Приключения Никтошки (сборник) - Лёня Герзон

Усталость как рукой сняло! И вегетарианцы, и мясоеды дружно ревели «ура». Они словно соревновались, кто громче, перекрывая своим криком слова Знайки.

– Я заранее угадал, какой вопрос вы сейчас зададите! – весело говорил ученый, которого уже никто не слушал. – Поэтому сразу же на него и отвечу. Нет, мы не производим ни вареный гуляш, ни жареный бифштекс, хотя могли бы. Наша цель – мясо сырое и только сырое. А варить, жарить, печь его, мариновать, накалывать на шомпурчик, разводить мангальчик, раздувать уголёчек – этого удовольствия мы ни у кого забирать не будем!

Наконец слесарь Напильник, опасаясь, как бы машина не перетрудилась, направил на нее пульт дистанционного управления и перевел агрегат в спящий режим. Последняя палка ливерной колбасы вылетела из выходной трубы, и на всех компьютерных экранах машины загорелась надпись: ОТБОЙ, а под ней – компьютерная улыбка. Неожиданно из динамика, находящегося в верхней части машины, послышался добродушный бас:

– Приятного аппетита!

Участники митинга вздрогнули от неожиданности и ненадолго замолчали.

Глава тридцать четвертая с половиной

ГУМАННЫЙ УЖИН

Знайка отошел, чтобы выпить стакан воды и в приспособленной за сценой раковине промыть, наконец, с мылом стекла своих очков. Таблеткин взял микрофон.

– Уважаемые малыши и малышки! – сказал он. – Как мне тут только что сообщили, производство ста пятидесяти килограммов мяса в Гуманомясе занимает всего двое суток. Сто пятьдесят килограммов соответствует одной корове, и один коротышка может питаться этим количеством мяса целый год. Сделав десяток таких машин, мы обеспечим мясом весь Цветоград. Отпадет надобность убивать коров, свиней, кур, гусей и прочую живность. Мы перестанем быть варварами и убийцами, а станем цивилизованными коротышками, которые уважают права всех демократических жителей нашей планеты. Кажется, цель сегодняшней встречи достигнута. Мы пришли к полному компромиссу. Демократический путь победил!

Коротышки кричали «ура» и, выражая свою радость, бросали в воздух – кто шапки, кто куртки, а кто остатки плакатов, которые и вегетарианцы, и мясоеды только что дружно разорвали на мелкие кусочки. Многие от восторга прыгали на месте, малышки целовали малышей, все обнимали друг друга. Плювакин от счастья бросился в фонтан и плавал там, разгребая воду и отплевываясь, словно кит.

– Какой же он добрый! – кричала малышка Галочка. – Он никого не убивает да еще и всех мясом бесплатно кормит. Он дает доброе мясо!

Ниточка, за которую она держала воздушный шарик с фотографией поросенка, выскользнула у нее из пальцев, и поросенок понесся в ночную высь…

– Давайте будем его звать Добромяс! – предложил кто-то.

– Точно, Добромяс, Добромяс! – закричали отовсюду.

– Да здравствует Добромяс!

– Ура Добромясу!

Какой-то начинающий поэт (не Пёрышкин, а другой, никому не известный) уже сочинил стихи, и их тут же подхватили остальные коротышки:

Добромяс, Добромяс,Ты прекраснее всех нас!

Добромяс скромно улыбался своим компьютерными экранами.

– Уважаемые коротышки! – пытался перекричать толпу схвативший микрофон Кастрюля. – Оказывается, замечательный Добромяс, кроме вот этого вот нового мяса, еще вчера напроизвёл целую кучу разнообразного мяса! Оно лежало в хладохранилище на Колокольчиковой улице и вот теперь доставлено на двух грузовиках сюда. Я и сам не знал – они всё это держали в секрете и рассказали только сейчас! А я на этой самой сцене буду сейчас для вас жарить машинное мясо! И все желающие смогут его попробовать! Убедитесь, что оно не только не хуже, но и лучше мяса живых… то есть убитых коров и свиней. Потому что у нашего мяса нет никаких костей! Оно содержит разные вкусовые добавки и дополнительные витамины!

На сцену внесли девять огромных мангалов. Авоськин и Небоськин быстро разожгли угли, и повар Кастрюля стал накладывать на решетки первые порции неубитого мяса.

А фермеры Вруша и Правдюша уже начали тем временем уводить с площади коров. Этим процессом руководил инженер Штангель Циркуль. При этом он громко кричал на животных, но невозмутимые Мышуня и Ласточка не обращали на него никакого внимания.

– Интересно, – в задумчивости произнес Гнобик, провожая взглядом Мышуню. – А может Добромяс, наоборот – из мяса производить траву?

Глава тридцать пятая

НИКОМУ НЕ НУЖНА

Барвинка потихоньку покинула площадь Свободы. Она всё оглядывалась на Кнопочку, но та – то ли притворялась, что не замечает подругу, то ли в самом деле игнорировала ее. Секретарь ЗВЕРЖа радостно размахивала руками и смеялась, слушая поэта.

