Формула смерти. Издание третье, исправленное и дополненное - Евгений Черносвитов

Когда появились статьи о Кулагиной в зарубежной прессе, отдел науки ЦК КПСС поручил Рэму Викторовичу Хохлову собрать ведущих физиков и проверить, обладает ли Кулагина какой-то реальной, неизвестной науке силой, или не обладает? Кулагина охотно согласилась на эксперимент в одной из физических лабораторий МГУ. Физики подготовились основательно. Они сделали прозрачный колпак из материала, не пропускающего электрические, магнитные, рентгеновские и даже световые волны. Пригласили в назначенное время Кулагину, не сказав ей ничего про этот колпак. Кулагина начала показывать свои фокусы, неконтактно манипулируя предметами, из разного материала, рассыпанными физиками на столе. Потом, Рэм Викторович подал условный знак, и внесли колпак, которым покрыли предметы, которые только что «плясали» под растопыренными пальцами Кулагиной. Валентина (к сожалению, забыл ее отчество) нависла над колпаком и быстро начала двигать и трясти руками над ним. Ни один предмет, находящийся под колпаком, не шелохнулся. Неудача ничуть не смутили Кулагину. Он заявила, что «или физики заизолировали ее силу, или отобрал ее экстрасенс, присутствующий среди физиков». Услышав неожиданное второе предположение о своей неудачи от Кулагиной, физики виновато стали переглядываться, всем своим видом говоря: «Это только не я! Я не экстрасенс, не дай Бог!» Кулагина, насупила угрожающе брови и медленно провела своим взглядом по лицам всех присутствующих. Потом, жестом Вия из фильма Гайдая, ткнула пальцем в мою сторону, сказав: «Ты забрал мою силу!». Я был приглашен Хохловым в качестве психолога и официально включен в список, который был одобрен отделом науки ЦК. Но я не был самым молодым, кто присутствовал на этом эксперименте. Тайком от сотрудников 1-го отдела МГУ (которым отказали в присутствии на эксперименте), почти каждый заведующий кафедрой, взял с собой своего аспиранта или молодого сотрудника. И все же Кулагина меня вычислила. Я вынужден был покинуть комнату, но и без меня у нее ничего не получилось.

Когда официальная часть была закончена и необходимые документы подписаны, Рэм Викторович пригласил всех, в том числе и Валентину к себе в кабинет. Там был уже накрыт стол с различными отечественными и заморскими алкогольными и безалкогольными напитками и яствами. После первой же рюмочки коньяка, суровая Кулагина превратилась в милую и добродушную, словоохотливую деревенскую женщину. Призналась, что сама не понимает, как у нее это получается – двигать предметы на расстоянии. После второй рюмки, она предложила Рэму Викторовичу зажечь настольную лампу, Ректор сам сбегал в рабочий кабинет и взял со стола копию ленинской лампы. Кулагина заставила включить ее. Когда лампа зажглась, Валентина вновь обвела уже успевшую разгорячиться компанию, заговорщически подмигнула мне, потом резко дунула на лампу и лампа погасла! Мы все остолбенели! А она начала громко хохотать, тыкая, захлебываясь от хохота поочередно в каждого из нас пальцем. Рэм Викторович первым пришел в себя и что-то пытался пробормотать. Кулагина махнула рукой, «замочи!» И Хохлов виновато замолчал. Тогда он взяла бутылку коньяка и сама каждому в рюмку до краев налила. Подняла и провозгласила тост: «великую Кулагину, которую хотели посрамить великие физики, а сами оказались посрамленными!» Выпили мы все дружно, как под гипнозом. Закусывать не осмеливались, как не осмеливались отпустить из рук рюмки. Смотрели зачаровано на Кулагину. А она начала громко, взахлеб хохотать, хватаясь за живот и тыкая в нас пальцем. Потом внезапно замолкла и поманила меня к себе. Я подошел. Она начала мне шептать на ухо: «Сейчас ты погасишь лампу!» Я не успел ничего возразить, как услышал: «Это обыкновенный фокус. Все будут смотреть на тебя или лампу, а я незаметно выдерну шнур из розетки» Тут я все понял. Сделал серьезное лицо. Валентина сказала, что сейчас ваш экстрасенс повторит ее «опыт». Когда я погасил лампу, дунув на нее, мне показалось, что два физика пошатнулись, держась за сердце. Рэм Викторович так сдавил хрустальную рюмку, которую продолжал держать в руке, что она с треском разлетелась на мелкие кусочки. Я вмиг протрезвел и вспомнил, что еще не защитился, и что с ректором так шутить не полагается. Кулагина по моему виду тоже поняла, что мы вроде бы начали перегибать палку. И ловко разрядила обстановку, выдернув у всех на глазах шнур лампы и помахав им… Потом мы еще около часа выпивали и закусывали, разговаривая другом с другом. А Кулагина научила нас на расстоянии глазами зажигать спички. На другой день, ничего не говоря о секретном эксперименте, проведенном с Кулагиной, я все рабочее время обучал сотрудников кафедры психотерапии во главе с Рожновым трюку зажигать спички на расстоянии глазами.

