Восьмидесятый градус - Елена Георгиевна Попова

иначе в случае появления медведя не успеет среагировать. Поэтому на прогулке я не чувствовала себя свободно, но что поделать. Мы дошли до знаменитой небесно-голубой палатки океанологов, пошатались там, а потом меня на снегоходе отвезли обратно к кораблю. Да, я и на снегоходе покаталась! Жалею, что чувствую себя на нём неуверенно – одной на нём можно передвигаться по льдине свободно. Вообще, оттого что меня здесь считают взбалмошной слабой женщиной, я, кажется, становлюсь таковой и поступаю так, как от меня ожидают. Первый порыв – о нет, надо срочно остановиться! В то же время есть соблазн делать всё наоборот: стать суровой и жёсткой, всегда стоять на своём до последнего, блистать знаниями на каждом углу… Но это не я. Думаю, лучший путь – аутентичность, давно заметила, что это работает лучше всего. Возвращаясь к снегоходам: вчера пришло письмо от мамы, где она пишет, что у нас был точно такой же снегоход, но другого цвета, и я на нём каталась. Наверное, это было давно, я не помню.

При входе в палатку я запнулась и упала на четвереньки, быстро встала. Мне показали майну – дыру в льдине, сквозь которую будут погружать приспособления для изучения столба воды. Вода была очень тёмная. Там, в палатке, не очень много места, а ребята начинали работать, так что я быстро ушла. У меня была с собой камера, и я наделала много фотографий палатки – она оказалась очень фотогеничной, яркая на фоне белого снега и неба. К слову, на трапе мне говорили, что я выбрала неудачный момент для прогулки – погода плохая, видимость слабая, солнца не видно. Что поделать, для меня важно было в принципе выйти из корабля при дневном свете, это удалось. Свет был рассеянный, фотографии получились синими, зернистыми – в общем, дух полярной станции на льдине передан. После небольшой обработки я осталась совсем довольна результатом. Жду, когда откроют локальную сеть и можно будет грузить фотографии на сервер, чтобы делиться ими. А егерь увлечённо рассказывал (с позиции сверху вниз, но тут примерно все такие) разные истории из прошлых экспедиций, что-то про строение льдины, на которой мы стояли. Было видно, что ему нравится его работа. Я позавидовала ему – мне было обидно, что я не могу полноценно наслаждаться своей работой здесь из-за странных отношений с коллегами.

У кормы корабля, где меня высадили, посмотрела немного на работу двоих, устанавливающих ограждение на проруби для пробоотборников, опускаемых с судна, пофотографировала и их. Тут, наверное, стоит пояснить немного про работы. Нам нужно на тросе погружать некие объекты в воду или даже на дно, поэтому в льдине за кормой прорублены две дыры. Например, нам, геологам, никакая льдина для работы не нужна, а нужно, чтобы льда не было. Мы берём пробоотборник и погружаем в воду на верёвке, пока он не войдёт в дно, затем поднимаем его с осадками внутри, а их затем извлекаем для дальнейшей работы.

Больше ничего не было доступно для меня, и я вернулась на борт. Спала до обеда, разбуженная объявлением, в котором драматично сообщалось, что этой ночью восхода солнца не будет. Почувствовала себя очень предусмотрительной – хоть отсутствие солнца не означает отсутствие света, я успела погулять при формальном наличии светила.

