Невидимая птица - Лидия Червинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я жду тебя – я чуда жду…»
Я жду тебя – я чуда жду.Я, словно обновляясь в боли,живу в отчетливом бреду,где много памяти и воли.
Где столько вечеров свободныхи суеты в дневных делах…
В итоге всех тревог бесплодныхвсе тот же нестерпимый страхразлуки новой, возвращенья –вся мука близости непрочной.
Как верен горю человек,как страстно ищет воплощеньялюбовь поэтов и калек…
Но платонически-порочнойона останется навек.
«На кладбище уже почти весна…»
Памяти Д. Л. Гликберга
На кладбище уже почти весна,а на земле у вырытой могилылежат венки из жарких зимних роз,и странная – как ночью – тишина.
Мы, отзываясь на чужое горе,хороним мир отцов, родной и милый,доверчиво не сдерживая слез.
О чем же было волноваться, споря,к чему стремиться столько долгих лет,когда так ясно: смысла жизни нет,как нету смысла воздуха и моря.Есть времени законное теченье.Есть смерть-разлука. Замкнутость могил.
И есть непостижимость воскресеньядаже для тех, кто верит, и любил.
«Что в том, что мне бывало тяжело…»
Что в том, что мне бывало тяжеловсю жизнь любить и ждать всю жизнь признанья…
Пусть счастья не было – но счастье быть могло.И мне довольно этого сознанья,чтоб дальше жить, твердить как наизустьСлова любые… повторять движенья…ждать и бояться, что подступит к сердцу грустьсоленою волною вдохновенья.
Тогда меня преследуют (подрядслагаясь сами, строки за строкою)стихи, похожие на изумруд, на яд,на зелень, отраженную рекою…
На твой лучистый и мертвящий взгляд.
АПРЕЛЬ
«Раннее солнце за красною шторой…»
Раннее солнце за красною шторой.Солнечный луч проникает в окнов противоречии с жизнью, в которойхолодно, тесно, темно.
В противоречии с ним – неизбежностьгибели близкой, разлуки, конца…В противоречии – страстная нежностьс жалостью острой при виде родногонемолодого лица.
Так разойтись, без единого слова…Этого я не пойму никогда.Мы и заметить, любя, не успели,как между нами возникла вражда.Чистое, яркое утро в апреле…Где это было? Когда?
«Я помню: в церкви ты казалась мне…»
Н.К.
Я помню: в церкви ты казалась мнепрекрасней и моложе всех невест,сияющей любовью неподдельной…
Потом я помню звуки колыбельной,на выбеленной известью стенетень от оконной рамы, словно крест,и тень, склоненную над люлькой самодельной…Лиловый вереск в комнате и полеи запах бедности и чистоты…
А ты, такая радостная, ты –покорная, прямая в трудной доле.
Все то, в чем ты меня не обманула,оставшись преданной мечтам своим,все, что так щедро ты дала другим,я бы хотела, чтобы жизнь вернулаголубоглазым дочерям твоим.
«Мне в настоящем ничего не жаль…»
Мне в настоящем ничего не жаль,а прошлое останется со мнойнавеки за кладбищенской стеной.О будущем теперь моя печаль.
Ты обо мне не станешь вспоминатьи не захочешь ничего вернуть.Не оглянувшись, будешь продолжатьхолодным солнцем освещенный путь.
И будут так же, только без меня,петь на заре невидимые птицы.Ты будешь стариться день ото дня…
И будет, раздражая и маня,цвести сирень в предместиях столицы.
«Кто же из нас не писал завещания…»
Кто же из нас не писал завещания(несколько слов в назиданье другим),кто не обдумывал сцены прощанияс жизнью немилою… с ней – или с ним?
Все оказалось гораздо банальнее,не романтический выдался век.Не отправляется в плаванье дальнее,не умирает легко человек.
Годы идут, забываем войну.Старость подходит, а хочется жить –пусть безнадежно, но только любить…Или уехать в чужую страну,слышать вокруг незнакомый язык.Счастье, удача – всегда впереди,к переселению – кто не привык…
Но почему замирает в груди сердце?Как будто бы ночью пасхальнойв церкви холодный подул ветерок…Дрогнул и вспышкою вспыхнул прощальнойтонкой свечи огонек.
«Для большинства уже давно…»
Для большинства уже давноРоссия – одноцветное пятнона пестрой карте двух материков.Язык, который можно изучатьв числе второстепенных языков.И песни (милые – их пела мать).
Для некоторых в слове этомМечта нетленная, как первая любовь(в деревне, тем последним летомдо первой мировой войныи революции). Своя, чужая кровь –и, может быть, сознание вины.
Для нас Россия: сумрак, детство,как сказка, жуткое, тревожное, как звонколоколов невидимых церквей…Растраченное дедово наследство,необъяснимый вещий сон.
И все-таки… всей сущностью своейнам так близка судьба ее поэта –трагическая, как она сама,как смысл молитвы, как слова заветаили проклятия…Как не сойти с ума?
«Эта Пасха почти настоящей была…»
Эта Пасха почти настоящей была.Как бывает у добрых людей,дети красили яйца. За несколько днейзолотые пеклись куличи…
И доверчиво таял весь мир от теплажелтым воском пасхальной свечи.
И казалось, что купол церковный высок,что понятны слова литургии.И хотелось так верить, как верят другие…Если правда, что путь наш, как вечность, далек,то разлука, как жизнь, коротка…
А тоска по тебе – как живой стебелекоблетевшего за ночь цветка.
МАЙ
«Еще как будто не стемнело…»
Еще как будто не стемнело,но неба цвет уже не тот.Лицо приподнято несмело,полуоткрыт по-детски рот.
Деревья городского садасинеют легкою листвой…Не в этой встрече ли наградаза романтизм печальный твой?В заботе о чужой весненеопытной, нетерпеливой…
Ждать, чтобы высоко в окнезажегся свет. Брести потомпоходкою неторопливой,с газетой, свернутым зонтом,под майским шелковым дождем.
«Бесхитростней песен народных…»
Бесхитростней песен народных,яснее, чем детские сны,и глубже течений подводных…Чудеснее чуда весныв цветенье коротком, повторном –любовь в добровольном, покорном,пусть горьком своем отрешении…
Но жить, как в порочном кругуотчаянья и утешения,не зная, где правда, где ложь –я больше давно не могу.
Ты память мою не тревожь –я верность тебе берегу.А письма моя уничтожьи ландыши первого мая,забытые в книге твоей…
Страстней, чем молитва немая,любовь моя, все принимая,тоскует по келье своей.
«Холодные, длинные майские дни…»