Когда Кулагина уехала на «волге» ректора МГУ в гостиницу «Пекин», где она тогда проживала, и все разошлись, мой друг, физик №, взял меня и Рэма Викторовича под руки и повел к себе домой. Дома у него никого не оказалось. Сбросив пиджаки и расстегнув ворота рубашек, мы уселись на старинный кожаный диван, и с полчаса молчали. Потом Рэм Викторович спросил меня, правда ли, что гипнотизировать могут все и что дело все в технике? Я сказал, что на кафедре психотерапии В.Е.Рожнова в год практике гипноза обучают до 300 курсантов из разных городов и других населенных пунктов страны. Но добавил, что петь тоже могут научиться все, а Шаляпин был один! «Я так и думаю», – ответил Хохлов. Потом он, словно вспомнив, что я еще и аспирант МГУ, сказал: «Переходите ко мне. Мы начинаем интересные разработки по голографии. Если не получится из Вас настоящий физик, то уж директором нового завода по производству телевизоров с плоским экраном, непременно будете! А что Ваша философия, когда даже Маркс порол чушь!» Я напрягся, слыша от ректора МГУ такие слова о Марксе. А он пояснил: «Разве человеческие отношения можно свести к формуле «товар – деньги – товар»? Кстати, деньги – изобретение финикийцев – самого несимпатичного народа за всю историю человечества. А вторая формула Маркса, что «деньги – эквивалент всех ценностей»? Разве можно за все золото мира купить хоть одну лишнюю секунду жизни?». Лицо Рэма Викторовича была мрачное, отчужденное, смотрел он себе на руки, словно разглядывал свои большие, аккуратно подстриженные ногти. Нависла тяжелая пауза. Тогда мой друг, физик № сказал; «И Энгельс тоже отморозил! «Жизнь, видите ли, по Энгельсу, существование белковых тел!» При этих словах Рэм Викторович вдруг кладет мне руку на плечо и, смеясь, говорит: «Я обязательно приду на Вашу защиту. Прослежу, чтобы Вы защищались, когда я буду в Москве. И непременно задам Вам вот этот вопрос, коль Вы изучаете сознание; «Представьте, что все люди на Земле уснули. Что будет с общественным сознанием?» Но я уже не слушал ректора, вдруг поглощенный его высказыванием, что за все золото мира нельзя продлить жизнь ни на секунду. В моей голове был настоящий круговорот мыслей и лиц, живых и мертвых. «Формула смерти!» – ответил я громко и соскочил с дивана. «Что – формула смерти?» – не понял мой друг физик №. «А то, что дни каждого живущего на земле сочтены! Вот что!»… Вот впервые я произнес «формула смерти». Потом, в различных статьях и публичных выступления, в разных странах, рассказывая о том, когда и при каких обстоятельствах впервые произнес «формула смерти», я всегда вспоминаю Рэма Викторовича Хохлова, ибо это было при нем. Тогда же мы быстро договорились, что «если есть формула смерти, то ее можно математически вычислить». Физики сразу предложили мне несколько вариантов. Один я потом включил в свою кандидатскую диссертацию, показав предварительно Хохлову. Он одобрил. Но мой научный руководитель, профессор Давид Израилевич Дубровский, категорически против был «подобной мистики» и заставил меня выбросить из диссертации и реферата главу о «формуле смерти».

Спустя четверть века, когда «формула смерти» была уже у многих на устах, в разных концах Света, главный редактор издательства «Варгус», где выходил мой учебник по «Социальной медицине», также настоял на «сокращении рукописи за счет главы о формуле смерти». Тогда я решил написать отдельную книгу о формуле смерти.

Рэм Викторович Хохлов погиб в Альпах, спасая своего проводника. Замерз. В 1977 году. Он сдержал свое слово и пришел на мою защиту. Для этого, мне пришлось кандидатскую диссертацию защищать в докторском ученом совете. Я прошел без черных шаров, и во всех документах, по ошибке было написано, что мне присуждается ученая степень доктора философских наук. Давиду Израйлевичу Дубровскому, моему научному руководителю, пришлось лично приложить немало усилий, чтобы исправить все документы и переименовать докторскую степень на кандидатскую. Его раздражала моя дружба с физиками, ибо он считал, что у меня сугубо философское мышление.