Хроника его развода (сборник) - Сергей Петров

– И ещё, ваша честь! Я решительно требую приобщить к делу эти документы!

Юлия достаёт из сумки пачку ксерокопий.

– Это чеки, ваша честь! Моя доверительница покупала сыну одежду, тогда как ответчик не тратил на ребёнка ни копейки!

А вот это уже, – думаю я, – пиздец…

– Тридцать две тысячи шестьсот шестьдесят семь рублей! Пусть потрудится внести хотя бы половину!

Такая резкая и наглая ложь ставит меня в тупик. Я сижу как оплёванный. Ни хуя себе, думаю я. Ни хуя себе.

– Ответчик, что вы можете сказать? – спрашивает судья.

Я с трудом выдавливаю из себя:

– Прошу перенести судебное заседание. Мне следует получить консультацию.

В экстазе адвокатша топает ногой, едва не дробя каблук:

– Прошу обратить внимание, ваша честь, на тот факт, что у ответчика высшее юридическое образование! Какие ещё консультации?

– Это его право, – говорит судья, – заседание окончено. Дата следующего заседания – двадцать девятое октября. Время – десять ноль-ноль.

Адвокатша торжествует.

11

Двадцать девятое октября. Происходило ли в этот день что-то знаменательное? Не знаю. Но для меня этот день знаменателен, точно. Это день моей победы на поле брани семейного права.

Униженный и оскорблённый, я всё же взял себя в руки и подготовился к следующему заседанию основательно. По совету Леры, своё выступление я написал.

Выстроено оно было так: законодательство (статья шестьдесят четыре Семейного кодекса Российской Федерации), судебная практика и самые убойные аргументы – постановление Правительства РФ о повышении зарплаты работникам Конторы, справки из бухгалтерии. Ну и импровизация, разумеется.

Я надеваю белую рубашку, красный галстук и чёрный костюм. Ботинки вычищены идеально. Достаю из шкафа пальто. Оно куплено мною в 1998 году за пятьдесят рублей в секонд-хенде. Я давно его не носил, но люблю его. Оно напоминает пальто Штирлица. Это немецкое пальто.

…Говорю негромко, но динамично. Периодически я балуюсь пародией, лет двадцать, наверное, балуюсь, и это сказывается. В моей речи проскакивают металлические путинские нотки.

Судья слушает внимательно. Я чувствую смену её настроения. Если на первом заседании моё предложение о выплате алиментов было встречено ею прохладно и даже наплевательски, то теперь она уже начинает размышлять, возвышаясь над собственными судейскими штампами.

…Когда дело доходит до грядущей моей зарплаты, секретарь судебного заседания, девонька молоденькая и симпотная, смотрит на меня с искренним интересом.

– Но чеки! Чеки! – перебивает меня вдруг Юлия. – У меня есть чеки!

И всё-таки она дура. Судье явно не нравится её поведение. Перебивает, вносит сумбур. Судьи не любят, когда на заседаниях орут. Самим поорать – другое дело.

– А что, – спрашиваю, – чеки? О чём говорят эти чеки?

– О том, что ваша бывшая жена покупала вещи! На многих чеках есть её фамилия!

– И фамилия того, чьими деньгами она расплачивалась, там тоже имеется? Она могла эти деньги взять, например, у вас. Как будто бы. И оплатить эти мифические вещи.

Судья объявляет перерыв.

– У вас ничего не выйдет, – шипит Юлия, – ничего, слышите! Мы потребуем, мы вещи принесём, мы…

– Посмотрим, – говорю я, – уважаемая Юлик. Посмотрим.

Она осекается и начинает что-то зло бормотать о конституционных правах.

Судья выходит из совещательной комнаты и объявляет своё решение.

Мои требования удовлетворены в полном объёме. Адьиос, амиго!

Жаль, что во время выступления мне пришлось снять пальто.

12

Хрень какая-то происходит в моей жизни. Не трагедия, конечно, нет. Когда умер близкий, ногу тебе отрезало трамваем, в тюрьму посадили тебя или выяснилось – болен ты неизлечимо, вот они – да, трагедии. А у меня? Если меня любят, выясняется, я не люблю. Если я люблю кого-то, то ко мне безразличны. Банально так, описано это и снято про это тысячу раз. И оттого безумно скучно, не видно никакого выхода. Кажется, что так будет всегда. Мне тридцать девять. Неужели я действительно боюсь остаться один?

13

На Колю смотреть больно. Перед застольем Коля признался мне, что теперь ему не с кем будет нормально поговорить. Он даже закурил, сидя за нашим траурным столом, это некурящий-то Коля. Провожаем Андрея Павловича в последний путь, так сказать.

Настроение не очень весёлое. Я написал рапорт об увольнении на пенсию и отдал начальнику. Начальник подписал его не глядя.

– Я надеюсь, это взвешенное решение. Учти, Андрей Павлович. Назад пути нет.

