Помни обо мне - Софья Подольская

очи к начинающему светлеть небу. Поздно. Не слишком, но достаточно, чтобы я нахмурилась.

— Если вы и дальше будете так же прислушиваться к моим советам, то нам проще просто вернуться на королевскую дорогу.

— Еще не рассвет, — невозмутимо заметил его светлость. вызывая во мне зудящее желание запустить в него веткой.

Рыцарь, копыто козы святой Хейдрун ему в лоб!

— Ложитесь спать, Дарьен.

Я встала с твердым намерением изгнать липкую дремоту, и напитавшаяся ночной прохладой вода виделась мне для этого прекрасным средством. За моей спиной завозился его светлость. Молча, хвала Интруне.

Свернув плащ, чтоб не набрался росы, я подошла к нежащемуся под покрывалом утреннего тумана озеру. Волны тыкались в руки, как игривые кутята, тянули за собой туда, где по легендам находился дворец владычицы. Интересно, здесь она или, подобно многим из старших, давно покинула свои земли.

Вода была прохладной. Вкусной. Я ловила ее горстями, пила шумно, совершенно позабыв о манерах. Впрочем, кому сейчас было до меня дело? Я подождала еще немного — надеялась, этого хватит, чтобы его светлость уснул, и, вернувшись к костру, его услышала размеренное дыхание. Похоже, ночевать на земле, положив под голову одну из седельных сумок и завернувшись в плащ, для него и правда не в новинку.

Действительно, неправильный какой-то герцог.

Я улыбнулась и губа приподнялась, приоткрывая ряд верхних зубов. Наставница называла такую улыбку провинциальной, как, впрочем, почти все мои манеры. И мысли. Особенно мысли.

Мир не место для наивных дурочек.

Впрочем, это мне доходчиво объяснили до нее.

Те воспоминания — плесень, трупная гниль, которую я стираю с немеющих пальцев, и иду к лошадям. В такие моменты праздность опасна. Карта и мешочки с припасами позволяют отвлечься на рутинные мысли о завтраке. Обеде, ужине, наконец. Проверить маршрут, распланировать стоянки. Размять пальцы, чтобы не утратили гибкости. И ножи проверить. Дважды.

Небо розовеет, а значит можно набирать воду. Варить крупу, сдабривая ее солью и кусочками сушеного мяса. Первый луч солнца я встречаю почти с облегчением. Мир приветствует новый день птичьими трелями и внезапным: «Надо же, еда», — за моей спиной.

Терпение — высшая добродетель, Алана.

— Доброе утро, Дарьен.

Мой голос спокоен, а улыбка благожелательна.

— Доброе утро, — зевнул его светлость.

Совершенно некуртуазно зевнул. И потянулся, приглаживая растрепанные волосы, но сна в глазах слишком мало. Быстро же он. Помешивая кашу, я наблюдала за его светлостью из-под полуопущенных век.

Пробежка к воде. Он не умывался. Черпал горстями воду и лил на голову, шею и плечи. Отфыркивался, глядя в подернутое румянцем небо. И вдруг вскочив на ноги начал… танцевать?

Хотя, нет, на танец это было мало похоже. На любой из известных мне танцев.

Шаг, который рождался плавным, скользящим, оканчивался брызгами и глубоким отпечатком ступни в прохладном песке. Руки рубили воздух, а когда его светлость замирал на несколько ударов сердца, становилось заметно, что он напряжен, как натянутый боевой лук.

Незнакомо. Необычно. Завораживающе.

А окажись сейчас перед его светлостью кто-то, ребро ладони с легкостью перебило бы горло. Понимание вспыхнуло фейерверком, и взгляд мой стал жадным.

Смогу ли я запомнить это? Повторить?

Я привстала и, прикусив губу, старалась выгравировать в памяти каждое движение. И, как всегда, в мгновения сильного напряжения, глаза мои видели больше, чем следовало. Вот, скажите на милость, зачем мне пряди, темные от воды, упавшие на высокий лоб, и другие, змейками застывшие на мощной шее. Мышцы, натягивающие кожу и ткань рубахи. И шальная искра в синих глазах — разумеется, мой далеко не вежливый интерес не остался без внимания.

— Никогда не видела ничего подобного, — сказала я, когда его светлость, вернулся к костру.

Чувствовала я себя так, словно случайно уселась на семействе ежей, но тихое восхищение в моем голосе было искренним.

— Это с Рассветных островов, — он опустился на землю, странно скрестив ноги, и запустил ложку прямо в котелок. — Техника пустой руки.

Ел он быстро, чуть склонившись, словно времени было слишком мало или кто-то мог… Отнять?

Глупости, Алана.

— Завораживающе, — я отмахнулась от странной мысли и попыталась повторить один из подсмотренных жестов. — И долго вы учились?

Взмах ложкой, скупое движение челюстей, волна по горлу, и снова взмах. Я уже собиралась намекнуть, что мы не торопимся, когда его светлость ответил:

— Пять лет, но этого мало, и до звания мастера мне еще далеко.

И не лукавит ведь. На лесть не набивается.

Я попрощалась с надеждой быстро перенять занятное умение. И ладно, мне и с ножами неплохо.

Соловьиная ода выманивала солнце, и первые лучи его ласкали расставшуюся с туманной шалью гладь озера, пили росу, лезли в лицо, заставляя глупо щуриться.

Я закрыла глаза и, задрав голову, отдалась непозволительной роскоши дышать и ни о чем не думать.

— А как долго вы учились?

Храни вас святая Интруна, ваша светлость!

Не смотреть на собеседника было грубостью, но солнечные зайчики плясали на веках и наотрез отказывались уходить.

— Чему?

— Не знаю, — его светлость поскреб ложкой по стенке котелка, — а что главное в вашем деле?

Язык мой — враг мой, но ответ на один личный вопрос я задолжала.

Я открыла глаза. Выпрямилась, тщательно копируя позу наставницы: ровная линия спины, едва заметный поворот головы и мимолетная, как взмах стрекозиного крыла, улыбка.

— Выдержка, — ответила светским тоном. — В нашем деле, Дарьен, главное выдержка.

— Вы шутите?

Удивленно приподнятые брови придавали лицу его светлости выражение в высшей степени несерьезное. Даже мальчишеское.

А вот хмыкать не стоило — ответ мой был искренним.

Ведь прежде, чем вскрыть замок, до него сперва нужно добраться.

А это означало стать своей. В замках, особняках, поместьях. Не выделяться, ждать, планировать и уходить, забирая написанные по неосторожности письма, бумаги, подтверждающие происхождение или право на наследство, векселя. С драгоценностями я не связывалась — камни легко узнать. Разве что под заказ, как полотна старых мастеров или реликвии. А однажды даже бутылку вина. И ладно бы наниматель ее выпил! Так, нет же, расколотил на месте, подарив обшарпанной комнате на постоялом дворе флер роскошного муската.

— И чем же вы ее тренировали? — выражение вежливого интереса сводила на нет едва заметная ухмылка.

— Лютня, — мой тон был почти безупречен. Да, до мастера выдержки мне тоже еще далеко, другое дело что в дороге совершенствоваться, похоже, придется ежечасно, — арфа, акварельные миниатюры, вышивка…

Я почти вздрогнула, вспомнив алтарный покров, который пришлось переделывать три раза. И гобелен с картинами жития святой Интруны — наставнице казалось, что лик ея недостаточно благостным получался.

— А я воду носил.

Это откровение и