Холокост. Черные страницы. Дневники жертв и палачей - Нина Сигал

Засунув полотенце под мышку, я попрощалась с друзьями, понимая, что позже времени у меня на это уже не будет. Вся территория перед бараком номер 15 была оцеплена. С половины седьмого утра до половины восьмого вечера четверо немцев из «Зеленой полиции» проверяли все наши вещи. Мы покинули барак примерно в половине второго (мы = женщины) и, перейдя главную дорогу концлагеря, прошли после этого в ангаре Leibesvisitation[307]. Для этого потребовалось не так уж много времени. Свои вещи нам пришлось оставить в бараке.

До мужчин очередь дошла в половине восьмого. Я видела, как наши вещи увозили на тележках. В три часа ночи мы двинулись в путь, больных и престарелых поместили в грузовики. Я никогда не забуду момент, когда перед нами распахнули ворота концлагеря, выпуская нас. Была еще ночь (три часа), и я немного поплакала в темноте. (Думаю, я была не единственной.) В пять часов, после чрезвычайно утомительного пути, мы прибыли на вокзал Бергена. С нашими вещами был полный беспорядок. Удалось забрать лишь кое-что из них. Ровно в семь часов поезд тронулся. Это были старые вагоны второго класса, по семь человек в купе рядом со сквозными коридорами, туалетами – словом, всем тем, чего у нас не было годами. Подлокотники! Бархатные сиденья! Ничего такого особенного не было (например, ни воды, ни спальных принадлежностей, и мы, семеро человек, спали, прижавшись друг к другу, как сардины в банке), но сам уровень нашей жизни теперь изменился. Мы проезжали мимо городков с магазинами и обозревали сельскую местность без колючей проволоки.

Про наше путешествие можно сказать только одно: оно было просто великолепным. Мы ехали через Тюрингский лес, Хильдесхайм, Нортхайм, Геттинген. Мы миновали горы, густо поросшие лесом, с широкими пологими долинами, проходящими через них. Иногда встречались деревеньки, которые порой состояли всего из нескольких домов. Но с обязательными фруктовыми садами. Мы любовались на бесконечные оттенки и формы зеленой и ярко-желтой кукурузы, красных маков, розового клевера. А теперь мы пересекли реку Майн, с широкой долиной и горами, изгибающимися вокруг этой долины и словно обнимавшими ее.

Поезд петляет, постоянно открывая новые виды, такие просторные, мирные и прекрасные, что мне следовало бы подробно описать их, но вместо этого я продолжаю смотреть в окно. До сих пор мало что напоминало нам о войне, кроме следующей детали: совсем не видно мужчин, а те, кого вы видите, в форме (в основном эсэсовской). Остальные – это женщины-служащие на станциях. В самом деле, везде очень мало людей и на полях практически нет скота. Объявления на железнодорожных станциях: “DIE RÄDER ROLLEN UNS ZUM SIEG, UNNÖTIG REISEN VERLÄNGERT DEN KRIEG”[308]. Надпись на поезде: “VORSICHT BEI GESPRÄCHEN, FEIND HÖRT MIT”[309]. И это все.

Вюрцбург. Все, кажется, знают, что мы отличаемся от остальных. На каждой станции пассажиры высовываются из окон, чтобы увидеть Sonderzug[310]. Нам предлагают воду, а иногда теплое молоко и подогретую воду для младенцев Хартогов. Наши охранники в поезде ведут себя вполне достойно. Один из них – в гражданской одежде (и в перчатках из опасения заражения), двое – в форме. Но я все еще не могу до конца понять происходящее вокруг меня. Я все еще не могу до конца воспринять это. Все это слишком неожиданно. Нюрнберг. Город бомбили не очень часто, но выглядит он довольно потрепанным. На улицах – мертвая, гробовая тишина, на гигантской железнодорожной станции – всего шесть человек. Наша охрана, помимо человека в штатском, состоит из двух служащих «Зеленой полиции», которые после каждой станции ходят взад и вперед по всей длине поезда (я чуть было не написала «бараков»), пересчитывая нас. Словно мы вынашиваем планы убежать. Ты же знаешь, мы очень высоко ценимся.

