Потому что ты мой - Риа Фрай

Ли проехала мимо дома последний раз – дом ее детства, ее кошмаров, – а затем устремилась прочь, оставив его в прошлом. Она пыталась не думать о том, что огонь может перекинуться на соседние здания. Приходилось этим рискнуть. Ли повернула зеркальце заднего вида так, чтобы видеть Гарри, и принялась мысленно перебирать имена: Грант, Стюарт, Фил, Мэтт, Джеймс, Патрик, Кольт.

Свернув направо, Ли выехала на шоссе и начала продумывать свою легенду со всей ее многослойностью, хитросплетениями и извращенными фактами. Куда теперь ехать? Придется найти другой дом. Нужно строить новую жизнь.

– Как насчет Эшера? – спросила Ли. – Нет, не то. Луи? Тоже нет. Мейсон? Ну конечно! Мейсон – его среднее имя.

На заднем сиденье загулил Гарри и полусонно растянул губы, показывая беззубые десны. Ли кивнула, принимая его выбор.

– Значит, Мейсон. Мейсон – отличное имя.

В его свидетельстве о рождении значилось «Гарри Мейсон Чемберс». Мейсон попросту станет его официальным именем.

Ли кивнула снова, уже свыкаясь с выбором. Подумала о Ширли – настоящей матери Мейсона и ее лучшей подруге, – и по щекам покатились слезы. Ее коченеющее тело, безжизненные глаза, восковая кожа. Все то, чему уже не сбыться. А ведь какая прекрасная из нее могла бы получиться мать!

Нужно придумать, как так вышло, что она сама в одиночку растит ребенка… ну, или рассказывать всем правду. Нет, исключено. Правду она никогда не расскажет.

В памяти всплыла та вечеринка. Если разыгрывать карту матери-одиночки, черная дыра беспамятства послужит отличным объяснением тому, как Ли забеременела. Это позволит с легкостью уходить от расспросов, ведь предыстория такая болезненная, в ней та ужасная ночь и борьба за Мейсона… конечно, все поймут нежелание вспоминать. Мучительность прошлого будет лить воду на мельницу лжи, даст возможность поставить точку на том периоде жизни и не думать о том, как она заполучила мальчика на самом деле. А еще так она будет всегда чувствовать связь с Ширли и никогда не забудет, почему так поступает. Это по ее вине Ширли пошла на ту вечеринку. По ее вине повстречала Гарольда. По ее вине вновь обратилась к наркотикам. Поэтому не важно, что история о рождении Мейсона строится на лжи. То, что ложь для самой Ли, для Ширли было правдой.

Ли поступает так ради них обеих.

Покачав головой, она вдавила педаль газа и сосредоточилась на том, чтобы убраться подальше от дома. Прибавила обогрева, чтобы поток теплого воздуха обдувал нежные щечки Мейсона. На улицах моросил ноябрьский дождь, на смену которому скоро должны были прийти снега.

Малыш сжал пухлые ручки в кулачки и засунул один в рот.

– Это новое начало, Мейсон. Скоро сам убедишься.

Сердце колотилось о ребра. Несмотря на боль, вызванную смертью лучшей подруги, Ли чувствовала себя так, словно освободилась от груза. Нет больше ни отца, ни тех треклятых стен, ни мучительных, бессвязных воспоминаний о счастливом детстве, уничтоженном убийством и алкоголем.

Уже одна мысль об отказе от выпивки заставила Ли на мгновение замереть. Но выбора не было. Она не хотела уподобляться Ширли. Не хотела разочаровать Мейсона, за которого отвечала.

Ли сделала себе мысленную пометку, что нужно найти ближайшее отделение «Анонимных алкоголиков». Она пойдет к ним в понедельник. Будет ходить каждый день, если понадобится. Больше никакого вина. Никакого пьянства.

Машина подпрыгнула на яме, и Мейсон рассмеялся.

– Что тут такого? – спросила она, а затем ее вновь подбросило в кресле, и малыш рассмеялся снова.

Упиваясь его сладостным, чуть хрипловатым смехом, Ли ехала дальше. Город в повернутом к Гарри зеркале заднего вида постепенно бледнел, превращаясь в размытые кляксы деревьев и скопления домов. Некоторые здания уже были украшены ко Дню благодарения, на верандах виднелись надувные индейки, рога изобилия и огромные тыквы. Мысль о том, как она пристегнет к груди Мейсона и станет готовить праздничный ужин на собственной кухне, наполнила ее радостью. Вскоре она забудет об отце, смраде смерти, всех прегрешениях. И о милой Ширли, матери мальчика и своей лучшей подруге.

Прочистив горло, Ли смахнула с глаз слезы.

Через час, на автостраде 24Е, она решила направиться в Чаттанугу. Там она поселится в каком-нибудь мотеле и поживет, пока не позвонят насчет сгоревшего дома. Нужно подготовиться: как вести себя, получив эту новость, как изобразить потрясение и скорбь. По страховке что-то выплатят. Хватит, чтобы начать заново.

Мягкая резина старых покрышек пожирала милю за милей. Ли взглянула назад, на сладкого малыша Ширли, который спал в своем автокресле. На глаза навернулись слезы умиления. Животрепещущий вопрос – сможет ли она стать матерью Гарри – лип к коже, как статическое электричество. И вдруг неуверенность разбилась и рассыпалась. Теперь у Ли был Мейсон. Только это имело значение. Надо, надо справиться, твердила она себе. Другого выбора нет.

Она поступила правильно.

самопожертвование

епитимья

искупление грехов

фанатичная привязанность

преданность

Я преданный человек. Пожертвовала ради этого ребенка, который, если так разобраться, для меня не родной, практически всем, но люблю его все равно.

Люблю, словно он моя собственная кровинка.

Я нуждаюсь в нем.

Хочу о нем заботиться.

Он мой.

(У меня и бумаги есть.)

Это мой долг перед Ширли.

Мой долг перед самой собой.

Она бы порадовалась тому, что мальчик со мной.

Ее сын счастлив.

Ее сын любим.

Ее сын в безопасности.

Ее сын мой, и я никому его не отдам.

Настоящее

66

Грейс

Грейс входит в дом и ставит сумку. В гостиной мальчики играют с Ноа. Мейсон весь ушел в свои буквы: складывает и перекладывает их с маниакальной сосредоточенностью, а Лука скучает, подперев подбородок ладонью. Ноа сидит напротив ребят с пивом в руке и заводит таймер.

– Глядите-ка, кто пришел! – восклицает Ноа, заметив ее.

Она с улыбкой им машет. Грейс и Ноа уже поговорили и постепенно разбираются с грузом прошлого, Ноа возвращает ее доверие. Он довольствуется тем, что может получить, и неизменно демонстрирует себя с самой лучшей стороны.

Сняв пиджак, Грейс оставляет его на вешалке у двери. Вешалка ей нравится, они с Лукой вместе крепили ее на стене. Это здоровенная доска, из которой словно тонкие сучья торчат крючки для одежды: их можно убрать, опустив как рычаг. Выбрав первый попавшийся крюк, Грейс цепляет на него жакет, а потом, сняв туфли, разминает ступни и кладет ключи в блюдо у двери.

Что за идиллическая картина! Ее трое мужчин