Пустующий трон - Кен Лю

не положиться в таком деле на опыт специалистов. Знать самого себя – вот залог мудрости».

– Молодец, – с улыбкой похвалил дочь Тиму. – А можешь написать «Познай себя» логограммами классического ано?

Дьана вышла на берег и сложила из ила две кучки. Затем палочкой аккуратно придала им форму логограмм: гитрэ юту.

– Вот умница! – воскликнул Воку Фирна. – Пэкьу-тааса, ты пишешь не по годам изящно, не хуже своего отца.

Покраснев от смущения, малышка ответила ему поклоном-джири.

– Не перехвалите меня. Я умею писать всего несколько сотен логограмм и имею лишь общее представление о деяниях Кикисаво и Афир. Мало что знаю об окружающем мире, и уже тем более не знаю себя.

– Ха, да я в твоем возрасте не мог даже…

– Вот это улитка! – воскликнул Тодьу и с брызгами зашлепал к берегу.

У него на ладони лежала ракушка размером с кулак.

Мальчик подошел к Воку Фирне, небрежно растоптав правой ногой написанные Дьаной логограммы.

– Правда, похоже на шлем-череп? Ох и вкуснющая, наверное, эта улитка!

Он сунул раковину под нос Воку. На вид она ничем не отличалась от сотен других, усеивавших прибрежные камни. Заметив, что ее логограммы уничтожены, Дьана скривилась, готовая расплакаться, а Тиму вскипел от злости на сына.

– И правда, могучая улитка, – произнес Воку, чтобы разрядить напряжение.

– Думаешь, она лютая? – спросил Тодьу. – А зубы у нее есть?

Не обращая внимания на расстроенную сестру, он потыкал моллюска палочкой, которой только что писала Дьана.

Девочка бросилась к отцу; тот подхватил ее на руки, крепко прижав к груди. Дьана обвила руками шею Тиму и уткнулась в нее носом.

– Нашел у кого спросить; можно подумать, я разбираюсь в улитках, – ответил Воку. – Но помнится, было дело, когда саранча в соседние области нагрянула: тогда люди здесь одной рыбой да улитками из Аризузо питались.

– Тан-тигр Воку, вот уж не знал, что вы изучаете местную историю, – заметил Тиму, стараясь избегать грозных взглядов на сына.

– Раз местные их едят, значит не такие уж эти улитки и лютые. – Тодьу бросил ракушку на песок.

– В историки я не мечу, – сказал Воку, – но министру обрядов полезно знать местные традиции. Меня весьма удивило, что в соседнем регионе в ходу множество народных логограмм, у которых корнем служат слова «сеть» и «крючок», хотя до моря отсюда далеко. Да, народная логограмма – это сборная логограмма, составленная на основе логограмм классического ано, не признанная чиновниками и мудрецами…

– Я знаю, что такое народные логограммы, – с улыбкой перебил его Тиму. – Ими пользуются неграмотные простолюдины, чтобы донести друг до друга простые мысли или призвать удачу: многие верят, что логограммы обладают волшебной силой.

– Не осмелюсь спорить с вами, ренга. Просто я привык, что другим министрам все приходится разъяснять.

– Вот бы и другие министры интересовались жизнью народа Дара так же, как вы, – мечтательно произнес Тиму.

Взрослый разговор утомил Тодьу. Заметив, что на него перестали обращать внимание, мальчик угрюмо побрел обратно в воду.

– Исконная культура Дара крайне занимательна, – произнес Воку. – Я понемногу тренируюсь писать стихи на классическом ано.

– Вот как? – Тиму изумленно вскинул брови. – Поделитесь при случае… Так что вы там говорили о народных логограммах?

– Ах да. Я с большим интересом изучаю их. Мне думается, с их помощью можно разработать письменный язык льуку – сами знаете, зиндарийский алфавит таны учить не хотят, отчасти потому, что местные ставят буквы ниже логограмм. Так вот, я поспрашивал у здешних ученых, почему горные жители пользуются таким количеством логограмм, связанных с рыбной ловлей, но большинство мудрецов воспринимают народные логограммы скептически и вовсе не проявляют к ним интереса. В конце концов я был вынужден обратиться к деревенским старостам, от которых я и узнал, что в былые времена из-за страшного голода крестьянам пришлось заняться рыбалкой в Аризузо, несмотря на крутой подъем к этому озеру. Мне удалось подтвердить подлинность их рассказов благодаря записям монахов этого храма.

– Простому народу для выживания приходится преодолевать многие невзгоды, – заметил Тиму. – Наро и кулеки льуку знают об этом не понаслышке.

– Их знания помогают нам. Если в будущем опять случится неурожай, озеро Аризузо может вновь прокормить многих крестьян.

Тиму был впечатлен. Как он ни старался сблизить два народа, мало кого из льуку заботило благосостояние местных простолюдинов.

Не успел он похвалить Воку, как Тодьу снова пришлепал на берег.

– Мама летит! – крикнул он, указывая в небо на востоке.

Оттуда к ним летел гаринафин. На лице Тиму отразились смешанные эмоции, но в конце концов он собрался с духом, чтобы встретить жену. Как только Танванаки сошла с Корвы, своего старенького, но еще крепкого гаринафина, Тодьу помчался к ней.

– Мама, мама! – торопливо закричал он на языке льуку. – Смотри, сколько улиток я перебил! Сначала я бил камнем тех, что вылезли из воды…

Танванаки посмотрела на сына с теплотой, но не стала ни обнимать его, ни брать на руки.

– Улитку убить любому по плечу, – ответила она на льуку.

– Знаю! Но их панцири ломаются почти как черепа!

– Немного похоже. Испугался небось, когда из них вязкая жижа потекла?

– Нет! Я даже съел одну, чтобы доказать свою храбрость. Потом я решил убивать тех, что плавают в воде. Это гораздо сложнее! Они коварные!

– Коварные? Это почему же?

– Ну, они двигаются… не двигаясь.

– А, то есть тебе кажется, что они в другом месте, когда глядишь на них сквозь воду?

– Точно! Но я приловчился и ни разу не промазал. Когда ты возьмешь меня на охоту? Я уже готов…

– А это еще что? – перебила Танванаки, заметив кровь на ладони сына.

– Так, пустяки. Порезался разбитым панцирем.

На самом деле рана была достаточно глубокой. Танванаки свистом подозвала телохранителя и приказала перевязать ее.

– Больно?

– Ничуть, – ответил Тодьу, хотя и поморщился, когда на ладонь накладывали повязку.

– Хорошо, – одобрительно проговорила Танванаки. – Воин льуку не должен бояться вида крови и избегать боли. Пэкьу-тааса не пристало вести себя как танто-льу-наро.

Тиму наблюдал за их беседой с расстояния в несколько десятков шагов, испытывая одновременно отвращение и смущение. Он стремился быть хорошим отцом и не подражать Куни, который на первое место всегда ставил государственные дела и был не слишком внимательным родителем. Тиму старался проводить с Дьу-тика как можно больше времени, не желая оставлять его на попечение нянь и слуг. Но сейчас сын казался Тиму совершенно чужим, будто в нем не было ни капли его собственной крови.

– Папуль, пусти меня, – шепнула Дьана. – Хочу с мамой поздороваться.

– Конечно. – Тиму опустил дочь на песок.

Девочка подбежала к матери и брату. Танванаки улыбнулась ей.

– Почему ты не