Охранитель - Андрей Мартьянов

— Представления не имею, — развел руками Рауль. — Через Арденны есть более удобные проходы, на перевалах за Верденом и Мецем. В южной части Фландрии до самых гор сплошные чащобы и болота. Отсюда гораздо проще попасть в Люксембург, Трир или Мангейм обойдя их через Мец. Или по морю, кораблем, от Кале вдоль побережья и потом вниз по Рейну.

— Не туда смотрите. Задумывались, почему после Дуэ нет никаких поселков?

— Так лес же!

— Лес… — глухо отозвался Саварик. — Именно что лес. Там, где нет человека — поселяются другие.

— Другие? Не-люди?

— Я и так наболтал больше, чем нужно, — буркнул прево. — Инквизиция узнает, язык отрежет… Забудем. Лучше скажите, какую плату вы берете за услуги.

— Сорок денье, мессир Летгард. Я ведь почти ничего не делал.

— По рукам, мэтр. Чесаться перестало, и то хорошо…

— Значит, что-то проснулось, — медленно повторил Михаил Овернский, вечером заглянувший на огонек вместе с молчаливым телохранителем Жаком. — Расплывчато.

Поставленные возле печки сапоги преподобного исходили паром: после метелей и заморозков внезапно грянула оттепель и улицы Арраса превратились в узкие речки. Забитые мусором стоки не справлялись. Наступала весна.

— С тем же успехом Летгард мог вовсе ничего не говорить. Он хороший служака, как и полагается королевскому прево в захолустье — в меру усердный, недалекий и исполнительный. Его разумения хватает на отлов рыночных воришек, сравнительно успешное противодействие английским шайкам на севере и усмирение пьяных простецов в кабаках, однако на большее Саварик не способен. Прочее лежит в области инстинктов — он боится и подозревает неладное, но сформулировать и объяснить причину страхов не в состоянии. Следовательно, в будущем может быть полезен нам только в качестве грубой силы.

— Смело судите, преподобный, — ответил Рауль сквозь набитый рот.

Вдова Верене только что подала обед: угрюмая старуха по-прежнему относилась к постояльцу с вызывающей холодностью, но условия договора блюла свято и прекрасно готовила. Фаршированная печенью и свиным салом утка была выше всяческих похвал.

— У меня есть право на смелость, — брат Михаил остался бесстрастен. — Благодаря знанию человеческой породы. Саварик ушел дальше любого сельского пастуха только потому, что родился в семье захудалого дворянина и обучился буквам. А образ мышления остался холопским: те же предрассудки и заменяющая ум с логикой житейская сметливость. Ставлю золотой флорин, что мессир Летгард любого базарного ирода переиродит, лишь бы выиграть один денье, в то время как вас, мэтр, торговец луком обманет на ливр, а вы этого даже не заметите…

— Вы не любите людей.

— Я не люблю их недостатки и прегрешения, а это принципиально разные вещи. Возлюби грешника, возненавидь грех. Мы отвлеклись, сударь. В изреченном прево сумбуре я отметил только одно слово достойное внимания — «лес».

— Пуща Дуэ огромна. Двести на четыреста миль, и это только по моим неточным подсчетам! Собрав все население графства считая с младенцами, стариками и немощными мы не сможем прочесать и сотой части! Особенно сейчас, пока не сошел снег и не закончилась весенняя распутица!

— Рауль, вы мыслите масштабами полководцев древности, — снисходительно сказал инквизитор. — Гамилькар с Ганнибалом, честное слово! «Прочесать» лес Дуэ невозможно, будь под нашей рукой объединенное воинство всех провинций Франции! Другое дело, что Летгард непроизвольно указал направление, причем его вывод подтверждается еще несколькими опрошенными Трибуналом, включая вашего предшественника — Гийома Пертюи.

— Постойте, — мэтр Ознар выпрямился. — Прежний аптекарь, за чьим столом мы сейчас сидим…

— Этот стол принадлежит госпоже Матильде Верене, — заметил брат Михаил. — Если закоренелый еретик взял вашу вещь попользоваться, это не значит, что как вещь, так и ее хозяин стали неприкасаемы. Будьте точны. И нижайше прошу, избавьтесь наконец от глупого трепета перед моим саном.

— Хорошо, хорошо. Я могу задать вопрос?

— Любой.

— За что вы сожгли мессира Пертюи? Я не получил точных разъяснений.

— За что? — переспросил преподобный. На миг задумался. — Не разочарую если отвечу прямо? Фактически — ни за что.

— Как? — ошеломленно сказал Рауль.

— Вы ведь раньше сталкивались с инквизицией? Могли бы заметить, что процесс аптекаря Пертюи выходил за рамки общепринятого в Sanctum Officium делопроизводства.

