным городом, в котором убивали девушек пачками? Я даже приподнялась на диване пытаясь скрыть волнение.

— А как её фамилия?

— Ты забыла? — удивился Валера, — сама же говорила, что она тёзка главной героини у Лермонтова.

Глава 4

Меня едва не снесло с дивана нахлынувшими эмоциями, а Валера превратился чуть ли не в красавца. С трудом удержалась, чтобы на радостях не стиснуть его в своих объятьях и не показать наглядно, как нужно целовать свою невесту.

Убедить меня пойти на девять дней у Валеры всё равно не удалось. И дело было вовсе не в критических днях, хотя и это сыграло свою роль. Самое главное я узнала. День и место.

Пришлось, конечно, ненавязчиво расспросить об усадьбе, но едва он стал рассказывать про особняк, который был подарен, «согласно Его Императорского Величества» какому-то французскому дворянину за заслуги перед отечеством, ещё в начале XIX века и объяснять о месте его расположения, я вспомнила. Проходили с мальчиком Петенькой, когда шли с кладбища, мимо двухэтажного строения обнесенного высокой каменной стеной.

Ну, а узнав все необходимые сведения, мне до боли в висках хотелось, чтобы Валера заткнулся и шёл по своим делам. И как можно быстрее. Еле дождалась этого момента. На прощание он меня снова обслюнявил (поцеловал в смысле) и пообещал прийти завтра.

А я сразу бросилась в комнату к карте. В какой-то момент мне показалось: что-то не так. То ли обложка не соответствовала образцу, отложенному в голове, то ли что ещё, но я решила на этом не зацикливаться. Прикрыла глаза, вспоминая, как требовалось сложить карту, Убедилась, что ничего не забыла и приступила. Получилась лодочка, делали такое на уроках труда в далёком детстве. Вынула из подушечки, висящей на стене иголку и ещё раз осмотрев творение своих рук, проткнула иголкой место на карте, где значился особняк и хищно улыбнулась.

— Попался, маньяк неврастеник!

Поковыряла иглой бумагу, расширяя отверстие, и развернула карту. Отметила жирными кружками при помощи карандаша все места, которые удалось продырявить и зависла.

Кишинёв, к слову сказать, богат водоёмами. На карте обнаружила 24 озера, несколько ручейков и когда-то, судя по описанию, могучую реку Бык. И в окрестностях города, в непосредственной близости, ещё два десятка озёр. Вот только ни одно отверстие, проделанное моей иголкой, не оказалось рядом ни с одним из них.

Решив, сделала что-то не так, развернула карту, снова сложила. Нет, я не ошиблась, но в тоже время в мои расчёты на каком-то моменте закралась чудовищная ошибка, и будущее место гибели Марии — Антуанетты осталось загадкой.

Поворочала извилинами и на ум пришла ещё одна подсказка, которой кичился маньяк на следствии. Все убийства происходили на углах двух равнобедренных треугольников. Представила их масштабы исходя из карты и из трёх листов, вырванных из альбома для рисования, изготовила один, более или менее соответствующий. Нижний правый угол одного треугольника, должен был упираться в особняк, где нашли Нину Арбенину, а два других указывать места, где обнаружили первых двух жертв душителя. Увы, хоть на плане и были два озера подходящие, но они лежали в стороне, и как я не пыталась изменить размеры треугольника, приблизиться к водоёмам не удалось.

С правой стороной карты совсем была беда. Мою конструкцию просто не к чему было закрепить, чтобы она симметрично упиралась углами в озёра, ну или хоть приблизительно.

За этим занятием меня и застала мама Евы.

Пристроилась рядышком на диван и с удивлением уставилась на мои манипуляции. Предвосхищая её вопрос, сказала:

— По географии дали задание на лето, топографию города изучить. Я и подумала, каждый день буду час посвящать этому занятию, и к первому сентября от зубов будет отскакивать.

— Умничка моя, — и тётка ласково приобняла меня за плечи.

Ага, умничка, буркнула я, — в воскресенье помнится козой драной была.

Прасковья Дмитриевна приблизилась ближе и поцеловала меня в щёку.

— Ева, — и в голосе появились извиняющиеся нотки, — прости меня. Ты же знаешь, я совсем не пью. (Она совсем не пьёт? Шутит так? Видела я эту непьющую). Не знаю, что накатило. С тобой неприятности, на работе, с Ильёй. (А с майором, что не так? Они же из постели не выбирались сутки. Кстати, а где он? Как в понедельник на работу ушёл, так его и не видела). Вот и выпила, всего-то 100 грамм. Я ведь даже на свадьбе у Кудряшёвых вино только пригубляла, весь вечер просидела с одной рюмкой. Это