Дочери Лалады. Паруса души - Алана Инош

основательно, расходуя воду и мыло щедро, от души, и не думая ни о каких нормах. Она не была стеснена в средствах, могла себе позволить такое удовольствие. Когда она вышла из кабинки, разрумянившаяся от горячей воды, приятный голос одушевлённой помывочной сказал:

— Расход воды — тройная норма. Оплата по ставке «Домашняя».

Эллейв поморщилась:

— Старина, да мне плевать, какие у вас там нормы. Я привыкла мыться так, чтобы чувствовать удовлетворение. И мне плевать, сколько это стоит.

Она прошлёпала тапочками в цирюльню и опустилась в свободное кресло. Работник порылся в её отросших влажных волосах, вороша короткие светлые прядки и изучая кожу головы, после чего объявил:

— Гостей не вижу, госпожа корком. Как желаешь подстричься?

— Приятель, у меня что-то голова зудит ужасно, — пожаловалась Эллейв. — Ты меня давно знаешь, я брезгливая. При малейшем подозрении на гостей — всю растительность долой. Так что, дружище, брей — головы моей не жалей.

Цирюльник ещё немного порылся в её волосах.

— Да, есть маленькое покраснение. Значит, подозрение на гостей, снимаем всё начисто.

Слово «начисто» Эллейв сопроводила кивком, предвкушая очищение. Отросшие волосы её раздражали, создавали ощущение жаркой шапки. На своём корабле она стремилась поддерживать порядок и чистоту, головы команды проверяла регулярно, пышную шевелюру отращивать не разрешала. Но как ни проверяй, как ни блюди гигиену — нет-нет да и подцепит кто-нибудь неприятных «квартирантов». Она до содрогания испытывала отвращение к этой живности, а от длинных волос отвыкла совсем, без капли сожаления распрощавшись с ними ещё во время учёбы в Корабельной школе. Как побрилась перед своим первым учебным плаванием, так больше и не отращивала, только традиционную косицу сзади оставляла, по пышной причёске ни дня не скучала. К отсутствию у себя роскошных локонов она уже давно привыкла, а вот чудесных волос своей ненаглядной красавицы Онирис ей было жаль, она питала к ним особую нежность и не хотела доставлять любимой неприятности или портить ей внешность. Заботясь о возлюбленной, она предпочитала перестраховаться: уж лучше беспощадно брить собственную голову, чем рисковать с подселением «жильцов» на милую головку Онирис.

Кроме того, это была приятная расслабляющая процедура, которая ей просто нравилась. Эллейв прикрыла глаза: цирюльник массировал ей череп, втирая мыльную пену. Его длинные, тонкие и искусные пальцы ухитрялись нажимать на какие-то особые приятные и чувствительные местечки — уж как он их находил, одному ему было известно. Потом лезвие начало ловко соскребать отросшие за три месяца волосы — сразу, без предварительной стрижки. Тонкими, мелкими, аккуратными и бережными движениями оно продвигалось довольно медленно, но зато без единого пореза и безупречно чисто. Этот парень был виртуозом своего дела — умел и выбрить идеально, и удовольствие при этом доставить.

Впрочем, расслабленно насладиться процессом бритья Эллейв не дали. Раздался знакомый голосишко: «Госпожа Эллейв!» — и она, открыв глаза, увидела в зеркале стоявших в дверях цирюльни Онирис и Ниэльма. Улыбнувшись им в зеркале, она подмигнула мальчику, а на Онирис бросила пристально-нежный взгляд.

Ниэльм подбежал и сразу же принялся карабкаться к ней на колени. Эллейв сделала цирюльнику знак прерваться на мгновение, усадила мальчика поудобнее и так нащипала за щёки и уши, что тот запищал, хохоча и пытаясь увернуться.

— Госпожа Эллейв, я так соскучился!

— Дружище ты мой, — сказала она нежно.

Не расцеловать эту улыбающуюся от уха до уха мордашку было невозможно. Она пощекотала его своими ещё не бритыми бакенбардами, а он с любопытством разглядывал её голову и потрогал пальчиком уже очищенную от волос область.

— Гладко! — сказал он. — А для чего это, госпожа Эллейв?

— Открою тебе страшную тайну, — засмеялась она. — Мне просто так нравится, вот и всё.

С колен Ниэльм слезать не хотел, и Эллейв, вскинув в зеркале глаза на цирюльника, спросила:

— Дружище, он тебе не помешает, если будет со мной сидеть?

— Ничуть, госпожа корком, — ответил тот. — Если только под руку лезть не будет.

Прекрасная любимая Онирис тоже улыбалась в зеркале, и Эллейв сложила губы поцелуйным бутончиком, намекая на кое-что весьма долгожданное. Онирис зарумянилась, став ещё очаровательнее. Хотелось прямо сейчас сгрести её в объятия и закружить, но, во-первых, Ниэльм сидел на коленях, а во-вторых, цирюльнику нужно было заканчивать свою работу.

Мальчик болтал без умолку: он познакомился с прославленным коркомом Арнугом и выплёскивал свои восторженные впечатления. Эллейв слушала его с ласковой улыбкой. С отцом она уже пару раз встретилась в снах и была очень довольна результатом его знакомства с её избранницей: у него с Онирис сразу вспыхнула любовь с первого взгляда, и свадьбу их он горячо поддерживал и одобрял. А Онирис со смехом рассказывала, что рядом с Арнугом превращалась в Ниэльма: ей хотелось вот так же сидеть у него на коленях и слушать, как он читает книгу о море.

Одним словом, они просто влюбились друг в друга с первой же секунды знакомства, но Эллейв и не ждала чего-то иного от их встречи. И батюшку Арнуга, и Онирис невозможно было не полюбить, что она, собственно, и делала — любила их обоих. А уж если они теперь ещё и друг друга обожали, так это вообще замечательно.

Ниэльм желал знать, как прошло плавание, не встретили ли они пиратов, где побывали.

— Одно пиратское судно издали мы заметили, — сказала Эллейв. — Но они, увидев наши корабли охраны, предпочли не связываться.

— Ну вот... И вы с ними даже не вступили в схватку? — разочарованно протянул мальчик.

Эллейв расхохоталась.

— Дружок, лучшая битва — та, которая не состоялась. Это правда. Ничья кровь не пролилась, все остались целы и невредимы, товары успешно доставлены, пассажиры не напуганы. Схватки только в приключенческих книжках красиво описаны. А на самом деле гораздо лучше, когда всё проходит скучно, буднично и благополучно.

Цирюльник продолжал делать своё дело чётко и безукоризненно. Онирис тоже потрогала пальцем там, где было уже выбрито, а потом Эллейв ощутила кожей головы прикосновение её горячих губ. Она чуть не охнула: так это было внезапно и сладостно. Через волосы это так остро не ощущалось бы... Ниэльм захихикал и захотел проделать то же самое, но тут цирюльник запротестовал:

— Умоляю, не мешайте работать! Вот побрею госпожу коркома — тогда хоть с головы до ног её зацелуйте!

Эллейв шутливо нахмурилась и зажала Ниэльма коленями.

— Так, я кого просила сидеть тихо и смирно? Онирис, тебя тоже касается.

— Всё-всё, прошу прощения, — засмеялась