Депутатский запрос - Иван Афанасьевич Васильев

членами профсоюза среди колхозников, позже разрешено было принимать специалистов-технологов, председателей и бригадиров, наконец, животноводов и полеводов. К семидесятым годам деревня в смысле социальных прав выравнялась, но к этому времени выделилась группа животноводов, в первую очередь доярок, выделилась привилегиями материального и морального плана: оплатой труда, почетом и славой. С конца семидесятых и особенно в наши дни на первое место выходит уже довольно многочисленный отряд специалистов сельского хозяйства. Два момента заставили обратить на них внимание: большая текучесть и необходимость замены бригадиров-практиков дипломированными специалистами. Технологи получили привилегии: обязательное и в первую очередь предоставление жилья, обеспечение транспортом, высокая зарплата, премиальные до пяти окладов по итогам года и т. д. В это же время появляется группа переселенцев по оргнабору, по призыву комсомола, по правительственным постановлениям. Этой категории были предоставлены такие привилегии, как выдача подъемных, освобождение на определенный срок от налогов, предоставление благоустроенного жилья, коровы, земельного участка, сохранение квартиры в городе и прочие.

Всякое выделение группы или прослойки сельского населения конечно же вызывало недовольство деревни, нарекания в адрес «привилегированных», а порой и довольно острые конфликты. Помню отчетное собрание в верхневолжском колхозе «Красный маяк», на котором колхозники потребовали от своего агронома вступить в колхоз. Агроном наотрез отказалась, и тогда собрание не выбрало ее в правление, выразив таким образом недоверие. Немало бывало случаев, когда отказывали в установленных окладах, оспаривали предписанные сверху льготы. Все эти факты, именуемые в районных кабинетах не иначе как сопротивлением, на самом деле были законным правом коллективного найма: колхоз приглашает агронома, тракториста, электрика, строительную бригаду, переселенца и сообразно своим возможностям назначает оклады и прочие «условия». Первое время так это и воспринималось, но с течением времени, особенно с введением денежной оплаты, не зависимой от хозяйственных итогов года, когда начала увядать заинтересованность в общей копейке, предписанные льготы уже не оспаривались, они воспринимались как меры государственные, то есть не за счет коллектива, а как бы данные сверху.

Тут к привилегиям групповым, внутриколлективным прибавились ведомственные. Бурно разраставшийся агросервис потребовал для себя особого положения, и право коллективного найма было отброшено начисто, условия диктовал не наниматель, а подрядчик, приперев к стенке своей монополией на материальные фонды. Это вызвало недовольство не только колхозов, совхозов, но и районных, и областных, и даже центральных организаций, стоящих на защите интересов земледельца, и конфликт принял острый, затяжной характер государственного значения. Острота его объясняется тем, что привилегии агросервиса целиком за счет колхозов и совхозов, потому-то подобное обслуживание и окрестили «обдираловкой». Такие привилегии повлекли за собой весьма неприятные последствия. Мало того, что вызвали обиду у нанимателей, они еще породили и в коллективах подрядчиков чувство моральной непрестижности своей работы. Последнее обстоятельство почему-то вовсе не берется в расчет, о нем в многочисленных дискуссиях и помину нет, а между тем тут кроется колоссальный нравственный урон. Мне часто приходилось бывать на партийных собраниях в подразделениях агросервиса, и я своими ушами слышал, как коммунисты говорили, что им совестно творить явную халтуру: сбывать скверно отремонтированные машины, продавать запчасти под видом монтажа или ремонта оборудования. Совесть рабочего человека вступала в конфликт с процветанием коллектива и с собственным благополучием. Нельзя же всерьез думать, что рабочий или инженер не понимают, на чем держатся высокие экономические показатели их ведомства. Так привилегии обернулись нравственным ущербом огромному отряду рабочих агросервиса. Привилегии были и будут, ибо они есть не что иное, как интерес, а интерес есть движитель экономического и общественного развития. Однако даваться они должны за дело, за результат, а не как приложение к должности или положению, тогда и конфликта с рабочей совестью не вызовут.

Теперь стоит вопрос заселения Нечерноземья. Как его представляет себе наш социолог? «Выход здесь, как мне представляется, единственный — заселять особенно обезлюдевшие места Нечерноземья, подобно тому, как заселяли в свое время районы целинных и залежных земель». Я хочу подчеркнуть его слова «особенно обезлюдевшие места». В них весь смысл, ибо влекут за собой, помимо всего прочего, привилегии, так сказать, территориального характера.

Давайте посмотрим, какие места моей родной Псковщины особенно обезлюдели? Это бывшие районы Ашевский, Кудеверский, Усмынский, Подберезинский и им подобные, то есть отдаленные от городов и больших дорог, с особенно бедными почвами, с высокой степенью залесенности, где нет ни предприятий местной промышленности, ни промыслов, единственное занятие населения — земледелие и скотоводство. Ясное дело, чтобы их заселить, надо их преобразить действительно на манер целинных земель: построить новые дороги, провести сплошную мелиорацию, построить дома, фермы, склады, школы, столовые, — словом, все, без чего нельзя жить и работать.

Какими силами это делать? Откуда снять строителей, мелиораторов, химиков, материалы, деньги, чтобы перебросить на заселяемые места? Вероятно, из тех районов, которые еще не обезлюдели, то есть отдать предпочтение опустевшим в ущерб пока еще не обезлюдевшим. Может быть, найдутся силы вне области? Такие примеры есть: на Псковщине, в Пыталовском районе, белорусские строители создают на месте опустевших хуторов совхоз «Белорусский», возводят новый поселок, строят производственные комплексы, сплошь мелиорируют землю. По такому же принципу в Приильменье, в Новгородской области, создают новое хозяйство узбекские строители. Делают это и те и другие вот уже вторую пятилетку. Можем ли мы надеяться хотя бы на такую помощь для каждого района? Едва ли. Значит, вопрос стоит о привилегиях для территорий особенно обезлюдевших, а это означает, что капиталовложения пойдут на земли худшие, с которых быструю отдачу не получишь. Это означает, что уровень жизни и рост производства в районах пока еще крепких приостановится, а миграция населения усилится. Вот в чем сложность заселения коренных российских земель, едва ли к ним применимы принципы заселения целины. Да, конечно, если бы мы располагали силами и средствами, позволяющими вести возрождение своей земли самым широким фронтом, повсеместно, тогда бы и разговору не было, а поскольку силы и средства ограничены, постольку, на мой взгляд, надо говорить о первоочередных привилегиях для лучших, наиболее заселенных земель, не обделяя, елико возможно, вниманием и худшие, наиболее обезлюдевшие. Местные власти так сейчас и поступают.

Вопрос привилегий для территорий имеет и свою нравственную сторону. Опустевшие земли придется заселять пришлым людом, ему — все готовое, на современном уровне и в первую очередь. А коренной люд, никуда не поднявшийся со своей земли, что же, пусть подождет? Не возникнет ли в таком случае и тут проблема моральной непрестижности, а следовательно, и социальный конфликт? Думаю, что возникнет.

Я назвал лишь несколько вопросов, родившихся тотчас, как только заговорили о заселении.

P. S. Их возникнет еще больше, если читать Переведенцева дальше. В очередной статье, в диспуте по проблеме крупных