Величайший рыцарь - Элизабет Чедвик

Изабель посмотрела на Вильгельма и слегка задрожала. Если Теобальд Вальтер желал счастья им обоим, это могло означать только одно.

– Госпожа, присядьте, пожалуйста, – сказал Вильгельм и показал на скамью у одной из стен комнаты.

Изабель знала, что если сядет, то, вероятно, потом не сможет встать. Его предложение присесть разбудило в ней дух противоречия.

– Спасибо, сэр, но я предпочту стоять и смотреть вам в лицо, – ответила она.

– В таком случае, возможно, нам обоим стоит сесть. Для меня это определенно будет удобнее. – Он с трудом похромал к скамье. – Несчастный случай при посадке на корабль, отправлявшийся в Англию, – сказал он и махнул рукой. – Может, я и старый боевой конь, но обычно я здоров и душой, и телом.

Маршал осторожно сел, и Изабель увидела боль у него в глазах.

Было бы невежливо продолжать стоять. Изабель неохотно последовала его примеру, радуясь, что длинные юбки не позволят ему увидеть, как сильно у нее дрожат ноги. Она заставила себя встретиться с ним взглядом. В уголках глаз было много мелких морщим, словно он часто улыбался или прищуривался на солнце. Глаза по цвету напоминали штормовое море зимой.

– Госпожа, я не знаю, помните ли вы меня. Тогда я приезжал в Тауэр ненадолго, и мы с вами виделись всего несколько минут.

Изабель коснулась горла.

– Да, я помню. Вы приезжали за Элоизой и я думала, что вы собираетесь на ней жениться.

Он развел руками.

– Я тоже так думал, но ситуация изменилась.

У него был приятный голос, не высокий и не низкий, хорошо поставленный, нужного тембра, без какого-либо акцента – отличие от ее собственного, в котором слышался ирландский акцент, оставшийся с детства.

– Элоиза написала мне, что вы не думаете жениться на ней.

– Правда? – Маршал приподнял бровь, но, казалось, услышанное его не особо беспокоило. – Я знал, что она вам писала. Она сама мне об этом говорила. Но я никогда не спрашивал, что она диктовала писарю. Мне казалось, что она имеет право на свои тайны.

Изабель наблюдала за ним, не зная, одобрять ли сказанное или чувствовать пренебрежение и презрение. Предоставление права на маленькие тайны подозрительно напоминало попытку успокоить капризного и беспокойного ребенка сладостью. Тем не менее, поскольку в последнее время ей не давали такого права, как и личной свободы, это показалось ей бесценным проявлением уважения и предупредительности.

– Вы собираетесь спросить у меня, что она писала? – поинтересовалась Изабель.

– Поскольку это были письма от нее к вам – нет. – Он в задумчивости потер подбородок. – Могу сказать, что если бы я все-таки на ней женился, то мы бы терпели недостатки друг друга. Иначе мы свели бы друг друга с ума и разошлись бы по разным домам после рождения наследников. Мне она до сих пор нравится, и я надеюсь, что она тоже вспоминает меня с улыбкой. – Маршал внимательно посмотрел на Изабель. – По правде говоря, я больше двух лет думал о другой награде.

Изабель напряглась.

– Северные земли Элоизы, вероятно, бледнеют в сравнении с поместьями, которые принадлежат мне, – сказала она.

– Мне предлагали Дениз де Шатору вместо госпожи Элоизы, но я отказался, поскольку знал, что хочу… хотел с тех самых пор, как увидел вас.

Изабель покраснела, щеки горели. Маршал был придворным, и такие слова ему давались легко. Любой безземельный рыцарь захотел бы получить ее из-за ее земель и положения, независимо от нее самой как личности.

– А если бы Элоиза была наследницей Стригила? – спросила Изабель.

Маршал развел руками, и она заметила, что ногти у него чистые и на пальцах больше колец, чем у солдата, но меньше, чем у придворного щеголя.

– Тогда нам пришлось бы притерпеться друг к другу. Может, я и страдаю чувствительностью немного, но недостаточно, чтобы полностью отбросить доводы разума… Однако всегда надеешься получить лучшее и побольше.

– А я? – спросила Изабель. – Какой у меня выбор?

– Насколько вы рассудительны, госпожа? У вас нет выбора в том, что касается брака, хотя церковь и утверждает, что он у вас есть. Ваши земли и вы сами переданы мне в опеку. Вы можете получить от этого максимум удовольствия, изменить свое тяжелое положение к лучшему или по-прежнему мучиться.

Изабель долго не отводила взгляда, затем опустила веки. Все было лучше, чем оставаться здесь, да и, как он сказал, выбора у нее не было.

