Охранитель - Андрей Мартьянов

В те времена процветало альбигойство охватившее весь юг Франции и проникшее в Италию, процветали манихеи, донатисты, богомилы и еще десятки лжеучений — распространявшееся зловоние ереси дóлжно было искоренить любыми методами! Меньше чем за столетие инквизиция остановила казавшуюся всесокрушающей волну умственной проказы, разгромив катаров Лангедока, «апостольских братьев» ересиарха Дольчино и многие другие культы. Но оставалась иная опасность, ничуть не менее, а скорее и более зримая и вещественная.

Священный Трибунал занимался не только диспутами с отступниками, возвращением паршивых овец в стадо и борьбой с греховным вольномыслием — в этой области трудились интеллектуалы-богословы, способные переспорить и переубедить хоть самого дьявола. Кроме «гниения разума» существовала вполне материальная угроза — вредоносное колдовство, реликты казалось бы давно исчезнувшего язычества, выражавшиеся в уцелевших с незапамятных времен кровавых культах, и, разумеется, чудовища — обладающие плотью и кровью создания, о которых к ночи лучше не упоминать.

Существует множество версий о происхождении Monstrum — воплощенные демоны преисподней, так называемые «серые ангелы», низвергнутые Господом с небес в сотворенный мир за то, что они не вступили в битву с восставшим Люцифером, предпочитая дождаться победы одной из сторон, заблудившиеся во времени осколки сгинувших языческих миров? Точно не знал никто.

Тем не менее чудовища существовали — обитатель Речной башни тому яркое доказательство, — однако к ним вряд ли относились сравнительно безобидные артотроги вроде домовых (строптивых малышей Нарбоннская школа считала кем-то вроде полуразумных животных), бесплотные духи-фамилиары (эти как раз более всего подходили под определение «серых ангелов», лишенных райской благодати) или далеко не всегда доброжелательно настроенные по отношению к человеку «хранители» девственных лесов, озер или топей. Последних Рауль несколько раз встречал вживую — существа тяжелые в общении и обладающие скверным характером, но знающему магу защититься от них не трудно…

«Настоящими» чудовищами были твари наподобие упомянутого братом Михаилом оборотня из Виварэ — в Маржеридских горах на юге Франции издавна ходила страшненькая легенда об охотящемся на людей гигантском волкоподобном звере размером чуть не с корову. Появлялся оборотень редко — раз в пятьдесят или семьдесят лет, — несколько месяцев разбойничал в Жеводане, Виварэ и окрестностях Сен-Лиона, после чего снова исчезал на десятилетия…

И надо же, именно Михаилу Овернскому удалось четыре года назад загнать монстра в ловушку!

Охота продолжалась с мая по ноябрь, наводящий ужас на всю провинцию ликантроп пал, а его голову отвезли в Париж — показать королю Филиппу VI. Останки зверя тайно уничтожили: инквизиция не допустила, чтобы кости, шерсть и внутренние органы растащили на амулеты и ингредиенты для магических декоктов, и была права: в Нарбонне эту историю бурно обсуждали все посвященные, желая заполучить хоть один волосок со шкуры волшебного существа! А в том, что зверь из Виварэ был именно волшебным, никто не сомневался.

Вывод: его преподобие трудится в Sanctum Officium на поприще абсолютно практическом: venator monstris, охотник за чудовищами. Что сразу объясняет «странности» папского инквизитора — недопустимое уставом доминиканцев переоблачение в мирской костюм, заметное пренебрежение делами сугубо духовными в пользу грубого утилитаризма, вольности в оценках граничащие с порицаемым свободомыслием и просто-таки невероятная терпимость к потенциальному подозреваемому — да, алхимия есть наука почтенная и как выразился брат Михаил «ненаказуемая», но магия?..

Он знает об авиньонской афере с библиотекой кардинала — другой сразу бы отправил Рауля Ознара в подвал на следствие, — а этот лишь отозвался о его высокопреосвященстве Перуджийском с ясно выраженными презрением и неприязнью.

Михаилу Овернскому многое позволено. Почему? Да потому, что таких как он — единицы. Знатоков опасного ремесла ценят: вряд ли ожиревшие от праздности куриальные прелаты выйдут один на один против оборотня из Виварэ.

Преподобный вышел.

Результат общеизвестен.

— Вот вы где, — Михаил потрепал задремавшего Рауля по плечу. — Я так и думал, монашеская аскеза изнеженному дворянину по нраву не придется. Светает, метель утихла. Кажется, день будет солнечным, впервые с окончания адвента.

