Когда заплачет розовый фламинго - Ольга Геннадьевна Володарская

скучал, как по своему дому. Дольше недели не мог находиться вдали от него. Возвращаясь с лучших курортов, он падал на свою кровать с такой радостью, будто до этого спал на голой земле. Он обходил свои владения, проверяя, все ли в порядке. Но нет, без него все чахло, тускло, меркло: растения, позолота ручек и карнизов, освещение. Быстрее собиралась пыль, пачкались окна, жухла трава на лужайке. И это притом, что прислуга не халтурила в его отсутствие, а еще больше старалась, зная, как будет придирчив хозяин.

Все менялось, когда он усаживался на веранде с бокалом виски или кружкой чая с бергамотом и умиротворялся, глядя на волжский пейзаж. Он не жалел на это времени. Мог и полдня провести в созерцании, но уже не только с выпивкой, но и закуской. Просил пожарить на углях рыбу, достать из погреба соленья. Борис Алексеевич в эти часы не пользовался телефоном, не включал музыку, не брал в руки книгу, а тем более финансовый отчет. Как он сам говорил, напитывался силой покоя. И как только наступал момент полной загрузки, мир вокруг оживал.

– Думаешь, мне к психиатру нужно обратиться? – хохотал отец, видя, с каким недоумением слушает его дочь. – Манией величия попахивает?

– Есть немного. Но психиатров оставь в покое, пусть живут.

Борис Алексеевич не только умер в своих владениях, но и был захоронен там. Прах его погребли под камнем на обрыве. Такой была воля покойного. Отец оставил четкие указания насчет похорон и последующих церемоний в запечатанном конверте, который положил в сейф. Лиза, прочтя его послание, удивилась: Борис Алексеевич всегда был за традиционное погребение. Она думала похоронить его тело на кладбище, а не сжечь и зарыть урну под камнем. Но Лиза исполнила волю покойного. Все пункты соблюла, а их было больше десятка: к своей смерти он подготовился заранее. А точнее, за четыре года. Борис Алексеевич не верил в ковид, поэтому, когда обнаружил у себя все признаки заболевания, принял те меры, которые всегда помогали ему при простуде: напарился в бане, выпил водки и, сунув ноги в носки с горчичным порошком, лег спать.

Утром он почувствовал себя хуже, а ночью на скорой уехал в больницу.

Отец чуть не умер тогда. Дышал при помощи аппарата. Но его сильный организм справился с болезнью. Борис быстро восстановился, через год уже забыл о пережитой болезни и опять перестал верить в ковид, но, пока выздоравливал, успел оформить завещание. Его огласили спустя четыре года, на следующий день после похорон Бориса Алексеевича. Все движимое и недвижимое он оставил своей дочери Елизавете. Только ей!

Она отодвинула чашку. Кофе вдруг показался очень горьким. Или напиток ни при чем и это реакция организма Лизы на мысли о новообретенном богатстве? В права наследства она еще официально не вступила, но через каких-то полгода…

Ей придется решать, что делать с фирмой, долями в параллельных бизнесах, этим домом, наконец. Ей он не нужен. Детям тоже. Они, естественно, будут уговаривать ее оставить особняк, не понимая, что его содержание сжирает кучу денег и в нем нужно жить постоянно. Кроме этого, у отца имелась квартира в центре, с видом на Лебединый пруд. И о ней Лиза всегда знала. Как и о половине особнячка, где Борис Алексеевич организовал клуб джентльменов. Но квартира, в которой она ночевала сегодня, стала для нее сюрпризом. Зачем отцу еще одна хата? Был бы женат, вопрос бы отпал: чтобы водить любовниц! Но Борис Алексеевич, овдовев молодым, больше не вступал в брак.

– Елизавета Борисовна, с пункта охраны звонят, – услышала она голос Айгюль. Она прибежала на веранду, волоча за собой мусорный пакет. Он был легким, но объемным и содержал, скорее всего, коробки из-под пиццы, бургеров, пустые банки да обертки. Все это горничная выгребла из комнат братьев.

– Опять кто-то незваный явился?

– Журналисты с местного телевидения.

– Вели их не пускать.

– Ребята и не собирались. Хотели предупредить.

– Черт, а я думала выбраться в город, – тихо выругалась Лиза. Ей не хотелось попадаться на глаза телевизионщикам.

– А вы возьмите «Ленина». В нем вас никто не увидит.

– Не поняла?

– Борис Алексеевич так свой старый джип называл. Он с виду страшный, ржавый, царапанный. Корыто, а не машина. Но гоняет резво, грязи не боится, а главное, все окна в авто непроницаемо черные.

– Почему Ленин?

– Вообще, это машина давнего друга вашего отца, Леонида. Ее недоброжелатели закидали тухлыми яйцами и пробили покрышку. Леонид, побоявшись, что подожгут, попросил Бориса Алексеевича подержать ее у себя. Он отправил своему водителю, офицеру в отставке, сообщение: «Джип „Ленин“ загнать в гараж, помыть, поменять проколотое колесо!»

– Имя друга было написано без точек над «е»? – догадалась Лиза.

– Естественно. Поэтому когда Борис Алексеевич домой вернулся, то получил отчет: «Джип „Владимир Ильич Ленин“ в надлежащий вид приведен!» – Айгюль засмеялась. – Я тогда здесь еще не работала, но байка до сих пор ходит среди прислуги. А джип так и остался у Бориса Алексеевича, и для всех он «Ленин».

– Где он стоит, что я его не видела?

– Вместе с трактором.

– У нас и трактор есть?

– И гольф-кар. Эта техника в отдельном гараже. Я вас провожу к нему.

Через пять минут Лиза забиралась в салон старого джипа по имени Ленин. «Паджерик» с потертым салоном и дисковой магнитолой. Панель отделана деревом и украшена болванчиками. Но трясли они не головами, а причиндалами. Лиза попыталась их убрать, но где там! Клеем «Момент» фигурки приклеили, а вот салонное зеркало просто примотали скотчем.

Но, несмотря на все это, в водительском кресле Лиза чувствовала себя комфортно и уверенно. Она тронула автомобиль с места, и тот легко поддался.

– Хороший мальчик, – похвалила его Лиза. Стоящий ближе к рулю гном затряс кое-чем, соглашаясь с ней. Остальные подхватили. – А от вас, ребятки, я все равно избавлюсь.

Она выехала за ворота, всполошив телевизионщиков. Но те, увидев драндулет, снова сникли. Никто не подумал, что за рулем старой развалюхи сидит наследница огромного состояния. В тот момент Лиза решила, что теперь будет брать только «Ленина».

Глава 4

От него воняло тухлой рыбой, тиной и по́том. Марк, зная это, стянул с себя одежду и встал под шланг. Из него он обычно мыл лодку, причал, иногда своего пса Гектора, но сам принимал душ в рыбацком домике. Там и комфортно, и уединенно, на берегу же его кто-то может увидеть, а вода из шланга хлещет ледяная. И все же Марк ополоснулся ею, потому что больше не мог терпеть