Чаша императора - Луи Бриньон

— Мы сделаем всё возможное, дабы показать себя с наилучшей стороны.

— Вот достойные слова. Надеюсь, ты не разочаруешься в них.

— О чём это ты толкуешь?

— О чём же ещё? О ночлеге, мой друг. Только о ночлеге. А он не всегда бывает таким, как мы ожидаем.

Глава третья

Спустя четыре часа они уже подходили к воротам аббатства Сен-Виктор. Открытые настежь ворота словно приветствовали их прибытие. Впечатление было, пожалуй, весьма обманчивым,

учитывая обстоятельства, коим они стали свидетелями. Несмотря на ночь и сильный снегопад, во дворе аббатства происходила необычная для такого позднего времени суета: мелькали десятки огней, доносились всполошенные восклицания и обрывки фраз на латыни. Ощущалось беспокойство, имеющее неясную пока причину. Не только разгулявшаяся непогода, но и любопытство заставило спутников войти в отворенные ворота и поспешить вслед за растревоженными местными обитателями. Очень скоро они оказались около колокольни. Группа монахов с факелами, которые усилившийся снегопад едва не гасил, опасливо воззрились на пришельцев в нищенских отрепьях. Агриппа, а вслед за ним и его спутник, проскользнули мимо этих подозрительных взглядов внутрь часовни и застыли на пороге.

Прямо у их ног лежали два мёртвых тела. Ещё один мертвец покоился на ступенях винтовой лестницы, уткнувшись головой в стену. Всё вокруг было залито кровью — каменные плиты пола и стёршиеся от множества ног, поднимающихся и спускающихся по ним, ступени; кровавые брызги, потёки и мазки покрывали и стены часовни. Агриппа осторожно перешагнул через трупы, ступил на край лестницы и начал подниматься. Почти сразу же пришлось перешагнуть через ещё одно мёртвое тело. Дальнейший путь оказался свободен лишь до конца третьей по счёту спирали. Здесь, у основания маленькой площадки лежали ещё два покойника. Агриппе пришлось, перекрестившись, сдвинуть их в сторону, чтобы освободить себе дорогу. Его острый взгляд выхватил небольшой вышитый герб на груди одного из мёртвых. Этот маленький знак вызвал у него неподдельное удивление. Продолжив восхождение по крутой лестнице, он едва слышно пробормотал:

— А я глупец, полагал, что увижу здесь друзей нашего любимого герцога де Гиза. И с чего католикам вздумалось нападать на своё же аббатство? Клянусь Наваррой, ответ на этот вопрос стоит опасности, которой я подвергаюсь.

Агриппа продолжил беседу с самим собой, но уже мысленно, целенаправленно двигаясь наверх,

стараясь производить как можно меньше шума. Наткнувшись на очередной труп, он вытащил из-

под лохмотьев кинжал и прижался спиной к стене, вдоль которой вилась лестница. Действие оказалось совершенно не лишним, так как сверху стали доноситься обрывки фраз. Ещё несколько минут ушло на то, чтобы достигнуть верхнего основания башни. Это была большая площадка с многочисленными арками, меж которыми метались снежные хлопья. В центре возвышались два огромных колокола. Под одним из них трое монахов суетились над неподвижным телом. Оставаясь незамеченным, Агриппа приблизился к монахам и только тогда увидел, чем именно они занимались.

Все трое хлопотали над тяжело раненым человеком. Судя по кровоточащим повязкам и на бедре, и чуть повыше груди, и возле правого колена, этот воин выдержал неравный бой. Даже в таком беспомощном состоянии он производил сильное впечатление своим мощным сложением. По пути сюда Агриппа насчитал восемь мёртвых тел. Не оставалось сомнения в том, кто именно их убил.

Один из монахов приметил его, но ничего не сказал и продолжил возиться с раненым. Тот практически не подавал признаков жизни. Агриппа уже собирался уйти, когда раздался глубокий стон. Агриппа подошёл ближе. Неожиданно раненый открыл глаза и, схватив одного из монахов за рясу на груди, подтянул к себе. Раздался хриплый голос, наполненный болью и яростью:

— Скорей… в Шенонсо…

Аббат Буандре, а это был именно он, глаза вытаращил от удивления. Но раненый снова впал в беспамятство. Могучая рука безвольно повисла. Аббат осторожно убрал руку со своей груди и с опаской пробормотал:

— Чудеса, да и только. Целый год молчал, а тут — надо же! — заговорил. Не иначе как Господь смилостивился над несчастным, — он, а за ним следом и два других монаха набожно перекрестились. Когда два других брата вновь занялись раненым, аббат тихо добавил:

— Бедное дитя, несчастная Изабель… Тебя больше некому защитить, некому помочь…

Агриппа услышал и увидел достаточно, чтобы понять, что именно здесь произошло. Но вопросов не убавилось. Он попытался воссоздать единую картину событий, дабы определить, какую пользу это могло принести всем им. У него появилось ощущение, будто он натолкнулся на нечто очень значимое — возможно, некую тайну, которую бдительно стерегут враги. Пожалуй,

следовало продолжить поиски этой загадочной девушки. Узнать, зачем она понадобилась герцогу

Гизу и почему он послал за ней… людей короля. А ведь герцог не мог ими распоряжаться. Более того, они с королём враждуют. Но он ясно слышал приказ герцога о нападении на аббатство.

Следовательно, одно из двух: либо Гиз получил гораздо большую власть, нежели предполагалось, либо… попросту устроил маскарад.

Последняя мысль была любопытной. Однако от неё очень скоро пришлось отказаться, поскольку на площадке совершенно неожиданно появились ещё несколько человек. И на этот раз это действительно были люди герцога — один из них назвался именем Галардон и сообщил, что явился по приказу герцога де Гиза. Между ним и аббатом Буандре произошёл короткий разговор, сути которого Агриппа не уловил. Оба стояли в дальнем углу, говорили тихо, время от времени бросая взгляды в сторону раненого. По завершении разговора Галардон покинул башню в весьма раздражённом состоянии, удостоив Агриппу лишь одним презрительным взглядом, что весьма того порадовало и он в очередной раз мысленно похвалил себя за выбранный для сегодняшней богатой событиями прогулки образ.

Собравшийся спуститься вниз Агриппа, столкнулся на верхних ступенях лестницы с поднимающимся ему навстречу его другом-итальянцем. Взгляд, каким он окинул Агриппу, как-то не вязался ни с его жалким видом, ни с его тревожным, если не сказать трусливым поведением на площади. Агриппу неприятно удивила столь резкая перемена в сотоварище и он почувствовал себя… одураченным, что ли: складывалось впечатление, что сегодня не он вёл, а его вели — к какой-то неясной пока цели.

Итальянец подошёл к раненому и резко велел монахам отойти. Те крайне неохотно поднялись и отступили — всего на шаг. Нищий опустился на колени подле раненого и произнёс, глядя в его приоткрывшиеся, мутные от боли глаза:

— Господь Истинный!

— В крови живущий! — раздался в ответ едва слышный шёпот раненого.

Услышав эти слова, аббат Буандре, мгновенно покрывшись мертвенной бледностью, шаг за шагом стал отступать назад, на лице его всё явственнее прорисовывался глубокий ужас. Агриппа и оба монаха, онемев от изумления, наблюдали за этой жутковатой сценой. Итальянец ниже склонился над раненым. Все отчётливо расслышали два слова: «Мария» и «Гета». Итальянец поднялся и устремил властный взгляд на аббата Буандре.

— Молчи и заботься о нём. Он уедет, как только окрепнет. — Это прозвучало как приказ.

Отвернувшись, он сделал знак Агриппе следовать за собой и направился к лестнице.

Поражённый столь внезапным преображением своего товарища, которого, признаться, он,

Агриппа, считал изнеженным, трусоватым и капризным, искренне недоумевая, отчего король выбрал ему в спутники именно его, теперь же вынужден был задуматься. Скорым шагом они покинули часовню, направившись, к великому удивлению Агриппы, назад к воротам.

— Там, наверху, раненый упомянул два имени: «Мария» и «Гета». Ты знаешь, кто эти женщины? – не смог сдержать он любопытства.

— А это не женщины, — его спутник ответил, даже не оглянувшись.

— И Мария? — не мог скрыть удивления Агриппа.

— Это моё имя!

— Мария? Ты шутишь? — вырвалось у Агриппы. Молчание в ответ, похоже, означало, что его спутник совсем не расположен шутить. — Пусть будет Мария. Многие мужчины предпочитают мужчин… Так почему же ты не можешь взять женское имя?.. Это не совсем обычно, но почему бы нет…

— Не советую тебе насмехаться над моим именем, — раздался жёсткий голос, — лучше уж называй, как прежде, «итальянец».

— Насмехаться? Да упаси Господь, я и не собирался… — Агриппа почувствовал неловкость, а потому решил сменить тему разговора: — Куда мы направляемся?

— На постоялый двор! — последовал краткий ответ.

— Мы могли бы остаться в монастыре. Это было бы гораздо удобнее и ближе, — заметил Агриппа.

— Я не собираюсь там ночевать! — столь же короткий ответ.

— Тогда зачем мы туда идём? — справедливо поинтересовался Агриппа.