— Это не аскеза, а безосновательное мучительство, — пробормотал мэтр, протирая глаза кулаком. — Неужели так трудно поставить жаровни, чтобы потом не лечить братьев от страданий пневмы?

— В моей келье поставлена, — невозмутимо пожал плечами преподобный. — Я южанин, семья де Го происходит из Гаскони. Остальные привычны, большинство монахов родились во Фландрии, Артуа или Пикардии — холод здесь естественен, а презрение к страданиям плоти есть высшая иноческая добродетель, верно?.. Хотите заглянем в монастырскую лечебницу и убедимся? Она пустует. Исключение — плотник, четвертого дня свалившийся с крыши маслобойни, где менял прохудившиеся доски. Отделался сломанными ребрами, скоро встанет на ноги… Предлагаю подняться в мой кабинет и обсудить остающиеся вопросы, мэтр. Просыпайтесь и утрите лицо снегом в конце концов!

Для праведных трудов Михаил Овернский занял комнату над библиотекой, вынудив потесниться скрипторов — аббат, повздыхав, дозволил: перечить главе прибывшего из Авиньона Трибунала во-первых будет невежливо, а во-вторых ссориться с папским инквизитором и отказывать ему в столь ничтожных просьбах не рекомендуется даже отцу-настоятелю.

С суровой кельей не идет ни в какое сравнение — деревянные панели по стенам, резные кресла черненого дуба, два окна забранные цветным витражом. Разлапистые бронзовые подсвечники. Строго, но уютно.

— Видите клеймо? — Михаил постучал ногтем указательного пальца по квадратному основанию одного из светильников на дюжину свечей. — Два рыцаря на одной лошади? Осколки роскоши Аррасского командорства тамплиеров — когда рыцарей Храма взяли в тысяча триста седьмом году и затем осудили, часть имущества отошла доминиканцам. Редкая вещь по нынешним временам… Итак, мессир Ознар, вот некоторые документы, включая подробную эпистолу Бенедикта Отрингенского, из-за которой и поднялся весь сыр-бор.

Преподобный свинтил крышку с тубуса, в каких хранятся пергаменты, извлек свитки и выложил на стол.

— У меня нет оснований не верить уважаемому пожилому священнику, — дополнил инквизитор. — Зачем ему врать и фантазировать, сочиняя небылицы?

— Беседовали с ним?

— Разумеется. Старик не производит впечатления выжившего из ума. Можете сами навестить, сошлетесь на меня.

— Ну, знаете ли… — Рауль, внимательно изучив мелко исписанный пергамент, отодвинул его в сторону. — Миф о так называемой «Дикой охоте» широко распространен. В Британии призраков возглавляет или сам король Артур ли, к примеру, Элдрик Дикарь — о нем есть упоминания в хрониках Иоанна Вустерского и «Книге Страшного суда» — поземельной переписи составленной нормандскими завоевателями Англии для короля Вильгельма Бастарда…

— Не отвлекайтесь мэтр. Я читал.

— Конечно. Англия, Франция, Дания, Ирландия, Лотарингия — легенда ходит по всей Европе… Наследие старогерманского язычества, вотанизма: скачущие по облакам Вотан или норвежский Один с валькириями, собирающие души погибших в бою воинов.

— Для доброго католика вы неплохо осведомлены о сказках эпохи многобожия, — прохладно заметил брат Михаил. — Но это — не Дикая охота в привычном нам понимании. Попытайтесь заглянуть глубже, отметить несоответствия.

— Тут кругом несоответствия, — Рауль покосился на странное письмо схоластика. — Чертовщина, как вы вчера и говорили…

— Противодействие дьяволу на грешной земле входит в мои непосредственные обязанности, — сказал преподобный. — Пока что я справлялся неплохо, однако столь хитро запутанный узел противоречий ставит меня в тупик. Признаюсь, я нахожусь в графстве Артуа без малого два месяца, а следствие не продвинулось. В то время как в послании из Авиньона мне намекнули, что кардинал Пьер де Бофор хотел бы ознакомится как минимум с предварительными заключениями. Пройдет еще немного времени и намеки станут гораздо прозрачнее, а требования — настойчивее. Не хотелось бы вызвать огорчение и неудовольствие у его святейшества Папы, никакие предыдущие заслуги не спасут…

Схоластик у Сен-Вааста излагал, как и полагается, обстоятельно, с бесчисленными малозначащими подробностями и философскими отступлениями — ничего не поделаешь, клюнийские традиции. За что ни берутся, всё пытаются объять необъятное.

Если отбросить словесный мусор и метафизическую шелуху, жалоба Бенедикта Отрингенского укладывалась в несколько простых фраз.