Вчера, пятнадцатого октября, делали пробную станцию. День был волнующий, как бы ни хотелось быть cool[1], ведь мы здесь ради этого, ради уникального материала. Спала я долго, сразу после обеда пошла в ангар, где всё и происходит. Тут надо немного описать локацию. Огромный ангар находится в корме корабля, и задняя часть его открывается, как какой-нибудь почтовый ящик в Америке, только крышка идёт вверх. Так образуется пустота во всю стену, через которую мы контактируем с внешним миром. Чтобы холодный воздух не проникал дальше в корабль, рядом с крышкой повесили две огромные занавески из плотного гибкого пластика. Так параллель с театром стала совсем очевидной – огромный занавес отделяет зону, за которой происходят работы; вместо задней стены на «сцене» – небо и лёд (тут, уж простите, вспоминается «Чайка»). Для опускания и поднятия пробоотборника много людей не требуется – нужно лишь следить за лебёдкой. При этом нельзя, да и не хочется, просто уйти и подождать где-нибудь, пока материал придёт, поэтому приличная часть времени у меня была занята мучительным ожиданием. В начале работ много людей стоят, ждут, что вытащат, всем интересно – потом это превращается в рутину, все занимаются своими делами. Но вчерашнее представление закончилось неудачей – после нескольких часов ожидания пробоотборник пришёл пустой, хоть и испачканный в осадках; зрители расходились разочарованные. Ну а лично для меня этот опыт что-то да значил. К моему удивлению, мои осознанные действия – я делала свою обычную рутину при пробоотборе – вызвали уважение у коллег, как будто они только сейчас поняли, что у меня есть опыт и я знаю, зачем я здесь. После окончания станции (я всё-таки описала пришедшие осадки в журнале) пошла на дорожку – в любом случае надо, да и стоит снять напряжение от долгого ожидания.

Тем временем мы опять идём на север – сделали петлю. Если начнутся полноценные работы, то я, наверное, буду меньше скучать по людям на суше и меньше страдать, так что я не против плыть куда надо… Но вообще дрейфовать странно: что считать неудачным дрейфом? Наверное, только стояние на месте. Пока у нас все были не очень довольны, потому что нас несло, видите ли, не туда, куда мы запланировали – но как можно запланировать дрейф? Все говорят, что нас несёт по направлению ветра, а не течений, а ветер меняется активнее.

На днях закончила читать комикс Low Low Woods. Абсолютно новая для меня форма. Наверное, было бы интереснее читать бумажную версию, но и с компьютера сойдёт. Я привыкла смотреть видео, пока пью чай, но мой запас предварительно скачанных видео с YouTube заканчивается… Чтобы не погрузиться в местную атмосферу, важно поглощать что-то напоминающее о том, кто ты, и можно даже немного перегнуть. С начала экспедиции часто вспоминаю цитату из «Алисы в Зазеркалье» про то, что здесь нужно очень быстро бежать, чтобы хотя бы остаться на месте. Это я к тому, что такой комикс – то, что нужно на борту судна, хоть вы об этом и не знали.

В последние дни дают много сладкого, и я беру всё! Часто пью чай, делаю запасы пакетиков с тем чаем, что мне нравится (Greenfield с черникой – я чёрный чай не люблю, но всё время пить кофе не хочется), также коплю в каюте пряники и сушки. Странно, раньше такого не замечала. На суше я долго уходила от употребления огромного количества сладкого, а тут такое. Это огорчает. С другой стороны, не вижу негативного влияния пока, это скорее некая форма отдыха. И потом, почему-то же мне это нужно. Ладно, я, кажется, ищу оправдания.

Вчера был редкий день, когда я не сфотографировала окно и цветок. Совпало с работой – неудивительно. Я сейчас просыпаю всё светлое время, что делать…

Ещё немного про то, почему я плохо сплю. Это сложная тема, но такая дурацкая и банальная. Разнообразный гендерный состав на корабле плох тем, что начинается «Дом-2». Кем бы ты ни был, ты не застрахован от бортовой микровлюблённости (назовём это так). Это задевает всех, негативно влияет на работу (а тут самое важное – быть работоспособным!), ну и главное, редко заканчивается хорошо. И ладно, если ты single[2], а таких обычно меньшинство, занятые влюбляются точно так же, а страдают больше – это чаще всего неизбежно, но ощущается как измена. Когда-то давно одногруппницы в стабильных отношениях после экспедиции обсуждали своих бортовых крашей, а я удивлялась и осуждала – как же так? Оказывается, это обыденность, которой сложно избежать. Смешно, но, как мне кажется, здесь одно из главных проявлений симпатии – смотреть на чужую работу. Вот и я так без задней мысли проходила мимо во время работ и попалась на глаза одному парню с рыжими усами. Как глупо. Впрочем, я предупреждала, что про столь тонкие материи писать хорошо не могу.

Вчера получила несколько писем. Ждала