Барвинка ушла через узкий переулочек, так что ее никто не заметил. Председатель ЗВЕРЖа чувствовала себя словно выжатый лимон. Она ничего не ела с утра, и у нее безумно болела голова. Господи, как же она устала! Всё это было не для чего, ни к чему. Весь город из-за нее передрался, а что из того? Хорошо, что Знайка такой умный и ему удалось изобрести это машину всего за две недели. Хоть для коротышек две недели – как для людей полгода, но все-таки…

А ведь она хотела как лучше, как лучше! Ведь честно старалась добиться справедливости, защитить несчастных животных, старалась изо всех сил! Барвинка всхлипнула.

– Ну что мне с собой делать, что? – спрашивала она себя в пустом проходе между домами, и темные стены гулко отражали ее голос, как бы говоря: «Ничего не слышим! Ничего не хотим слушать!»

Сюда не выходило ни одного окна. Барвинка едва удерживалась от слез. Казалось, этот мрачный переулок вот-вот наполнится плачем бедной вегетарианки.

– Я ничего не знаю, книг прочла мало, – жаловалась она в темноту. – Как же все-таки… тяжело их читать. Она с трудом сдерживала рыдания.

– А у меня огромное желание делать что-нибудь полезное для всех… Но оказывается… оказывается… чтобы что-то такое делать, нужно быть образованным… Как Знайка. Обо всем знать.

С этими полчищами слез – так и ползущих, так и лезущих из каждой щели между ресницами – было просто невозможно бороться. Их становилось все больше и больше, и сколько она ни крепилась, сколько ни шмыгала носом и ни трясла головой – ничего не помогало. И Барвинка наконец заплакала.

Она села на корточки, прислонившись к холодной стене. Сидела и плакала, и плакала… И пока она плакала, настроение у нее менялось.

– Кто ты такая, и кому ты нужна? – неожиданно спросила саму себя председатель ЗВЕРЖа. – Ты дура, ясно, ты кто? Просто дура, самая обыкновенная, которая ни черта не знает, а только дурачит других!

Как же она вдруг разозлилась! На саму себя… Вскочила и стукнула себя кулаком по лбу – со всей силы. А потом еще – со всего размаха – по затылку. До сих пор голова у нее просто болела, а теперь заболела так, что, казалось, вот-вот расколется.

– Вот и хорошо, – сказала Барвинка, пошатываясь. – И пусть расколется. А теперь еще по уху.

И она размахнулась и треснула саму себя по левому уху. В ухе что-то стрельнуло, и неожиданно голова перестала болеть.

– Х-ха! – рассмеялась Барвинка. – Видишь, какая она у тебя пустая? Долбанул с одного края – откликнулось с другого. Просто чайник!

Ей вдруг стало почему-то весело.

– Ну и что, что дура? Мало ли таких дур? Полный Цветоград! Только притворяются, что они не дуры, а на самом деле одна дурней другой! Только посмотри на них: дура на дуре сидит и дурой погоняет! Дурачьё! Да неужели же эта бабаягушка-смазлюшка умнее меня? В сто раз глупее! Она даже если университет закончит – и тогда будет… может, раз еще в пять меня глупей.

Барвинке стало так радостно, что она засмеялась. Но, посмеявшись немного, успокоилась. «И чего это такую сырость развела?» – подумала она.

Слёз было столько, что она набрала их полные пригоршни и умыла лицо. Даже на уши и шею хватило.

– Буду учиться! – решила Барвинка. Вытерла футболкой слезы и подняла голову.

– Да! Пусть на учебу уйдет время. Быть может, недели! Или даже месяцы… Но зато, выучившись, я буду всё знать и смогу сделать многое. Она сжала кулаки. Я добьюсь… добьюсь, – шептала Барвинка, ударяя кулаком в замшелую стену дома. Наконец она совсем успокоилась и пошла дальше.

Глава тридцать пятая с половиной

КОМУ-ТО ВСЕ-ТАКИ НУЖНА

Пройдя темный переулок, Барвинка вышла на широкую улицу Тюльпанов. Тут было полно народу. Коротышки шли с площади, обнимаясь, целуясь и весело беседуя между собой. Только Барвинку никто не целовал. А ей на это было совершенно наплевать. Она шла, ничего не замечая, и думала только о том, как завтра же начнет учиться. Пойдет в библиотеку, наберет там целую кучу книг и станет читать. А потом сдаст экзамены и поступит в университет.

Вдруг ее окликнули. Она подняла голову и увидела Пустомелю. Пустомеля сидел за одним из вынесенных на улицу столов ресторана «Лёляки баб». Левой рукой бывший звержевец обнимал своего друга – ярого мясоеда Шмуньку, с которым они только что помирились. В правой – держал вилку, на которую была наколота большущая котлета.