Хроника его развода (сборник) - Сергей Петров

Я сижу на кухне и смотрю на два помытых, оставшихся, перевёрнутых бокала.

Когда они разобьются, думаю я, всё кончится.

26

Несмотря на вливание в коллектив, ко мне продолжают относиться настороженно. Когда нужно что-то обсудить, Кубышка долбит в стену, и Кира с Ирой покидают кабинет. Антошка сидит рядом с Кубышкой, его перемещения для меня незаметны, но я подозреваю, присоединяется и он. Что там за обсуждения происходят? Мне неведомо.

Такое со мной впервые. Никогда раньше, где бы я ни работал, ко мне не относились вот так. Чёрт его знает, почему так происходит. Может, я сам виноват, ведь мне с ними неинтересно. На прежних местах, какое из них ни возьми – райотдел милиции, радио, Контора – я всё-таки открывал для себя что-то новое. Там работали люди, у которых можно было что-то почерпнуть, или взрослее, или профессиональнее меня. Видимо, это называется развитием. Здесь развитие может пойти вспять. Я чувствую это.

– Андрей Павлович, – сообщает мне Кубышка, – послезавтра у нас коллегия. Приедут заместитель губернатора, первые лица администрации, первые руководители правоохранительных органов. Их нужно встретить на первом этаже и проводить в зал заседаний.

Это прекрасно. Никогда ещё не выступал в роли встречающего-провожающего.

– А других людей для этой роли нет?

– Я не поняла. А что здесь такого?

– Я их встречу, конечно, всех. Но Евгения Алексеевича пусть встретит кто-нибудь другой.

– Это ещё почему?

Смотрит на меня своими наглыми глазёнками.

Ты же всё понимаешь, думаю я, сука. Евгений Алексеевич – Босс местной Конторы. Я его проверял, а он меня умаслить пытался. Я при нём курил вульгарно. Поучал, как работать надо. И не очень-то комфортно мне в новой роли выступать сейчас.

Всё это я ей не говорю, конечно. По-другому выворачиваю.

– Видите ли, Полина Александровна. Я, когда был на проверке, неоднократно конфликтовал с ним. Справку жёсткую составил. Как бы не вспомнил он обиду, не отыгрался на вашем, в смысле, нашем управлении. Это тактически ошибочный ход, Полина Александровна.

Забегали глазёнки. Поля в некотором замешательстве.

– Нет, – слегка дрожащим голосом выдавливает она из себя, – ерунду говорите. Вы обязаны всех встретить.

Послать бы к чёртовой матери всю вашу богадельню, да не могу вот. Отпрашиваться у тебя вскорости надо, лететь в Москву.

Ну, ничего, думаю. Ничего. Я тебя обману, мать твою фашистскую.

27

Я вспоминаю поездку в Читу. Летели туда зимой, в январе. Изначально от нашего отдела должны были полететь двое: я и Коля. Но потом переигралось что-то, и отправили меня одного.

Коля расстроился.

– Вот чёрт, – сказал Коля, – я уже и термобельё купил. Жаль, конечно, жаль. Мы бы с тобой, Андрюха, быстро проверили всё вдвоём, глядишь, и похулиганили, да.

Ходил туда-сюда по кабинету Коля, размышляя вслух.

– Но есть один плюс, есть один плюс. Жена пока не знает, что я не лечу. На сколько командировочка, Андрюха?

На десять дней командировочка.

– Ага. Вот я на десять дней у Катьки и зависну.

Завис Коля у Катьки, может, и не завис. А я поздним вечером впёрся на борт самолёта и улетел в холодный негазифицированный Забайкальский край, шесть часов воздушного пути и восемь – разницы с Москвой. Коньяк «Одесский» во фляге успокоил меня и помог уснуть.

…Краевая Контора подала авто на посадочную полосу. Нам помогли оперативно забрать в багажном отделении чемоданы и повезли в гостиницу. Темнота и мороз.

– Пятьдесят градусов ниже ноля, – сообщил нам один из встречающих. Он был бурят, и звали его Иван Николаевич. – У нас в январе всегда так.

Сурово.

– Мы вас везде возить будем. На улицу самим лучше не выходить. С женщинами заводить отношения не советуем. Двадцать убийств за месяц по городу, восемнадцать совершены женщинами. Обижаются на мужчин – и сразу за нож. Удар на поражение, прямо в сердце. Потом в полицию бегут, явки с повинной пишут… А вообще у нас народ добрый, приветливый. В гостиницу сейчас заедем, отдохнёте, потом – на работу, потом – ужин…

Заведением, где мы отужинали, была огромная юрта в степи. Сумасшедшая такая степь, заснеженная и бескрайняя, уходящая в Монголию.

В юрте нас встретили гортанным бурятским пением. Луноликие женщины в национальных нарядах широко открывали рты, их лица были добры. Закончив петь, каждому из нас они повесили на шею синий шёлковый шарф. Потом мы сели за огромный стол, уставленный водкой, китайской лапшой фунчозой, дымящейся бараниной и большими пельменями, истинное название которых – позы.

