Охранитель - Андрей Мартьянов

Андрей Мартьянов

Охранитель

Бездна бездну призывает голосом водопадов Твоих; все воды Твои и волны Твои прошли надо мною.

Глава первая

В которой мэтр Рауль Ознар знакомится с городом и его обитателями, а потом наблюдает в Речной башне нечто весьма странное и зловещее

Аррас, графство Артуа.

5–6 февраля 1348 года.

— Буду откровенен, мэтр, дело дрянь, — преподобный не сдерживал себя в выражениях. — Пресечь распространение вредных слухов среди плебса невозможно, успокаивающие проповеди давно никто не слушает. Дворянство, впрочем, ничем не лучше: кумушки в окрестных замках шушукаются по углам, господа чешут языками на попойках и охотах, у благородных дам — обморок за обмороком… Страх расползается. А что мы можем поделать? Ничего! Особенно в свете всеобщего убеждения, что на христианский мир обрушилась кара Господня, а Искупления и сошествия Святого Духа следует ждать если не со дня на день, то в грядущем году — точно…

— Разве это настолько невероятно? — осторожно спросил собеседник его преподобия. Смелость речей священника настораживала, так клирики обычно не разговаривают.

— Не стройте из себя последователя хилиастов-эсхатологов, — поморщился доминиканец. — Помните, сколько раз назначался Армагеддон? Вначале Пришествия ожидали на Тысячелетие, при папе Сильвестре Втором — какая красивая дата, тысячный год от Рождества Христова! Все до единого пророчества обещали установление Царствия Божия, понтифик возглашал с кафедры: кайтесь, грешники, время близко! Разумеется, ничего не произошло, а взбунтовавшиеся патриции выперли Сильвестра из Рима взашей не потому, что Конец Света к их вящей радости не состоялся, а по причинам насквозь банальным: политика… И пошло-поехало. «Тысячелетия» ждут через два года на третий, отсчитывая по самым разным датам — Константинов дар, Никейский собор…

— Значит вы не верите?

— Почему я должен верить бредням душевнобольных? Слушать лжепророков? В Святом Писании ясно сказано: никто из смертных не знает, когда… Никто. Вы же не собираетесь противоречить Евангелию, мэтр?

— Ни-ни! — замахал руками гость преподобного. — Что вы!

— Вот и чудно. Вернемся к делу. Вы в городе человек новый, естественно, что вам пока не станут особо доверять: сперва надо присмотреться, оценить способности, познакомиться поближе. Я ценю образованных людей, поэтому намекну важным персонам, что следовало бы обратить внимание на многообещающего парижского адвоката.

— Моя благодарность не будет…

…— Знать границ, — перебил доминиканец и опять скривился, будто кислого вина отхлебнул. — Знаю-знаю. Я помогу вам сейчас, в нужный момент вы — поможете мне.

— То есть? — выпрямился мэтр, закаменев лицом.

— Испугались? О нет, не следует дурно обо мне думать! Я не подразумевал осведомительства или доносов, несовместимых с дворянской честью. Времена скверные, душные. Новости с юга всё хуже и хуже, люди боятся, а страх рождает в человеке самые низменные чувства, обороть которые Мать-Церковь не всегда способна… Вы же не только адвокат, правильно? Два курса в Сорбонне — юриспруденция и схоластика, — это прекрасно. Вы усидчивый и талантливый человек, мэтр, об этом дополнительно свидетельствуют два года проведенные в Тулузе и Нарбонне. Ездили продолжать образование?

— Откуда вы знаете?!

— Обязан по должности, мэтр… Кажется, не найдя места адвоката, вы держали в Париже свою аптеку? Странное занятие для юриста, но объяснимое. Хотите добрый совет? Совместите оба ремесла: заработать на судебных процессах в здешнем захолустье очень сложно: тяжбы мужичья и торгашей дохода не принесут, а дворяне предпочитают разрешать споры вне стен суда… Город так некстати лишился аптекаря прошлым месяцем. Распоряжусь, чтобы его имущество отошло вам.

— Очень щедро преподобный, — гость был безмерно удивлен, если не сказать ошарашен. — Но как же наследники?

— Мэтр Гийом не оставил потомства, это во-первых. Во-вторых, собственность конфискована и распоряжаюсь таковой я.

— Но почему?

— Следовало бы догадаться. Я сжег Гийома Пертюи три недели назад, на святого Феодосия. Necromantia, maleficia et fides haeretica[1]. Вы же ничем подобным заниматься не собираетесь?

— Н-нет.

— Рад, что не обманулся в вас, мэтр. Остановились в «Трех утках»? Я пришлю за вами, как только помещение подготовят. Добро пожаловать в Аррас, мэтр.

