Шестнадцать - Анна Чиж-Литаш

— Мне ее уже не встретить, не вернуть назад! — Карина продолжала громко петь. На последнем слове она повернулась и, заглянув маме в глаза, захлопнула дверь своей комнаты, повернув ключ.

Светлана Николаевна еще несколько минут стояла возле двери, слушая издевательства дочери, а затем вернулась на кухню.

Карина была младшей дочерью в семье Стебельских. Старшая, Лена, училась на четвертом курсе университета, занималась плаванием и писала стихи. Проблемы подросткового возраста ее не коснулись, и мама искренне считала Лену золотым ребенком. С Кариной было все иначе.

Евгений Александрович, глава семейства, ушел полтора года назад. Для всех это стало полной неожиданностью, а для Карины — настоящей катастрофой. Первый год она почти не разговаривала с мамой, а еще спустя время превратилась в неуправляемого подростка.

В материальном плане семья не почувствовала отсутствие кормильца: отец каждую неделю переводил приличную сумму на содержание детей. В квартире был сделан евроремонт, у детей в комнатах стояли новые компьютеры, а в карманах лежали последние модели мобильных телефонов и наличные.

Евгений Александрович пытался объяснить Карине причину своего ухода, но она ни разу его так и не выслушала. Подслушала разговор мамы с подругой: он ушел к молодой женщине, поэтому версия с угасанием чувств к маме потерпела крах. Карина не могла и не хотела прощать отца. В школе сказала всем, что он умер, а когда классная позвонила, чтобы выразить Светлане Николаевне свои соболезнования, услышала удивленный голос на другом конце провода.

Мама неоднократно пыталась установить с дочкой контакт, но Карина закрылась в себе, ежедневно осыпая маму оскорблениями и упреками.

— Это ты виновата, что он ушел! Ты! И только ты! — через неделю после ухода отца Карина ворвалась в спальню к матери.

В тот вечер Светлана Николаевна молча выслушала дочь. Она не ругала ее, не отвечала упреками на упреки, тихо слушала обвинения. И когда дверь в спальню с грохотом закрылась, поняла, что это только начало их новой жизни.

В Карине было столько обиды, что она просто не справлялась с ней. Ее разрывало от горя. Но рассудить: кто прав, а кто виноват, не могла. Понимала, что мама ни при чем, но искала виновных.

Убедившись, что мама ушла, она открыла дверь и тихо прошла в ванную. Включив холодную воду, наклонилась и, намочив руки, промокнула лицо.

— Ну и уродина, — провела рукой по худому лицу. — Вся в мать.

Карине шестнадцать. Она была рослой девушкой, пожалуй, самой высокой в классе. Ей не нравилось ее спортивное телосложение: широкие плечи, плоский таз, длинные, но тяжеловатые ноги. Она запустила руку в тонкие волосы, которые неаккуратно лежали на плечах.

— Пакли, — фыркнула Карина, проводя пальцами по редким прядям. — У нашей Джеси и то больше шерсти!

Карина внимательно посмотрела в зеркало. Аккуратно дотрагиваясь до бледной кожи, миллиметр за миллиметром, кончиками пальцев изучала кожу. Она была тонкой и прозрачной. Сотни маленьких паутинок-капилляров оплетали лицо, казалось, коснись, и оно рассыплется, как сухой морской песок.

Узкие, слегка раскосые глаза всегда внимательно сверлили собеседника, забираясь под кожу и находя нужную информацию, понятную только ей. Она отпугивала людей своим взглядом, хотя сама не задумывалась об этом.

Карина всегда была замкнутым ребенком, не делилась проблемами с мамой, не рассказывала о парнях сестре. Единственный, кому доверяла, был папа. Ей не нужно было подбирать слова, чтобы поведать ему о прожитом дне или врать, опуская детали безбашенной жизни. Нет. Вечерами, когда он возвращался домой, снимал пальто и ставил портфель на кафельный пол, она ждала пока он сядет в кресло перед телевизором, чтобы забраться к нему на колени. Неважно, сколько ей было лет: пять, десять или четырнадцать. Это было ее время, в котором она нуждалась так же сильно, как в кислороде.

Сейчас ей нечем было дышать. Она задыхалась каждый день, возвращаясь поздно вечером, до последнего оттягивая момент, когда переступит порог родного дома. Дома, где раньше ее ждал папа. Сейчас его не было. И уже никогда не будет. Нет, он будет жить, улыбаться, радоваться новому дню, но уже без нее.

— Ненавижу, — стиснув зубы, прошипела она. — Чтоб ты сдох! Слышишь, чтобы ты сдох! Урод конченый!

Карина вцепилась руками в полотенце, резко сорвала его с крючка и стала с силой тереть лицо. Тонкая ниточка губ разомкнулась, и из груди вырвался стон, разлетевшийся по уголкам небольшой ванны.

Все это время Светлана Николаевна стояла под дверью, точнее, сидела на корточках, запрокинув голову назад и прислушиваясь к глухим звукам, проникающим сквозь крепкие стены и мелкие щелки в двери.

— Через пять минут звонок, куда вы собрались? — Алена, перебрасывая тяжелую сумку с одного плеча на другое, смотрела на подруг.

— Что у нас там? — Таня на ходу запихивала горячую булочку с повидлом в рот.

— Куда ты жрешь булки, скоро не влезешь в джинсы, — Карина ударила ее ногой по попе.

— Ты конченая? — Таня выпучила глаза и повернулась к Карине. — Это новые джинсы! Ты знаешь, сколько я на них зарабатывала.

— Ага, — Катя ухмыльнулась, — ровно три дня по часу в подъезде.

— Ты о чем? — Алена в недоумении посмотрела на Катю.

Катя на цыпочках подошла к ней и наклонилась:

— Маленьким девочкам такое не рассказывают, — прошептала она, с каждым словом добавляя громкость. — Ты знаешь, что иногда девочки делают с мальчиками, кроме того, что играют на одной площадке в волейбол?

— Да идите вы, — Алена поджала губы и сделала шаг в сторону класса.

— Эй, стой! — давясь остатками булки, сказала Таня. — Ты что девственница?

Алена старалась держать лицо, чтобы не выдать волнение.

— Смотрите, у нее щеки покраснели!

— Ты что реально еще не спала ни с кем? — Таня открыла рот, и кусочек булки упал на пол. — Тебе уже шестнадцать!

— И что? — спокойно сказала Алена.

— Ты хоть целовалась?

— Отвалите, — Алена развернулась и вошла в класс, слыша за спиной раскатистый смех. — Дуры, — прошептала она, садясь за парту.

Девушка злилась. Резкими движениями доставала из сумки учебники и тетради. Одна из книг упала на пол, отлетев прямо под ноги Ковтуну. Олег наклонился, поднял учебник и протянул ей.

Она несколько секунд не двигалась, затем, бросив взгляд на дверь, быстро схватила книгу.

— Спасибо, — сказала еле слышно.

Ковтун ничего не ответил. Отвернулся и снова положил голову на парту, разбросав грязные волосы по столу.

Алена прикусила губу и стыдливо опустила глаза. Ей было страшно. Только вот чего именно она боялась? Девочек, которые могли увидеть, как берет из рук падальщика учебник, или себя — неизвестную, иную, чем