Бегом на шпильках - Анна Макстед
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Энди, ты же знаешь, я никогда не поступила бы так с Бабс. Клянусь тебе.
— Ну да, — Энди складывает руки на груди, что на языке жестов наверняка означает: «Ну и подлая же ты тварь». — Франни видела, как ты совала язык ему в горло.
— Да, но…
— НО?! — орет Энди так громко, что я подскакиваю и роняю спортивную сумку. — Какое еще «но»? Гоооспааади! Она мне говорила, что у тебя проблемы из-за ее замужества, но…
— Это Бабс тебе сказала? — перебиваю я очень тихим голосом.
На какое-то мгновение Энди выглядит дезориентированным (дурацкое слово, которым я здесь пользуюсь в общем-то лишь для того, чтобы Энди не показался вам таким уж устрашающим, а я сама — такой уж испуганной). Однако он быстро приходит в себя и раздраженно отрезает:
— Мы сейчас не о Бабс говорим; мы говорим о тебе — ее мнимой закадычной подруге! Не могу в это поверить! Даже не знаю, что хуже: то, что ты предала лучшую подругу, или то, что этот пиндюк наставляет рога моей сестре. Я знал, что рано или поздно от него можно чего-то такого ожидать. Я… Боже, что ты наделала?!
Чувствую себя такой маленькой и жалкой, что даже не в состоянии по достоинству оценить столь метко подобранное для Саймона определение: «пиндюк». Энди пристально смотрит на меня.
— Ты хоть понимаешь, как ты с ней поступила? Это же предательство. Да знаешь ли ты, как это тяжело: быть обманутым человеком, которого любишь? Это все равно как если бы тебя напичкали битым стеклом. Что же ей теперь делать?
Гнев словно высосал весь цвет из его кожи. Я не могу смотреть ему в глаза. Я ошарашена. В голове полная пустота. Мне хочется объяснить ему все, но невероятность ситуации, в которую по моей милости угодили все вокруг, выдавливает весь воздух из моих легких. Энди качает головой.
— Тебе что, нечего сказать? — осведомляется он тоном, который колеблется где-то между потрясением и отвращением. — Мне-то как раз очень хочется послушать, что ты скажешь! Я хочу знать, как это все случилось, хочу знать, с чего все началось, хочу знать про каждый вздох, про каждое сказанное слово, хочу знать, как это — разрушить чужую жизнь!
Вряд ли Тони так заступался за меня, если бы застукал Бабс с Солом.
— Да, — наконец взрываюсь я. — Мне действительно есть что сказать. И скажу, если ты дашь мне возможность вставить хотя бы слово!
Энди поджимает губы. И кивает головой, всего один раз.
Никак не могу справиться с дыханием, и слова вырываются какими-то кусками.
— Будь моя воля — я и близко — к Саймону не подошла бы — я — она сама сказала, что он — расстраивает ее — приходит домой поздно — вечно недовольный — нет, она не думает, что он ей изменяет — но — считает, что рано или поздно — все может быть — мне хотелось помочь — честное слово — я чувствовала себя ужасно — из-за того, что обижалась на нее — я думала, ей так повезло — я ошибалась — хотела загладить — высказать все Саймону — дурацкая идея — он был ужасно пьян — совсем не контролировал себя — и тут он принялся говорить эти пошлости, нет, не из похоти, это не была похоть, это была агрессия, и затем — тот поцелуй, что видела Франни, он буквально набросился на меня, но, опять же только из злости. Потому что перед этим я ударила его головой в нос.
— Головой в нос, — повторяет Энди.
— Да, — тихо подтверждаю я, и лицо у меня дергается. Молю Бога, чтобы подергивание выглядело как застарелый нервный тик, — последствия перенесенной в глубоком детстве травмы, — а не как свежеприобретенный символ вины.
— И когда же она тебе это сказала? И что… постой, ты же говоришь: ничего не было? Ничего не было? Даже не знаю, верить ли тебе, Натали. Но тогда почему… — он хмурится, — ни хрена не понимаю. Если между вами ничего не было, то зачем ты туда вообще поперлась? Почему было просто не поговорить с ним по телефону? Бабс что, просила тебя сходить туда?
— Нет, — отвечаю я, чувствуя себя хуже некуда. — Нет.
— Так что? Получается, ты сама суешься туда, чтобы наехать на него, прекрасно зная, в каком он состоянии? Разве ты не видишь, как это все… не стыкуется? К чему ставить себя в такое дурацкое положение? Получается, ты вроде как сама…
— Напросилась? — вставляю я.
Кипящая внутри мерзость взрывается гневом, гневом, ГНЕВОМ!!!
Взрыв такой силы, что все мое тело словно разлетается на тысячи кровоточащих, обугленных клочков. «Так вот, значит, что это такое — приступ ярости», — думаю я, будто со стороны слушая свой собственный рев, состоящий из вполне тихих и мирных фраз.
— Я хотела все исправить, но он набросился на меня, а ты намекаешь, будто я сама хотела, чтобы все вышло именно так! Ты отвратителен, и если не веришь — можешь спросить у Саймона!
Энди делает шаг в мою сторону и шипит мне прямо в лицо.
— Если тебе хочется думать, что ты здесь ни при чем, — можешь так и думать! И можешь не сомневаться: я обязательно спрошу у Саймона. Нам с ним надо много о чем поговорить! Но запомни: ты совершила огромную ошибку, а расплачиваться за нее — Бабс. — Тут он перестает шипеть и тихим голосом добавляет: — Вот ты говоришь, что хотела все исправить, но, по-моему, где-то там, глубоко внутри, тебе хотелось чего-то совсем другого. И теперь тебе придется с этим жить. Что же до меня, то я ухожу — прямо сейчас. Вещи заберу в выходные.
С этими словами он рывком распахивает дверь и вылетает из квартиры, а я остаюсь стоять, тяжело привалившись к стене.
«Да, да, — мысленно оправдываюсь я перед собой, — я действительно хотела все исправить. Разве не так?» Мой череп сейчас напоминает яичную скорлупу. Сколько же во мне этой мерзкой зеленой гадости: той, что получает наслаждение от семейной драмы Бабс? Два процента? Но разве не все мы такие, пусть хотя бы чуть-чуть? Ну да, мы все желаем друзьям всяческих благ и успехов — но только пусть их удача не особо оттеняет наши собственные неудачи. Мы радуемся за них, когда они чего-то добиваются в какой-нибудь своей, узкой области: там, где мы сами ни на что не претендуем.
Значит ли это, что я втайне мечтаю увидеть, как рухнет семейное счастье Бабс? Нет! Может, мне хочется, чтобы она на своей шкуре прочувствовала, что же такое настоящее страдание? Теперь даже и не знаю. Может, и так. Но если так, то я вполне заслуживаю то, что получила.
Захожу на кухню, подтаскиваю стул к кладовке и достаю с верхней полки уже знакомую жестянку. После чего безрадостно скармливаю моему новорожденному гневу 4563 калории. Что, Бриджит Джонс, слабо? Комплекс вины обволакивает меня, словно густой туман. Я наказана, но не очищена.
Глава 29