— Вляпался, — буркнул под нос Рауль Ознар, парижский и нарбоннский бакалавр, выбравшись на улицу из гулких коридоров доминиканской коллегиаты Девы Марии. — Трех дней не прошло, а уже на крючке у инквизиции! Хоть вешайся, честное слово…

Одно утешало: инквизиция в Аррасе была какая-то странная. Брат Михаил Овернский, глава Трибунала и официальный представитель Апостольского престола в здешней епархии, мало напоминал грозного служителя Sanctum Officium.

Любезный человек: пригласил собственноручной эпистолой, беседу вел в русле практическом, не докучая нравоучениями и громкими словесами о спасении души. Выражался прямо и даже резко, обозвав графа Артуа Филиппа Руврского «надутой пустышкой», начальствующего над диоцезом его высокопреподобие архидиакона «гусаком», а окрестных дворян «безнравственным сбродом». Причем, скорее всего не лукавил — Рауль по личному опыту знал, что в окраинных провинциях Французского королевства культурный уровень и моральный облик благородного сословия не просто оставляет желать лучшего, а вызывает невольное сострадание вкупе с легким отвращением.

Инквизитор очевидно страдал от недостатка общения, поэтому беседа затянулась до повечерия, когда начало смеркаться. Выспрашивал о столичных новостях, с мрачной настороженностью отнесся к известиям о распространявшейся по Провансу и Бургундии моровой язве — в Аррасе и ближайших городах случаев заражения пока не отмечали, но беспокойства от этого меньше не становилось.

Наконец, Михаил дал понять, что его осведомленность простирается достаточно глубоко и персона Рауля Ознара, прибывшего в город лишь позавчера и успевшего познакомиться только с хозяином постоялого двора «Три утки» и королевским легистом, к которому мэтр ходил представляться по назначению на должность адвоката судебного округа, уже заинтересовала Священный Трибунал в лице непосредственного начальника оного.

Михаил Овернский знает о Нарбонне, и это скверно. Откуда знает? Никакой мистики, если подумать. Сообщение о приезде Ознара должны были прислать из Парижа еще месяц назад, новости в глубинке разносятся быстро, наверняка кто-то из судейских сболтнул, а скучающий инквизитор отправил с гонцом запрос в архив столичного капитула: нет ли за молодым юристом какого следа?

«След», чего скрывать, был. Отсюда и приглашение на задушевный разговор — проверить умонастроения и благонадежность. Однако, другой на месте брата Михаила начал бы мягонько пугать, припомнил давние грешки и толсто намекнул: мы следим, мэтр. Знайте об этом.

Ничего подобно не случилось — доминиканец предпочел яркими мазками обрисовать Раулю положение дел в городе и окрестностях, рекомендовал полезные знакомства, при этом и словом не обмолвившись о добродетелях христианина, покаянии и благочестивой праведной жизни. Даже, вот диво дивное, не спросил, когда раб Божий Рауль последний раз исповедался.

Было и кое-что другое. Едва заметная, почти невидимая аура, блекло-розовая с золотистыми взблесками, окутывавшая Михаила Овернского. Узнаваемо: афинская школа, очень древний оберег античной эпохи: такие со временем не теряют силу. Редкость запредельной, немыслимой цены — прежде амулеты Гермеса Трисмегиста Рауль видел всего два раза: в коллекции Нарбоннской школы и в Авиньоне, у кардинала Перуджийского.

На свой страх и риск попытался прощупать — вдруг ошибка? И сразу наткнулся на непроницаемую стену: простенькое заклинание опознания рассыпалось, поглощенное афинским талисманом. Господи Иисусе, он забирает чужую энергию, усиливаясь при любом магическом воздействии! Сколько ж амулет впитал в себя за семнадцать веков, миновавших с падения Греции?!

Второй знак: брат Михаил посмотрел неожиданно остро и оценивающе. Ничего не сказал, но взгляд был выразителен до крайности: почувствовал. Заодно получил подтверждение: «след», вьющийся за мессиром Ознаром, появился неспроста.

Merde! Нашел где применить полученные в Нарбонне знания — в коллегиате доминиканцев! Здесь тебе быстренько предложат сменить французские сапоги на испанские!

Инквизитор как ни в чем не бывало продолжил разговор — извещают, будто в Лионе ввели карантин, приезжих в город пускают исключительно после осмотра лекарей в сопровождении францисканцев-инфирмариев тамошнего орденского госпиталя. Жутковато, верно? Главный город Бургундии, крупнейший центр торговли… Что дальше, мэтр? Буду откровенен, дело дрянь.