Зови меня Лео. Том I - Ростислав Левгеров

– Ох, успокоил, спасибо.

– Позвольте вопрос, друзья? – спрашивает тень.

– Конечно, Кошич, спрашивай, – позволяет Дантеро.

– А где Урта? Я… хотел бы увидеть его.

– Эмм… – Дантеро задумывается, прежде чем ответить. – Узнав, что ты жив, он ушел. Полагаю, в одну из своих удаленных избушек в горах. Как нам всем показалось, Урта отчего-то чувствует свою вину.

– Жаль… я так хотел увидеть его.

Мне показалось, что он недоговаривает. Я уже поняла что это обычная черта Кошича. И поэтому вываливаю всё как есть.

– Заранее прошу прощения, Кошич, но твои слова наводят меня на мысль, что ты ни разу не видел Урту воочию. Как такое возможно?

– Ты очень проницательна, Лео, – отвечает Кошич. – Я действительно не никогда видел его. Ухгрр… Оттого и хочется.

– А он тебя видел, значит? – напрямик спрашиваю я и получаю толчок в бок от Дантеро.

Мы не видим лица Кошича, поэтому о реакции его остается только догадываться. А я, как всегда, лезу, точно свинья в огород.

– Полагаю, что да. Иначе, как я бы оказался закован в цепи?

– Прискорбно, – говорит Дантеро.

– Это расплата за мой интерес к людям.

– Так ты – ученый?

– Да, я был хранителем знаний в «сумеречном мире», и очень сильно увлекся историей. За это и пострадал. Некоторые вещи не положено знать никому. Даже какое-то время сидел прикованным в каменном мешке, пока меня не выперли из «милосердия»… Кстати, о цепях… Не хочется обременять вас еще одной просьбой, но не могли бы вы принести мне молот и зубило? – он потряс цепями. – Эти штуки причиняют неудобства, знаете ли. И нож пожалуй, более мне для жизни ничего не надо.

– Что за вопрос, тень, принесем, – отвечает Дантеро.

– Я принесу, – говорю я.

– Буду очень признателен.

Мы покидаем вежливого вурдалака.

– Может, лучше я отнесу? – спрашивает Дантеро по пути обратно.

– Что, совесть мучает? – позволяю себе уколоть красавчика.

– Не в том дело…

– Да не волнуйся, не обижу я боязливое существо. Просто наступает очередная бессонная ночь.

– Ты что, сегодня и отправишься?

– Почему нет?

– А завтра будешь спать?

– Да.

– Но мы будем работать, – вмешивается Чош, – стучать молотками, а ты, как всегда, начнешь на нас набрасываться с упреками, что спать не даем.

– Сочувствую вам мальчики, – с самой невинной улыбкой говорю я. – Но ведь за это вы меня и любите, не правда ли?

Спустя три часа, уже поздней ночью, я возвращаюсь с молотком, зубилом и парой ножей. В подарок прихватила еще и огниво, фляжку. Подумав, прихватила еще и деревянную кружку.

Кошич бродит у пещеры, как тать в ночи. Глаза светятся в темноте, руки-крюки вытягиваются из широких драных рукавов балахона, цепи таинственно звякают в такт его неторопливых шагов. И он воет. В прямом смысле этого слова. Я даже замираю, раздумывая, стоит ли идти дальше, или лучше смыться, пока не поздно. Жутковато. Эдакий слендермен во плоти.

– Я почему-то был уверен, что ты придешь, Лео, – говорит-скримит он, заметив меня. Никак не могу привыкнуть, каждый раз вздрагиваю. – Не бойся, подойди. Я просто… как это у вас говорится… разглаживаю голосовые связки. Наш организм так устроен, нам надо… кричать. У нас это зовется «песнью».

– А, поняла. А я уж испугалась… Думала деру дать.

– Нет-нет, всё хорошо. Признаю, эта наша особенность приносит нам дурную славу, но что поделать. Сейчас мне это необходимо, особенно после долгого сна. Со временем, благодаря этому упражнению мой голос станет чуть… хе-хе… музыкальнее. Так что, если услышите ночью жуткие вопли – знайте, это я. Хе-хе…

– Я тут принесла тебе. – Выкладываю дары на землю. Он подходит, смотрит.

– Ты очень щедра, Лео. Почему ты так добра ко мне? Ведь всё во мне вызывает в тебе отвращение.

От этих слов я теряюсь. Отвращение? Он тоже, значит, чует?

– Может, разведем костер? – спрашивает Кошич. – Поговорим. Ведь ты же хочешь о чем-то спросить, так? Признаюсь честно, и я не прочь узнать кое о чем.

– Да нет, не надо костра. Я и так всё вижу. К тому же луна ярко светит.

– Тогда присядем. Я тут уже кое-что обустроил.

Мы устраиваемся друг против друга на ящиках, вытащенных Кошичем из пещеры.

– Меня волнует вопрос, – говорит он. – Ты случайно набрела на пещеру?

– Нет. Я услышала твой зов о помощи.

– Услышала? Но как?

– Не знаю. Я не могу объяснить, как это происходит.

– Но я не звал на помощь! Не звал в обычном понимании этого слова, так как мой голос… сама понимаешь… Я… как бы сказать… обращался мысленно.

– Ты – телепат что ли?

– Телепат? Знакомое словечко… где-то в летописях встречалось… Если так это зовется, то да, я – телепат. Следственно, звал на помощь таким способом. Но призывал я сородичей, хоть и понимал всю бесполезность этого. Я – изгой, вдали от родного «сумеречного мира». Но…

– Надежда умирает последней? – говорю я, отметив про себя, что кошмарные завывания и правда приносят пользу – исчез его крайне неприятный «кашель».

– О да, это так. Надежда умирает последней. И вот – сбылось. Откликнулась ты. Как? Кто ты, Лео?

– Подожди, Кошич, подожди. Извини, но я чувствую фальшь.

– Фальшь? О чем ты, Лео?

– Ты утверждал, что пребываешь на последнем издыхании. Вот-вот – и отбросишь копыта… то есть умрешь.

– А, ты об этом. Да. Я обманывал. Конечно, гибель мне не грозила. Но бесконечный сон – грозил. Не знаю, что хуже – смерть или кома. Бесконечный сон.

– Можно подробнее?

– Просто в тех условиях – когда нет еды, нет воды, крови, – мы впадаем в спячку. Иногда мы просыпаемся, но чем дольше это длится, тем меньше периоды бодрствования. Я и так был сильно ослаблен из-за тяжкого труда, принудительного труда, к тому же поел всех крыс, насекомых и грызунов, какие имелись поблизости, поэтому у меня было все-то несколько минут, прежде, чем снова отключиться. И я тратил это время на призыв. Быть навеки погребенным… заживо. В коме. Это пугало и заставляло каждый раз, вопреки здравому смыслу, умолять о помощи. Да, я чуть-чуть обманул