– Вы когда-нибудь кушали позы? – искренне поинтересовалась старшая бурятка, хозяйка заведения. – Это делается так…

Она берёт поз, поднимает его высоко и продолжает инструктаж:

– Откусываете кусочек с краю. Выпиваете бульон. Потом едите. Очень хорошо под водочку!

Голос у хозяйки поставленный, интонации выдают её лидерское комсомольское прошлое. Возраст определить трудно, от сорока до семидесяти. В этих краях степные ветра стирают с лиц молодость и старость.

– А ещё лучше водочка в наших краях идёт под бухлёр. Бухлёр – бараний бульон, товарищи.

За столом наблюдается оживление. Позы – штука хорошая, но бухлёр своим названием перекрывает их эстетическую значимость.

– Бухлёр, бухлёр, – прокатывается весело по рядам моих коллег, у нас большая бригада, тринадцать человек, и никто не слышал этого названия.

Прекрасная получилась, динамичная командировка. «Бухлёр-тур», так я окрестил её.

Нам пришлось часто ездить по районам, мы много работали и много пили. В обед пили и в ужин. Обеды проходили в «позных». Стоимость – рублей сто пятьдесят на брата. Пять поз. Бутылка водки в десять минут «раскатывалась» на троих, мы выходили на улицу и моментально трезвели, сорок градусов ниже нуля. Прыгали в машину и устремлялись проверять. В семь вечера собирались на вечернюю планёрку, а оттуда, всей бригадой, снова в алкогольный бой. По выходным – музеи и природа. Девочек не предлагали.

– Будут заманивать с бабами в баню, – предостерегал в Москве Коля, – соглашайся только в том случае, если с тобой пойдёт очень большой начальник!

Но нам не предлагали девочек. Сам край, казалось, не располагал к этому. Дикие степи, разноцветные ленточки, повязанные на ветви деревьев, сопки, переходящие в скалы, Будда и местные духи, в деревнях до сих пор поклоняются им, сатанинский взгляд барона фон Унгерна, подмеченный мной на старой фотографии в одном из музеев, – всё это уносило прочь от материального мира.

– Рядом с фотографией барона фон Унгерна, – водила указкой по снимкам музейный гид, – наш учёный-антрополог Цибиков. Существует версия, что в двадцатые годы прошлого века по заданию ОГПУ он прибыл в один из тибетских монастырей и выкрал там ценнейшие письмена. Возможно, они относились к разгадке тайны Шамбалы или ещё к чему-то подобному. Когда пропажа обнаружилась, лама монастыря направил в один из наших дацанов секретное письмо. В нём говорилось: как только Цибиков умрёт, монахи должны отделить голову от тела и доставить в Тибет. Цибиков действительно вскоре умер, и местные монахи выполнили приказ. Череп учёного был распилен, из него сделали чаши и стали использовать во время ритуалов. Чаши наполнялись отварами. Лама пил из этих чаш. Пить отвар из черепа умного и сильного врага – большая честь для ламы…

Окончательно не давали погрузиться в эту эзотерическую пучину работа и подхалимаж. Именно здесь я столкнулся с приятным подхалимажем в свой адрес. Областные не подхалимничали, нет. Они были гостеприимны и исполнены достоинства одновременно. Мало кому удаётся вести себя так.

Подхалимаж бил ключом из районных князьков. Один такой, приземистый и юркий бурят, повёз меня и моего помощника в воинскую часть, пострелять. Я люблю стрелять. Тем более что к моим услугам было разнообразное оружие, давно снятое с производства: пистолет «ТТ», винтовка Мосина, автомат «ППШ», один из первых дисковых пулемётов.

Когда я стрелял из винтовки и укладывал одну бутылку за другой, князёк скакал рядом со мной бойким петушком и восхищался:

– Ах, как хорошо стреляет Андрей Павлович! Андрей Павлович снайпер, наверное?

Потом он повёз нас в военную баню с биллиардом.

– Какой кий желаете, Андрей Павлович?

Я обыграл одного соперника. Потом второго. А третий у меня выиграл.

Несчастный оказался подчинённым бравого князька.

– Как тебе не стыдно! – взревел князёк. – Нельзя выигрывать у Андрея Павловича!

– Можно! – великодушно разрешил я, отхлёбывая из кружки пивко.

– Ах, какой добрый человек Андрей Павлович! Андрей Павлович – справедливый человек, наверное?

…Вспоминаю и вздыхаю грустно. И после всего этого, думаю я о Кубышке, ты хочешь, чтобы я выступал в роли швейцара?

Я тебя точно обману, мать твою фашистскую.

28

План мой прост и гениален. Я покупаю в магазине коробку конфет и отдаю девчонкам-ментовкам, сидящим на проходной.