Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев

«по состоянию здоровья». «После его отставки и до потери власти либерал-демократами в 2009 г. сменились еще два премьера: Фукуда Ясуо – сын премьер-министра Фукуда Такэо и Асо Таро – внук по материнской линии премьер-министра Ёсида Сигэру». Зато сейчас второе пришествие Абэ имеет все шансы претендовать на долгожительство. Кстати, что Абэ, как и большинство ведущих японских политиков, тоже «блатной» и наследный, известно, но все ли знают, что его дед премьер-министр Киси Нобусукэ подозревался в военных преступлениях и до 1948 года находился под стражей как подозреваемый класса «А»?

Можно, глобализировав взгляд, прочесть в «Тотальной победе консерваторов» и о более серьезных проблемах, их истории и современных импликациях. О религиозных и политических коннотациях почитания духов погибших в войнах предков в святилище Ясукуни – каждый визит куда заставляет бурлить и взрываться китайское и корейское общества, подозревающие японцев в том, что они мало повинились в военных преступлениях и взялись за реставрацию своего милитаризма. Или об истории территориальных споров и отсутствия у наших уже стран мирного договора – говорено об этом очень много, говорится и сейчас во время каждой встречи на высшем и не самом высшем уровнях, но воз, как говорится, не движется со скоростью японского автопрома даже в его дальневосточной сборке…

Впрочем, несмотря на всю неизменную животрепетность этих проблем, лично мне были интереснее экскурсы в те явления, о которых на русском и не прочесть нигде больше. О проблеме ислама в Японии – коммуна небольшая, религиозно толерантные японцы (число верующих у них традиционно выше численности населения – японцы числят себя одновременно буддистами и синтоистами, конфуцианцами и христианами) сложностей не чинят. Но есть и нюансы – на работе не понимают, как можно делать перерывы на молитву в офисное время, а во время послеофисных корпоративных посиделок вопросы вызывает отклонение от всеобщего меню… Или же феномен образования в Японии. Учителя рассылают родителям уведомления, когда школьникам нужно надевать специальные желтые шапочки с катафотами и как раскладывать учебники в портфелях, но среди школьниц даже из состоятельных семей яркими весенними[114] цветами цветет проституция с 40-60-летними «сарариманами»[115]…

Или как вам такие совсем уж полные рифмы с другими странами и буквально самыми последними новостями, как желание Абэ создать «сильную Японию» и обращение японских политиков последних лет к консервативной политической составляющей[116]? Или не оставляющее своих усилий лобби по пересмотру конституции? Обсуждение, на примере захоронений военных и памятников им, различных способов сохранения памяти и меморализации? Или продолжающийся больше трех десятков лет судебный спор создателя авторского учебника по истории Японии и Министерства образования[117] за право если не обучать людей по альтернативному учебнику, то хотя бы частично пересмотреть некоторые спорные моменты (касающиеся признания вины за преступления на захваченных китайских территориях) в утвержденном чиновниками едином учебнике?

Если правительственную линию одной партии у власти японский политолог охарактеризовал как «демократия караокэ[118]» (исполнители меняются, а песня все та же), то к исследованиям Японии применять это правило пагубнее вдвойне. Нужны новые исследования. И даже жаль, что новыми и актуальными действительно становятся написанные в прошлые годы работы ушедшего от нас яркого ученого…

Пелевина по осени (с)читают

Виктор Пелевин. Тайные виды на гору Фудзи. М.: Эксмо, 2018. 416 с

Отечественные олигархи, от скуки и в поисках очередного кайфа забравшиеся в самые опасные дебри буддийского трансцендентного, и мезоамериканские лесбиянки, обучающие простую русскую Таню мистическим феминным культам, – стоит ли удивляться, что у нового Пелевина все актуально, вызывающе, жестко подчас на грани фола?

Интереснее то, как он с этим всем теперь работает. Если стабильно выходящие каждую осень книги Пелевина последних лет были даже не романами в полном смысле этого слова, но такими отчетами о последних мировоззренческих и политических трендах, развернутыми колонками-эссе своего рода, то здесь – формально то же, да не совсем. Злободневность есть, как и в «iPhuck 10», и довольна злая. Но вот, скажем, игры слов и стеба над почти каждым мемом подотчетного года – уже нет (хотя #metoo обыгрывается смешно, не без этого). Она, эта самая актуальность, не ушла, но стала для автора не столь важна, что ли, стала – еще больше поводом для разговора о более важном.

Это в первую очередь, конечно, буддизм. За проповедь и популяризацию которого Пелевина уже давно должны были сделать почетным гражданином Лхасы и наградить именным дзабутоном для дзадзэн-медитации как минимум. Было бы вполне в духе Пелевина прогнать байку о тайном мировом буддийском правительстве, давно рулящим процессом почище Ротшильдов и Римского клуба, но вот наконец-то решившим выйти на поверхность (сказать о себе правду – тема того же флешмоба #metoo). И нанявшим ПВО на должность PR-директора, впервые публично продвигать буддийские ценности в массы, – что ж, есть в книге и намек даже, те же олигархи финансируют протестные буддийские научные конференции… (А будь мы совсем циничны, как позволял себе в последнее время Виктор Олегович, то предположили бы, что и роман олигарха и Тани, которой за 40 и которая в последних главах даже не красится или как-либо еще следит за собой в духе патриархальных доминантных парадигм, – просчитан и таргетирован автором для тех же женщин, по статистике являющихся главными покупательницами книжной продукции… Но дело все же, думается, не в одних маркетинговых стратегиях, а в том, что нынешний Пелевин давно простился с молодостью, даже злобой предыдущего романа, и пишет книгу разочарования и нелицеприятной правды.)

Вот здесь ПВО «отрывается», гонит проповедь страницами, как настоящий вероучитель. Вообще складывается постепенно ощущение, что акыном современности ему работать немного надоело уже. Так, например, едва ли не самая действительно сильная по художественной части новелла книги (а нарративы, как уже было подмечено, например, в фейсбук-посте Т. Касаткиной, тут меняются постоянно) – из школьных лет советских школьников, юности Тани, такой матерый реализм, без каких-либо (анти)постмодернистких ухмылок и перемигиваний вовсе. Кстати, не после мизантропического «iPhuck 10» ли критики уже успели обвинить эту книгу в мизогинии, тогда как тут скорее – о тяжелой доли женщины в нашем обществе?

И аллюзий в «Фудзи» больше всего – после традиционного обыгрывания пост-феминизма и гендерных штудий, хорошо – неожиданно на – «Мастера и Маргариту». За Таней приезжает азазеллоподобный хлыст Дамина, везет ее к могущественному олигарху Федору, как Маргариту на сатанинский бар. Для ночной феминистической инициации ей же дают капсулу с чем-то древним – как пахучий крем Маргарите тот же Азазелло. Таня несется за волшебной игуаной, носительницей древнего мистического знания, по улицам и общественным домам Москвы, как Иванушка за Воландом с его свитой, да и сама она