Воскресенье, 2 июля 1944 года

То, через что мы сейчас проходим, действительно стоит того, чтобы записать про это в дневнике. И только сейчас, когда мы возвращаемся в более или менее нормальное общество и постепенно проникаемся чувством, что мы спасены, мы осознаем, как низко мы пали. Мы проникаемся этим чувством очень медленно, потому что боимся разочароваться в себе. Позвольте мне продолжить свой рассказ. В лагере нам выдали: одну буханку Kuch[311], полфунта маргарина на человека и одну на пятерых баночку вкусного печеночного паштета. Однако мой живот настолько отвык от еды, что вчера, когда нам пришлось сойти с поезда, я почувствовала ужасную тошноту. Мы прибыли в Вену (по-моему, в половине восьмого), где нас встретили пять служащих «Зеленой полиции». Мы вышли, поставили наши вещи на платформу и стали ждать.

Однако, поскольку я неважно себя чувствовала, я вернулась в поезд и легла на скамейку. “Sie fahren als allerletzte”[312], – добродушно сказал один из служащих «Зеленой полиции». Обращаясь к руководителю группы, он добавил: “Und bleiben Sie nicht in der Sonne liegen. Sorgen Sie dafür, dass das Fräulein im Auto sitzen kann”[313]. Он обращался с нами как нормальный человек! Мы уже отвыкли от этого. На самом деле совершенно отвыкли. На грузовике нас привезли в Obdachlosenheim[314]. Громадное здание, каменные лестницы, большие светлые спальни. Кровати не в два яруса и не вплотную друг к другу, а раздельные, с чистыми белыми простынями. Умывальная комната с раковинами, с горячей и холодной проточной водой. И это – приют для бездомных! Как бы там ни было, следует признать: выглядит это весьма прилично. Голо, конечно, без лишней мебели. Однако для нас это был настоящий дворец. Я уже несколько месяцев не мыла как следует своих рук. Когда мы приехали, то приняли душ. Затем – еда.

Рис с карри и кружка супа. Все тарелки, ложки и т. д. принадлежат приюту. Мы все получили талоны на питание, которые каждый раз надо пробивать. А также порцию хлеба. Персонал чрезвычайно дружелюбен. Вчера вечером Таубс выступил с речью, в которой заявил, что, слава богу, все разговоры о скудной пище теперь ушли в прошлое. И он прав. Мы снова учимся смеяться, становимся добрее друг к другу – одним словом, мы снова становимся людьми!

Сегодня мы продолжим наше путешествие, и вскоре по просьбе турецкого правительства нам сделают прививку. Прошлой ночью прибыл поезд из Виттеля, пассажиры которого вместе с нами подлежат обмену[315]. Те, кто прибыл, чрезвычайно избалованы: отдельные комнаты, парк, только самое лучшее. С ними создавал резкий контраст поезд с венграми, который прибыл вчера вечером и который как раз сейчас отправляется в Польшу. Ладно, достаточно об этом.

Еще одно замечание по поводу того, как все организовано в нашем поезде. Нас сопровождает комиссия: один человек из Auswärtige Amt[316], один человек из Polizeipräsidium[317] и один человек – из швейцарского консульства. А в четверг мы будем уже в Константинополе!!![318]

Позже в тот же день

Мы уже в Венгрии, едем в поезде «Митропа»[319], вторым классом. Только что поели в Speisewagen!!![320] «Звезды Давида» сняты. Выяснила, что связно писать достаточно трудно, поэтому просто делаю отдельные заметки. Забыла упомянуть, что в Нюрнберге мы видели зал заседаний, где Гитлер произносил свои речи. Никогда не думала, что увижу это место. В Вене – множество военных. В Венгрии – puszta[321]. Жаль, что мы проезжаем все эти города, практически не видя их. Будапешт – все пригороды в руинах. Видны три огромных пожара. Сейчас мы находимся в Уйвидеке[322] (на границе Румынии и Венгрии). Первоначальный маршрут пролегал через Белград, но он слишком опасен.

Наконец мы в Югославии. Это просто неописуемо. Наш путь – на высоте сотен метров над Дунаем. Деревья стоят по самые верхушки в воде. Посреди реки – луга. На другой стороне реки – деревни и маленькие городки, построенные на скалах. Бедность, бедность, сплошная бедность. Овцы с пастухами и собакой. Маленькие лошадки. Женщины с коромыслами и двумя круглыми корзинами. Все – босые. Мужчины раздеты по пояс. Мы ждем перед туннелем – надеюсь, вот-вот снова отправимся в путь.

Сейчас четверть двенадцатого. Поезд остановился. Бомбежка. К нам приближаются столбы дыма. Повреждена ли железная дорога? Половина второго: мы все еще стоим. Пользуясь