— Конечно. Очень скоротечен — всего две седмицы от обвинения до костра. Никакого публичного суда, доказывающего всем наблюдателям виновность a priori. Минимум свидетелей, причем вдову Верене вы отпустили, а на мельника Жеана, пользовавшегося снадобьями колдуна и еретика не возложили покаяния. Это все, что я знаю.

— Sapienti sat[9], мэтр. Ну же, не разочаруйте меня!

— Акт устрашения? — догадался Рауль.

— Bene! Грешки, причем неприглядные, за Пертюи водились. Дилетантские познания в магии и невеликие способности не спасли от гордыни — ведь он знал и умел куда больше простого смертного! И однажды перешел определенные границы, за что следует беспощадно карать. Некромантия и чернокнижие в руках самоуверенного гордеца-недоучки, прослушавшего когда-то неполный курс лекций в английском Кембридже?

— Действительно? — охнул мэтр.

— Он мне напоминал архидиакона Гонилона, — не обратив внимание на реплику Рауля продолжил брат Михаил. — Преосвященный всего лишь безобидный повеса, отпетый лентяй и сребролюбец, чувствующий себя в Аррасе эдаким крошечным Римским Папой. По сверчку и шесток. Пертюи, не способный добиться большего, так же решил избрать отдаленное северное графство своими охотничьими угодьями — нравились деньги, уважение и легкий страх, внушаемый людям, обращавшимся к нему. Магия! Запретная тайна! И почти гарантированное исцеление. Иногда — ценой души. Какая мелочь, верно?

— Знакомый типаж, — кивнул мэтр. — Встречал.

— Вот вы, — инквизитор подался вперед, вцепившись взглядом в Рауля. — Вы, получив свой талант, — от Бога ли, от дьявола, не знаю пока, но непременно выясню, — согласились бы похоронить себя на всю жизнь в этой обледенелой дыре, лишь бы получить невеликую властишку над простодушными обитателями порубежья? Ничего подобного! Изучив списки с вашего дела, хранившегося в парижском капитуле…

— Хранившегося? — невежливо перебил Рауль. — Вы сказали — хранившегося?

— Именно. Бумаги теперь в моем личном архиве. Для французской и авиньонской инквизиции вы не существуете. Изучив ваши похождения я понял, что мэтр Ознар — человек самого подходящего склада. Ищете знания, не чураясь грозящих крупными неприятностями авантюр. К святой католической религии относитесь без еретизма и недопустимых сомнений, но не ревностны и не фанатичны. Золото любите в меру. Властвовать над умами не желаете. Решительны и вместе с тем осторожны. А главное — вас можно увлечь. Как и меня. Мы, часом, не близкие родственники, мессир?

— Линии де Го и Вермандуа-Ознар не пересекались, — серьезно ответил Рауль. — То есть… Но вы же один из высших прелатов Святой Матери-Церкви!

— Не преувеличивайте. Я не кардинал и становиться таковым пока не собираюсь. Если только к старости.

— Магия не одобряется и преследуется!

— Да. Но во всех правилах есть исключения, ибо волшебство и чудеса проистекают из трех источников — силы Божией, что именуется «чудесами святых», силы сатанинской — колдовство и maleficia, и собственных сил человека, используемых им по доброй воле. Или злой. Но в любом случае — свободной.

— Ересь это, ваше преподобие. Магия осуждена в 306 году церковным собором в Эльвире.

— Здесь я решаю, что ересь, а что нет, — отрезал брат Михаил. — А противоречие папскому инквизитору означает противоречие Церкви. Что чревато. Согласны?

— Силлогизм построен неверно, ибо в нем вообще нет среднего термина — или, или. Пускай, я не буду вам возражать.

— Итак, главное: Гийом Пертюи, судя по скопившимся на него доносам, был человеком скверным. Как вы говорили только что? Акт устрашения? Да, по приезду в Аррас мне необходимо было показать, кто отныне в городе хозяин. Лучшей кандидатуры для показательного аутодафе не найдешь — обыск в доме принес дополнительные доказательства, полно запрещенных сочинений. Но вот какая неприятность: едва Пертюи оказался в Речной башне и городской палач приступил к своим обязанностям по просьбе Трибунала… Произошло необычное.

— Признался сам?

— Какая банальность, мэтр! Ошибаетесь. Он сбежал.

— Кого же тогда сожгли на площади Мадлен? — озадачился Рауль.

— Гийом Пертюи сбежал иным способом. Покинув бренное тело. Как мы не старались, но живая кукла с бьющимся сердцем и полнейшим отсутствием разума не сумела ничего рассказать. А пытали страшно, думая, что аптекарь разыгрывает безумие. Только потом поняли, что его душа уже далеко. Наверняка в тех местах, где бушует вечное пламя и стелятся серные облака. Кто-то забрал Гийома из телесной оболочки лишь бы не позволить нам узнать… Что узнать? Пока не представляю. В результате сержанты прево привязали к столбу над костром тело без единого признака души. Безвольную плоть.