Чаша императора - Луи Бриньон

— Обыщите всё. Он должен быть здесь, — послышался негромкий приказ Марии Де Ла Форте.

Раздался резкий шипящий свист. Тишину и благодушие декабрьского заснеженного утра вдребезги разбил рой стрел, которыми неожиданно наполнился морозный воздух.

— Берегись! — во всю мощь лёгких закричал Агриппа и бросился в сторону пустой телеги. Ловко поднырнув под неё, он налёг всем телом, чтобы её перевернуть. Она подалась на удивление легко — краем глаза он увидел рядом с собой ещё двоих в белых плащах — втроём они легко опрокинули повозку и укрылись за нею, словно за щитом. То и дело с обратной стороны телеги раздавался глухой удар. Стрелы, одна за другой, нескончаемым смертоносным потоком летели в их сторону.

Наконец повозка перестала сотрясаться от вонзающихся в неё стрел, и на постоялый двор вернулась тишина. Агриппа отважился выглянуть. Увиденное потрясло его: большая часть отряда со стрелами в теле распласталась на окрашенном кровью снегу. Но где нападавшие?.. Скрываясь за утыканной стрелами повозкой, он переместился вправо и снова выглянул. Некоторые окна в доме оказались распахнуты, но пусты. Шагах в десяти от себя он увидел вторую перевёрнутую повозку, за которой прятались ещё четверо их соратников. У одного в груди торчала стрела,

белый плащ был залит выплёскивающейся из груди толчками кровью. Мария Де Ла Форте ранен!.. Заметив Агриппу, он знаком велел ему оставаться на месте. Но Агриппа не мог наблюдать безучастно, как друг, каковым привык он считать итальянца, истекает кровью.

Агриппа переложил шпагу в правую руку, вынул из ножен кинжал и успел шепнуть двум воинам,

скрывающимся вместе с ним за опрокинутой повозкой, чтобы следовали за ним, но ничего предпринять они не успели.

Двор вдруг заполнился множеством негромких звуков: хрустом снега, шелестом плащей,

позвякиванием оружия… Это могло означить лишь одно — враги явили себя воочию, не видя более резонов скрываться и наносить удары из-за угла. Двор быстро заполнялся людьми в чёрных плащах, вооружённых шпагами и кинжалами. Их, пожалуй, было несколько десятков.

Повозки, за которыми прятались от стрел Агриппа, Де Ла Форте и их оставшиеся в живых товарищи, из щитов могли теперь превратиться в ту самую мышиную нору, в которой их просто добьют.

Нет, умирать, как крысы, они не собирались. С криком ярости, они бросились на врагов, в несколько раз превышающих их числом. Агриппе пришлось отбиваться сразу от трёх противников — их бешеный натиск вынудил его, отступая, лишь отбиваться. Рядом два товарища

Агриппы сражались с непостижимой стойкостью. Раз за разом опрокидывали они нападавших,

пытаясь пробиться вперёд, но так и не смогли этого сделать. Ещё трое их товарищей,

защищавших своего раненого предводителя, упали замертво. Прорвавшиеся через их заслон воины в чёрных плащах добили Марию Де Ла Форте кинжалами.

— Будьте вы прокляты, подлые убийцы! — вскричал Агриппа, с болью в сердце наблюдая эту расправу. Он был в ярости, но ясно осознавал, что с минуты на минуту на них обрушится вдвое больше противников. И тогда ничто не спасёт их от смерти. Отскочив назад, он изловчился и нанёс нацеленный удар в грудь. Один из его противников рухнул на снег. Чуть поодаль упали ещё двое в чёрных плащах. Трое. Ещё пятеро валялись возле второй телеги. А в живых оставалось не менее трёх десятков. И теперь все они готовы были обрушиться на троих оставшихся в живых. Агриппа почувствовал укол в левой руке, немного пониже локтя. Кинжал выпал у него из рук. Он отскочил назад и уже было распрощался с жизнью, но неожиданно его противники отхлынули назад. Агриппа остался в полном одиночестве.

С изумлением Агриппа увидел, как люди в чёрных плащах быстро рассредоточились по двору,

беря в клещи открытые ворота. Там явно что-то происходило. Неужели пришла помощь?.. По строю черноплащников внезапно прокатилась волна, и в самом центре строй прорвался. Агриппа заметил человека, с ног до головы облачённого в белые одежды. Он продвигался вперёд,

устилая свою дорогу мёртвыми телами. Агриппа горящим взглядом наблюдал за его действиями.

Казалось, ещё мгновение и этот храбрец рухнет замертво. Но нет. Он буквально врезался в гущу чёрных плащей и уничтожал одного за другим молниеносными ударами. За спиной храбреца стали появляться люди в белых плащах. Они сразу вступали в сражение, но Агриппа следил только за тем, самым первым.

