Восьмидесятый градус - Елена Георгиевна Попова

нынешний состав. Если удастся сделать взлётную полосу, то весной за нами прилетит самолёт и привезёт других людей. Но это пока не известно точно.

Ночью думала про недостаток тактильных ощущений, точнее, именно касаний людей. Кого тут трогать? Некоторые мужчины пытались, но я не даю, это было бы странно. Почему-то кажется, что мужчинам проще обниматься друг с другом, чем женщинам.

Сегодня с утра в работе, писали профиль, потом разбирались с микроскопом. Коллега-геолог шеймит за отсутствие знаний, это забирает энергию. Почему они оба такие токсики? Сравниваю с гидрологом – он абсолютно нормально со мной разговаривает (да и все остальные тоже, кроме заместителя). Вспоминаю, как какой-то терапевт говорил, что в семьях часто считают нормальным травить родственника, даже не замечают этого, в то время как такое же отношение к людям извне не практикуют.

Уже в обед понимаю, что надо спать. Успеваю постирать (на штаны попал борщ), пока жду, читаю и пишу письма. Сплю до полдника, успеваю отхватить кофе. Всё равно хочется спать – не люблю спать днём. Попробую сегодня лечь пораньше (в 23:00). Всё из-за писем (вчера вечером долго грузила фотку, легла позже).

Понимаю, что скоро начнётся работа и не будет столько времени на рефлексию и книжки. Эх.

5 Октября

На полдник давали селёдку под шубой с куском авокадо сверху. Почему так? Но авокадо приятно удивило, напомнило сушу.

Вчера полночи думала со злостью про то, что коллеги-геологи меня не уважают, страдала. Сегодня говорила с одним, почти наорала, когда он стал предупреждать, что будет включать музыку в динамиках в лаборатории. Всё очень странно. Почему именно люди, абсолютно не готовые идти на компромисс, – мои ближайшие коллеги? Сегодня полдня болела голова после утреннего дурацкого нервного разговора. Надо что-то делать. Но я попробовала: объяснить, достучаться до них – никак. Пока мне хорошо, только если я с ними долго не общаюсь, а общаюсь с другими людьми. Я не хочу привыкать к этому отношению, притираться, смиряться и всё такое. Хочу, чтобы они поняли меня, поняли, что они грубят, унижают, просто не уважают. Вот буквально только что говорила про одну проблему в лаборатории – мне опять посоветовали смириться! Шутят, что ли. Какое в этом для них удовольствие – знать, что один человек из группы страдает и не может нормально работать? Не понимаю. Начинаю себя осуждать за то, что так много ною тут. Но я заметила, что, когда долго жалуюсь на что-то, проблема уходит.

Пока есть настроение писать и я не погружена в работу на 100 %, напишу про наши собрания. Это очень вертикальная штука. Все садятся вокруг длинного стола, кому не хватает места – по стенам. В зале шикарные кресла из коричневой глянцевой искусственной кожи, пахнущей отвратительно. Во главе стола сидит начальник экспедиции: всегда нарочито спокойный, тёмные волосы в хвосте бликуют на холодном свету, справа от него возвышается зам, нервно тарабанит по столу тонкими пальцами или чешет редкие седые кудри. Все главы групп по очереди рассказывают про свои дела за день: что получилось, что нет. Если что-то пошло не так – начальники журят, ответственные лица должны пообещать, что всё исправят. И так до конца. Все сидят немного напряжённые. В конце звучит послание от начальников к нам. Невольно сравниваю эти собрания с аналогичными в международной экспедиции (была однажды, но запомнилась она очень хорошо). Там все встречаются друг с другом как коллеги, выступают друг перед другом; если рассказывают, то не для одного главного человека, который даст оценку, а для всех.

Сегодня поймала себя на мысли, что мне нравятся члены команды, которые сидят в столовой за столом напротив: доктор, техник и вроде бы второй старпом. Нравятся просто так. Наверное, я привыкла видеть их лица каждый день за едой. Мне нравится, что они разговаривают между собой. Медик, как и я, постоянно ест тосты с маслом.

