Кинбурн - Александр Кондратьевич Глушко

по саду, громко расхохотался Потемкин. — Жаль, что мне не удалось уговорить государыню провезти всех вас галерами до Херсона. Тогда бы вы, милый граф, увидели камыш, а не жалкие кустики на болоте. На Днепре такие плавни, что можно заблудиться.

Он продолжал смеяться, и Сегюр, стремясь от досады хоть чем-нибудь насолить невозмутимому генерал-губернатору, лихорадочно добывал из памяти всякие, пусть даже незначительные, изъяны нового города, замеченные им во время недавней прогулки. Вспомнил! Камели — две плоскодонные барки, соединенные между собою толстыми канатами, которые заводили в гавани под днище большого судна, чтобы провести его в лиман. Это был серьезный козырь. Наконец, тешил себя надеждой граф, он сможет загнать самоуверенного князя в тупик. Пусть попробует увернуться.

— Строить порт в мелководном гирле, — придавая своему тону как можно больше язвительности, начал он, — все равно что бросать, как говорят у вас в России, деньги на ветер.

— Почему же ветер? — без малейших признаков растерянности или смущения ответил Потемкин. — Херсон — прежде всего крепость, город, ну и первая верфь, конечно. А порт для больших судов мы построим в тридцати верстах ниже, в бухте Глубокой. Уже и деньги имеем, — хлопнул ладонью по карману фельдмаршальского мундира, будто там в самом деле лежали деньги на строительство нового порта. — И это еще не все, граф, — посмотрел с гордым видом на Луи-Филиппа. — Тут неподалеку есть гирло еще двух рек. Любые суда могут свободно заходить в него. Там и заложим настоящую верфь. Для флота Черноморского. Вашим друзьям на радость, дорогой Сегюр-эфенди. Все! Винюсь, граф! Ни слова больше о деле! — оборвал самого себя, увидев помрачневшее лицо французского посланника. — Нас, наверное, уже разыскивают.

Затевать разговор с князем о коммерческих неурядицах своего соотечественника у Сегюра не было уже ни настроения, ни желания. Понимал, что вел себя не совсем вежливо. Но никак не мог унять, заглушить в себе живучее чувство превосходства над всем, с чем встречался здесь, в непонятной России.

На следующий день, испытывая угрызения совести за собственную бестактность, сам явился к Потемкину, с которым не хотел портить добрых отношений. Князь встретил его в небольшом, но со вкусом обставленном херсонском дворце радостно, усадил на мягкий кожаный диван и даже предложил кальян — подарок знатных крымских татар.

Сегюр отказался. Не терпел табачного дыма, даже пропущенного через воду. Коротко сказал о цели визита.

— Сен-Жозеф... Сен-Жозеф... — наморщил лоб Потемкин. — Что-то припоминаю.

— Должны бы, — улыбнулся Луи-Филипп, — он основал торговый дом под вашим покровительством.

— Вспомнил! — воскликнул князь. — Любит слушать клиросные хоры. В соборе и встретился с ним. Хороший коммерсант.

«Вот, оказывается, откуда у барона «давнишняя слабость» к пению, — догадался Сегюр. — Ловкая бестия этот месье Антуан. Выведал о том, что генерал-губернатор неравнодушен к церковным службам, и воспользовался этим в собственных целях».

— Он, кажется, что-то написал на мое имя, — продолжал Потемкин, — но сами же видели, сколько у меня хлопот.

Князь велел денщику позвать Попова, и через несколько минут управитель канцелярии уже был в его кабинете с толстой тетрадью в руке. Потемкин полистал ее, скользнул взглядом по густо исписанным страницам и протянул Сегюру.

— Окажите любезность, батенька, прочтите, на что жалуется барон Сен-Жозеф, — попросил с подчеркнутой вежливостью. — Французский язык я лучше воспринимаю на слух.

Луи-Филипп взял тетрадь и начал читать. Барон не только выражал неудовольствие внезапным сворачиванием торговли, но и подсказывал, как упразднить преграды, оживить коммерческие дела. Страницы его тетради пестрели множеством цифр, расчетов. Сегюр был убежден, что князь внимательно слушает, вникает в их смысл. Но, оторвавшись в какой-то миг от написанного, к превеликому удивлению, увидел, что тот озабоченно перелистывает бумаги, разложенные на письменном столе Поповым. Сдерживая возмущение, граф прервал чтение.

— Очень прошу вас, батенька, — поднял голову Потемкин, — продолжайте, я все слышу.

Но не успел Луи-Филипп закончить и страницу, как в кабинет ввалился дородный поп, и князь повел с ним оживленный разговор. Задетый за живое, граф умолк на полуслове.

— Уже закончили? Так быстро? — повернул к нему удивленное лицо Потемкин.

— Вы же не слушаете, князь, — стараясь быть спокойным, холодно ответил Сегюр.

— Простите великодушно, — прижал хозяин руку к груди, — что дал вам повод так подумать. — Он быстро выпроводил попа и опустился рядом на диван.

Но и на этот раз не усидел долго. Слуга сказал, что пришел портной. Луи-Филипп надеялся, что Потемкин не станет отвлекаться из-за такого пустяка — как-никак принимал посланника версальского двора. Но князь немедленно вскочил навстречу высокому, как жердь, портному.

— Совсем обносился, — виновато развел руками. — Надеть нечего. Вы не обращайте внимания, — умоляюще посмотрел на обескураженного графа, — у меня хороший слух.

При других обстоятельствах Сегюр никогда бы не позволил так унижать свою честь. Но интересы французского торгового дома и ощущение собственной вины за не совсем тактичное обращение с князем накануне заставили его дочитать записку барона до конца.

Возвращаясь в свою квартиру, граф был убежден, что зря потерял время, что Потемкин сознательно потешался над ним, отплатив таким образом за вчерашнюю откровенность. Чтобы не порочить реноме королевского посланника, Сегюр твердо решил при первой же возможности обратиться по делу барона к самой императрице. И был потом благодарен судьбе, что такой случай не подвернулся.

Перед отъездом из Херсона Еврар доложил, что его хочет видеть барон Сен-Жозеф. Сегюр нахмурился. Ему нечем было порадовать обиженного негоцианта. Ждал, что тот повторит свою просьбу, возможно, выскажет новые претензии, а барон вошел с сияющим лицом и словами благодарности за содействие в работе его торгового дома. Сбиваясь от радостного волнения, рассказал графу, что Потемкин собственноручно ответил на его записку, согласившись со всеми доводами.

— Более того, — возбужденно продолжал барон, — учел все мои просьбы, и торговые дела уже пошли в гору!

Растерянный, ошеломленный граф будто сквозь сон слышал, что русские заказали большие партии французских товаров, а суда из Марселя, долгое время простаивавшие в гавани, загружаются местным товаром.

— Очень рад, что застал вас в Херсоне! — тряс, прощаясь, руку Сегюра счастливый негоциант. — Теперь каждый день буду молиться пречистой Мадонне, а в здешнем соборе поставлю свечи всем православным святым за ваши успехи.

«Как хорошо, что я не вспыхнул тогда, сдержался, — подумал Луи-Филипп, проводив неожиданного гостя, — а то недолго было и