Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев

Далеко не крепость, но взять без лестниц хлопотно.

Лестницы у ахейцев были. Подготовились пришельцы.

Встревоженно кричала медь. Это лишь сильнее разгоняли кровь по жилам, подстёгивало азарт.

— Аххия-а-а-ва-а! — ударил по нервам вопль, полный ужаса.

— Энувари-и-и!!![115]

Тесей, как и подобает истинному вождю, басилею и герою первым прислонил лестницу к стене и, как птица взлетел на крышу.

— Н-на!

Каркийя, осмелившийся заступить дорогу басилею, отшатнулся, но это его не спасло — топор Тесея напился из горла селянина.

На крыши высыпало множество людей и больше половины из них были женщинами и подростками. Если героя Тесея это и могло смутить (на краткий миг), то прочих пришельцев ничуть. Рядом с басилеем Эвритион громко сетовал, что наносит сам себе убыток необратимой порчей баб.

Но женщины защищали свой дом и детей и дрались, как загнанные в угол волчицы. Полдюжины ахейцев уже валялось под стенами со сломанными шеями. Их били мотыгами и топорами, лили сверху кипяток из котлов, в коих вот только что варилась похлёбка для мужей, работавших в поле.

Если бы тут был златоголосый Орфей, непременно сочинил бы вирши, навроде таких:

«Все они вместе, схватив обычные палки и копья, сразу толпой побежали бить Полидевка. Но побратимы его заслонили, мечи свои вынув.

Первый Кастор мечом напавшего в темя ударил, и голова от плеча до плеча пополам раскололась. Сам Полидевк поразил огромного мужа, пнувши под рёбра ногой опрокинул на землю. Ну а другому удар кулаком он нанёс в левую бровь, и было оторвано веко, раненый глаз один совсем обнаженный остался

Третий верзила каркийя, соперник достойный Тесея и даже Алкида, Талая, сына Бианта в пах поразил, но не убил его, лишь прокололо копьё кожу немного, кишок в животе не коснувшись.

Тут же каркийя Ифита, стойкого сына Эврита, палицей крепкой сухой с разбега сильно ударил, но не достался Ифит смерти в добычу — напротив, обидчику гибель была уготована крепкою Клития дланью.

Вот тогда-то Анкей, отпрыск отважный Ликурга, что среди щитоносных данайцев Большим величался, поднял огненно-медный топор, а в левую руку медвежью тёмную шкуру схватив, стремительно прыгнул во вражью средину. Вслед за ним устремился вперед пышнопоножный Тесей, ярой охваченный страстью.

Словно в отары овец, несметные в крепких загонах, серые волки зимней порой проникают, тайно от пастухов неусыпных и псов чутконосых, взоры бросают вокруг, где сгрудились испуганно овцы, и выбирают спеша, на какую им кинуться первой, рыща около них — вот так напугали герои варваров буйных толпу, обрушась внезапным ударом»[116].

Так мог бы спеть Орфей. Но Орфея здесь не было.

Лигерон, залитый кровью с головы до ног, не спеша полосовал ножом девушку. Защищавшему её младшему брату он ранее перерезал горло.

Рядом Феникс, кряхтя, отрывал от своего горла мозолистые пальцы крепкого селянина. Тот, поражённый копьём в бок, истекал кровью и додавливал Феникса из последних сил. Того спас Эвритион — одним могучим ударом топора отрубил не желавшему умирать каркийе обе руки. Феникс прохрипел благодарность. Его спаситель в ответ и звука издать не успел — какая-то женщина с рассечённым лицом, без одного глаза, возникла из ниоткуда за спиной Эвритиона и всадила ему нож в основание шеи. Через мгновение топор Кастора снёс ей полголовы.

Пожилой муж, вооружённый доской, попытался сбить Кастора, тот увернулся и под удар попал другой ахеец. Рухнул на спину в «дверь» на крыше. Хрустнул хребет.

Кастор взмахнул топором, но каркийя прикрылся доской, и отточенная бронза застряла в ней. Ахеец кулаком сбил с ног защитника.

Рядом ещё одного рвали на части разъярённые мирмидоняне — тот оказался отменным бойцом и отправил к подземным богам четверых их товарищей, забил их, одоспешенных воинов мотыгой прежде, чем его свалили.

— Умри… — здоровый детина, как видно, медник в кожаном палёном фартуке душил Анкея Большого, тот хрипел и ничего не мог сделать. Меж сочленений панциря, прямо в печени Анкея торчал вертел. Но позади тегейца громоздился труп на трупе — прежде, чем нарваться на медника сын Ликурга зарубил дюжину защитников селения.

Медника походя рубанул сзади кто-то из безвестных мирмидонян. Тот охнул, но хватки не ослабил. Так и распластались они с тегейцем вместе без дыхания.

Лигерон проскользнул под чьим-то топором и с колен располосовал селянину живот. Тот жутко заорал и упал, пытаясь заправить выпавшие кишки назад.

Лигерон спрыгнул внутрь дома, выскочил во внутренний двор. Здесь какая-то женщина обрушила на его голову кувшин, но юноша, легко, будто в танце, уклонился и широким взмахом рассёк ей горло.

Здесь кое-кто из пиратов уже торопился захапать чужое добро, срывал с верёвки мокрые рубахи. Другой ловил петуха. Сопротивления уже почти не было, повсюду лежали мёртвые тела. Скулили побитые копьями умирающие собаки.

Эргин из Милаванды завернул подол на голову девушке и шарил рукой у себя в паху, да видно, как ни распалял себя, но твёрдости не добился, отчего бесился и душил несчастную. Она уже не вырывалась. Рядом с перевёрнутой люлькой лежал младенец и не издавал ни звука.

Снаружи сотня мужиков с мотыгами бежали с поля к селению, но были перехвачены Островитянином с равным числом людей. Вот только лелеги все в доспехах, со щитами. Они изобразили аристию, правильный строй. Мужики дрались отчаянно, с остервенением обречённых, но против опытных хорошо вооружённых волков мало что смогли сделать. Один за другим окрасили родную землю красным.

В селении звуки сражения сменились торжествующим рёвом. Там всё уже было кончено. Ахейцы вырезали всех. Они ещё не насытились кровью. Рабов можно похватать и позже. Чай только первое селение и, как говорил Эргин, не самое богатое.

— Ха! — воскликнул Островитянин, вытирая длинный треугольный меч, — добрая потеха! Давно так не веселились!

Откуда-то сбоку к нему шагнула тень, замахнулась чем-то. Он увернулся, сделал выпад в ответ. Оскалился. Тень упала.

— Вот же сука… Только меч оттёр.

Он огляделся по сторонам.

— Ну? Сколько вас тут ещё?

Туман заметно поредел. Не на двадцать шагов видно, как в начале побоища, а на всю сотню.

Теперь на полпути от берега до домов видны и корабли, и колесницы.

Колесницы?

— Твою ма-ать!

— Су-у-у-ка-а-а!

— Анкей! Троянцы!

Полсотни колесниц вырвались из белёсой пелены, будто боги из дромоса.

— На корабли! — заорал Анкей.

Поздно. Часть колесниц неслась между лелегами и вытащенными на берег кораблями.

Анкей бросился наутёк, но убежал недалеко. Голова его удалилась дальше ног. Кувыркалась долго.

— Не успели! — в отчаянии крикнул Хеттору.

— В живых оставить только одного! — прорычал Хастияр, потрясая топором.