Часто возвращаюсь к гендерному вопросу. Вспоминаю многих знакомых женщин – морских геологов: они часто ходят в экспедиции, успешно работают – то есть это со мной что-то не так? Только мне кажется, что меня все притесняют? Но кто знает, что чувствуют мои коллеги-женщины? Сколько они работали, прежде чем их начали уважать и признавать?

6 Октября

Ну вот, пожаловалась, и часть проблем решилась. Теперь буду приличную часть работы делать не в нашей лаборатории, а в химической, на пару палуб выше – туда перенесли микроскопы. Почувствовала огромное облегчение. Но всё равно обидно, что в нашей лаборатории не чувствую себя своей.

Третий день подряд привычной утренней рутины нет – то вдруг работа, то будильник не звенит, и я просыпаю завтрак и свой слот на дорожке (в другое время не хочется). Эх, а ведь я обожаю утра и завтраки. Ночью же долго не могу уснуть, думаю о том, что за ужас происходит и насколько мои отношения с людьми тут странные. Устаю от такого режима. Я даже книгу вчера читала не больше десяти минут… Сегодня попробую всё изменить: посмотрю фильм, и никто меня не остановит! Тем более с профилографом всё более-менее стабилизировалось и больше не нужно смотреть за ним так часто. Да и гидролог, который с ним работает, молодец, с утра я даже не стала с ним спорить по поводу некоторых настроек, а уступила (хотя ночью собиралась бороться).

Посмотрела «Орландо» – очень удачный выбор фильма именно сейчас.

7 Октября

Нахожусь всё время в напряжении, потому что боюсь коллег. Избегаем друг друга. Понимаю, что всё это называется травлей – с начала нашей совместной работы коллеги меня исключали из группы, игнорировали, шутили по-дурацки, делая вид, что это я слишком серьёзно всё воспринимаю… Как абсурдно: нас всего трое и нужна любая рабочая сила. Я готова максимально публично об этом говорить, лишь бы что-то предпринять.

Решила сделать свой рейтинг симпатий научных команд – наверное, по следам High Fidelity. Поняла, что мне нравятся группы, близкие к нам в плане науки. Интересно, то есть просто привлекает знакомое? Или люди определённого типа занимаются определённой сферой? У химиков в команде есть женщина – не могу понять, почему я ей не доверяю до конца. Она как будто всегда преследует свои интересы и в принципе непроницаема. Она не выглядит жёсткой, но всегда добивается своего. Не понимаю как. Знаю, что она уже пятнадцать лет ходит в экспедиции – видимо, научилась договариваться с мужиками.

С командой сложнее – я мало знакома с ними. Всё ещё не знаю толком, кто второй механик, кто матрос, кто электротехник… Но опять же, часто нет условий для общения – и как тут знакомиться?

Тем временем мы возвращаемся в точку, с которой начали.

Хочу зафиксировать, что у меня осыпаются губы! Сохнут, трескаются, сыплются чешуйками. Это происходит каждый раз в начале рейса и длится, может, неделю, но тут что-то всё не заканчивается. Наверное, дело в воде – питаюсь-то я шикарно. Неужели так будет весь год? Зато лицо неприлично гладкое – ухаживаю тут за ним активнее, чем на суше.

Прочитала письмо Полины – ой, сразу хочется много расписать про то, что учёные ничем не отличаются от остальных людей. Просто у меня тоже были завышенные ожидания от них, и последовало разочарование. Но часто бывает, что выдающиеся учёные, по-настоящему крупные, оказываются интересными адекватными людьми с гибкими и всегда молодыми мозгами.

Как же я их боюсь. Он разговаривает со мной, как будто я машина, которая должна делать то, что он скажет. В итоге ревела перед собранием. И после.

8 Октября

Ночью долго не могла уснуть, всё думала, что делать. Придумала кучу всяких ходов, утром их записала: написать начальнику моего отдела в институт, написать доброму коллеге, обратиться к начальнику экспедиции, сказать что-то на собрании, просто больше общаться с другими людьми здесь. Вообще было очень плохо, я не видела света, не знала, как выжить, как спасти психику. Это же