– Я вас не знаю, – тихо произнесла она. – Как и вы меня.

Она подумала, беседовали ли когда-нибудь таким образом ее родители. Ее мать тоже была наградой. Мать редко говорила о своем браке с Ричардом Стронгбау, а в тех редких случаях, когда упоминала его, цедила слова сквозь зубы, а глаза оставались печальными. Изабель не хотела так выглядеть.

– Для этого нужно только время, госпожа. Больше ничем такое положение дел не исправишь. Клянусь, что буду относиться к вам с уважением и почтением, подобающими вашему положению, если вы будете точно так же относиться ко мне как к мужу.

Изабель пыталась унять панику и дышать медленнее. Ее подташнивало, руки похолодели. Она медленно подняла голову.

– Я не знаю, насколько я рассудительна, но я попытаюсь, – сказала она.

Он очень осторожно и тихо выдохнул воздух, но Изабель заметила колыхание его груди и поняла, что он тоже находился в большом напряжении, хотя ему лучше удавалось это скрывать.

– Спасибо, – сказал он, поднялся на ноги и протянул ей руку.

Она увидела капельки пота у него на лбу и поняла, какие усилия он прилагал, чтобы держаться прямо. Ей не хотелось давать ему руку: тогда он понял бы, как она испугана, а мать всегда говорила ей, что нельзя показывать страх, если тебе брошен вызов. Никогда! Скоро будут соединяться не только их руки, скоро они будут делить постель, о чем он только что сказал. Изабель не много знала про эту сторону брака. Ее обычно откровенная и прямолинейная мать об этом ничего не говорила. Элоиза рассказала немало, но Изабель не знала, что из рассказанного ею являлось плодом воображения. Быстро все обдумав, она опустила руку ему на рукав, как было принято при дворе, и увидела, что он слегка прикрыл глаза, правда, не могла определить, забавно ему или неприятно.

– Меня ждет лодка. Если вы готовы, мы можем уехать прямо сейчас.

– Сейчас? Сразу? – Изабель посмотрела на него удивленно. – А мои слуги и багаж?

– Сколько у вас слуг?

Она поджала губы, потом решительно заявила:

– Две служанки, духовник и писарь – хотя на самом деле их всех нанимал лорд Гланвиль, а не я.

Вильгельм кивнул.

– Вы хотите их оставить у себя на службе?

Изабель покачала головой.

– Нет, если я смогу выбрать других.

– Вы можете выбирать слуг и управлять ими, как пожелаете.

Изабель почувствовала какое-то странное шевеление в груди, словно часть ее, которая заснула, закованная в цепи, теперь просыпалась и обнаруживала, что кандалы исчезли.

– Тогда я найму новых служанок, – сказала она. – Но духовник, Вальтер, был добр ко мне. Я хочу наградить его, предложив ему место. Мой багаж поместится в один сундук.

– Ну, тогда пусть его пришлют позже, а я попрошу Теобальда Вальтера организовать приезд вашего духовника к новому месту жительства, если он захочет там служить.

Она нахмурилась.

– А такая спешка необходима? Я на самом деле в опасности?

– Не вы, госпожа, – ответил Вильгельм. – Но я буду счастлив побыстрее покинуть это место и оказаться среди друзей. Если вы не против немедленного отъезда, то я хочу, чтобы мы тронулись в путь.

Это был приказ, поданный в виде вежливой и почтительной просьбы. Изабель поняла это и подумала: а что случилось бы, если бы она заупрямилась и заявила, что хочет проследить за упаковкой своих вещей и вообще никуда с ним не поедет? Нет, она не собиралась в порыве злости действовать во вред себе. Она отдала бы все на свете, чтобы побыстрее покинуть эти тюремные стены. Она была ключом к его богатству и положению, но он был ее ключом к свободе.

– Нет, – сказала она, вздернув подбородок. – Я не возражаю.

Вильгельм помог Изабель взойти на борт. От реки сильно пахло водорослями, вода билась о лодку, словно лизала ее маленькими зелеными язычками, на которых иногда появлялась белая пена-слюна. Вильгельм отдал девушке свой плащ, потому что, хотя стоял ясный летний день, на реке дул сильный ветер. Изабель села на одну из скамей и наблюдала, как Маршал осторожно усаживается рядом. За их спинами возвышался огромный Тауэр с побеленными стенами, и именно от вида этих массивных стен, а не от ветра на воде она содрогнулась и покрепче закуталась в шерстяной плащ.

– Холодно? – заботливо спросил Вильгельм.

Изабель покачала головой.

– Одни стены защищают, другие служат тюрьмой, – сказала она. – Я была почти ребенком, когда приехала сюда, но это место не стало мне домом, как были Стригил и Ленстер.