Он увидел, как тот воткнул кинжал в горло своего противника и тут же режущим ударом распорол лицо второго. В каждом ударе этого человека чувствовалась глубокая ненависть к врагам. Он убивал и убивал. Агриппе казалось, что сражение длится уже целую вечность, тогда как на самом деле оно длилось считанные минуты. Он начал осознавать действительность, когда лязг металла перестал звучать и крики ярости уступили место стонам раненых. Агриппа слышал, как предводитель приказал погрузить раненых и убитых на повозки и обыскать постоялый двор.

Зажав рану на окровавленной руке, он подошёл к перевёрнутой повозке. Там, возле тела своего друга, он опустился на колени и начал молиться. Рядом с ним раздался голос:

— Он прожил достойную жизнь и будет погребён с честью!

Агриппа поднял голову. Перед ним стоял тот самый предводитель. Только сейчас он увидел кольчугу на его груди. Она была погнута во многих местах и окрашена кровью. Твёрдый взгляд упирался прямо в Агриппу. Агриппе же понадобился лишь один короткий взгляд для того, чтобы всё понять.

— Тебя выведут из Парижа и помогут добраться до твоего короля! Здесь ты можешь умереть.

Расскажешь ему всё, что посчитаешь нужным. Нас не ищи.

Агриппа ни слова не произнёс в ответ. Он молчал и тогда, когда его друга бережно уложили в повозку, когда впрягали в неё выведенных из конюшни лошадей. Он молчал и думал о том, что никогда не забудет эту ночь и человека, который спас его от смерти.

Глава 7

Холодным утром несколькими днями спустя на правом берегу реки Шер появилась карета,

запряжённая парой серых лошадей. Она двигалась по накатанной колее, мимо многовековых деревьев, направляясь в сторону величавого замка с длинной галереей, который, словно роскошный мост, соединил оба берега Шера. Окна кареты были плотно занавешены чёрным бархатом, надёжно скрывая от посторонних взглядов тех, кто находился внутри. На левой дверце было изображено сломанное копьё, а под ним надпись «От этого все мои слёзы и боль моя».

Карета двигалась медленно, словно везла нечто хрупкое. Прошло не менее получаса, прежде чем она свернула вправо и, сделав полукруг, въехала на большую площадку, нависавшую над рекой в непосредственной близости от моста, упиравшегося в ворота замка.

Карета остановилась, кучер слез с козел и открыл дверцу. Внутри послышалась возня, а мгновением позже показалась старческая рука. Кучер поддержал руку, помогая её обладателю выбраться. Очень медленно и осторожно кучер извлёк наконец из недр кареты человека,

укутанного в меха. На вид ему казалось не менее ста лет. Глубокие морщины бороздили лицо,

седая борода пряталась в укутавшие всё его щуплое тело меха, а остекленевший взгляд выражал только усталость. Он едва мог передвигаться, но говорил довольно внятным голосом.

Поблагодарив кучера за помощь, он собирался было направиться к воротам, но в это мгновенье они открылись и показались два стражника в серебристых доспехах. Встав по обе стороны ворот, стражи застыли.

Из ворот замка вышли три женщины. Две из них, присев в реверансе, остались у ворот,

провожая взглядами третью — полную, маленького роста женщину в чёрном платье с высоким стоячим воротником, поверх которого был накинут меховой плащ, скреплённый на груди серебряной пряжкой, сотканной искусным ювелиром из множества тонких колец, и ниспадавший до самой земли. Сделав знак прибывшему оставаться на месте, женщина миновала мощёный камнем мост.

Екатерина Медичи, вдовствующая королева — мать, сама вышла встречать прибывшего старца.

Приветливая улыбка, обращённая к гостю, не могла скрыть усталости на её лице.

— Лука Горико, я желала видеть тебя и страшилась встречи. Мы трижды встречались, и всякий раз твои предсказания были столь ужасны, что мне хотелось отдать тебя в руки палача. Я потеряла всё. Остался лишь единственный сын и единственная надежда. Ты должен укрепить эту надежду. Идём со мной!

— Моя королева, — склонившись в поклоне, ответствовал старец, и голос его прозвучал более уверенно, нежели голос королевы. Это был тот самый астролог, который с точностью предсказал смерть короля Франции Генриха II. Именно его проклял Монтгомери, увидев, что нанёс своему господину смертельную рану.

Королева, взяв астролога под руку, повела в сторону донжона, возвышавшегося справа от замка, который был построен в духе Ренессанса в виде двух башен — узкой и широкой. Сливаясь по воле архитектора, они очень напоминали своим строением маяк. Единственная дверь в башне