Какой там путь назад, мать их фашистскую, думаю. Я к любимой улетаю. Жизнь с ней и ради неё – эта карта, которая бьёт все козыри: Москву, работу, друзей…

…Они сидят за моим столом – не друзья, но сослуживцы. С друзьями я был вчера. Меня провожали в «Каретном ряду». «Каретный ряд» – это ресторан на Поварской улице. При Советах улица называлась Воровского.

В 2010 году, при выходе из «Каретного ряда», был застрелен Вор в законе Всея Руси Дед Хасан. Ресторан был его резиденцией. Там он проводил деловые встречи. После одной из них снайпер снял его выстрелом с чердака дома, в котором проживал Сергей Михалков. Наверное, перед смертью Дед неплохо пообедал. Хорошая кухня в этом ресторане.

Мой друг Миша причитал:

– На кого же ты покидаешь нас? Когда мы теперь увидимся?

Я пытался корчить из себя оптимиста. Я говорил, что Екатеринбург – это не край света, что я буду часто прилетать. Говорил и слабо верил в это. Когда мы закончили, они вызвались меня провожать. Я отказался, сославшись на то, что нужно собирать вещи. Соврал. Мне просто хотелось побыть одному.

Они сели в машину и уехали на Садовое кольцо, а я направился в сторону метро «Арбатская», решив пройтись по кривым московским улочкам, проститься с ними. Пройдя метров сто, присел на скамейку в дворике Литературного музея, под памятником Горькому, и закурил. С тоской смотрел на старое здание со львами и масонскими звёздами. Бездонная какая-то тоска. Укоризненно взирал Максим. Я подумал, что не вернусь сюда никогда…

…За столом с сослуживцами чувствовал себя отрезанным ломтём. Они желали мне нового семейного счастья, выпивали по две-три рюмки и уходили. Один за другим. Даже Николай Иванович, мой друг Коля, не стал засиживаться. Он выпил полбутылки вина и отчалил, сославшись на экстренную встречу с любовницей-молдаванкой.

– Жена сегодня у дочери, квартира пуста, такого шанса мне больше не представится, Андрюха!

Я сказал, что да. Конечно же, надо идти. Молодая молдаванка, все дела. Я проводил его в коридор, мы обнялись.

Был Андрюха – нет Андрюхи. Будут Саня, Вася, Петя. Жизнь продолжается.

14

Самолёт долго кружит над Екатеринбургом. Будто раздумывает: садиться ему или нет. Я смотрю в иллюминатор. Вспоминаю свой самый первый прилёт, тот самый, командировочный, год назад. Рядом со мной тогда сидела девушка. Когда мы снижались, я увидел излучину реки.

– Это Урал? – спросил я.

– Нет, – ответила девушка.

– А Урал где?

– Мы такой реки не знаем.

Девушка была улыбающаяся, но некрасивая.

Улыбающаяся и красивая ждала меня в машине Kia Picanto, неподалёку от платной парковки аэропорта.

Самолёт выпустил шасси, бахнулись колёса о посадочную полосу. Салон разразился аплодисментами, старая добрая традиция – благодарность экипажу за безопасный полёт, безопасную посадку. Вибрирует мобильный.

– Да, Лера, привет, мы уже сели.

Это обычная наша схема. Самолёт приземляется, я сообщаю, минут через двадцать Лера въезжает на парковку.

…Выхожу из аэропорта, приятная прохлада. Рюкзак за спиной, в одной руке чемодан, в другой сумка. Я вижу её, устремляюсь к ней. Поклажа загружается в багажник, я заключаю её в объятия.

– Время, время, Андрюша, мы должны успеть.

Ах, да. В порыве страсти я склонен забывать о суровых реалиях жизни, а бабки капают. Вот-вот включится счётчик, и за стояночку придётся платить.

Лера рулит уверенно. Хорошо рулит. Как автомобилем, так и по жизни.

Мы выезжаем на трассу, авто набирает скорость.

– Ну, рассказывай. Как у тебя дела?

И я начинаю рассказывать. Я говорить могу очень долго, особенно когда у меня хорошее настроение. Сейчас у меня оно – более чем, ведь я прилетел к ней! Рассказываю про Контору, про Егора рассказываю. Про то, как пришёл к нему прощаться в санаторий. Ирина взяла путёвки, хорошее дело. Процедуры, гимнастика.

– Мы посидели на качелях, поиграли в наши игры, – рассказываю я. У нас своеобразные игры, по мотивам просмотренных фильмов. Один из последних – «Девять жизней Нестора Махно». Егор просмотрел его от и до, разобрав на цитаты. Егор стал развивать идеи нового анархизма. Помню, мы написали несколько листовок и развесили их в трёх точках Жуковского: мэрия, Дворец культуры и столб вблизи школы, где учится мой дорогой сынуля. Содержание листовок сводилось к необходимости бить буржуев. Наклеив последнюю, мы отошли в сторонку и вдруг заметили, что какой-то подросток, остановившись у столба на велике, сфотографировал листовку на айфон. У Егора это вызвало приступ бурного хохота.