Одна откровенная ночь (ЛП) - Малпас Джоди Эллен

— Пропустите меня! — требует Нан, заставляя всех повернуться лицом к дому. — Прочь с дороги!

Она почти сбивает с ног Грегори и Бена, когда появляется на пороге.

Нан в халате, но с идеальной прической.

Она останавливается и тянется рукой к стене, чтобы облокотиться. Мне хочется подбежать к ней, обнять и заверить, что все в порядке, но что-то останавливает. Бабушка делает шаг вперед, глядя своими усталыми темно-синими глазами мимо меня, вниз по садовой дорожке.

— Грейси? — шепчет она, прищурившись, будто не может поверить в реальность происходящего. — Грейси, дорогая, это ты?

Она делает еще один неуверенный шаг вперед, ладонью прикрывая рот.

Я сжимаю челюсть от напряженности момента и ощущаю, как наворачиваются слезы. Всхлипываю, не обращая внимания на руку Миллера, обнимающую меня за талию, и поворачиваюсь к матери. Уильям поддерживает ее, и она изо всех сил цепляется за него.

— Мама, — всхлипывает она, и слезы текут из ее глаз.

Я снова смотрю на Нан и впадаю в панику, когда та запинается. На ее пожилом лице смесь эмоций: счастье и удивление.

— Моя милая девочка.

Из-за шока у нее подкашиваются ноги, и она оседает на землю.

— Нан! — Испуганная, я бросаюсь к ней, но меня опережают.

Грейси подхватывает бабушку и медленно опускается вместе с ней.

— Спасибо тебе, Господи, что ты вернул ее мне, — всхлипывает Нан, обвивая руками мою мать и крепко прижимаясь к ней.

Они обнимаются. Уткнулись друг другу в шею, заглушая всхлипы. Никто не вмешивается. Они ведь не видели друг друга столько лет. Обвожу взглядом нашу компанию, замечая их слезящиеся глаза. Все потрясены ошеломляющим воссоединением семьи. А мне кажется, что последний кусочек моего разбитого вдребезги мира становится на место.

Наконец я смотрю на Миллера, и он понимающе кивает, нежно обнимая меня. Им нужно немного времени. И действительно, в глубине души я понимаю, что моя отважная Нан пока прекрасно обойдется без меня.

А вот Миллер нет.

Глава 24

— Иди ко мне, — выдыхает Миллер и наклоняется, чтобы взять меня на руки. Мы подходим к лестнице, но я упорно отмахиваюсь от него.

— Ты еще не пришел в себя, — протестую я. На его лице появляется тень раздражения, но я это игнорирую. — Я сама пойду, — заявляю я, начиная подниматься по ступеням, но вскоре меня сбивают с ног. — Миллер! — кричу я.

— Я хочу боготворить тебя Оливия, — срывающимся голосом говорит он. — Мне станет лучше.

Я сдаюсь, пусть делает, что хочет.

Шаги отдаются эхом на лестничной клетке. Пока он несет меня на десятый этаж, я крепко обнимаю его, изучая лицо. Миллер не выглядит изнеможенным или усталым. Я слышу только его ровное дыхание и вижу совершенную красоту. Не могу оторвать от него глаз. Вновь переживаю тот момент, когда он впервые нес меня по этой лестнице. Тогда я ничего не знала об этом таинственном человеке, но была увлечена им до одержимости. Ничего не изменилось. Я всегда буду любить его таким, какой он есть.

Пока мы живы. И после смерти тоже.

Однажды Миллер сказал, что он был на пути в ад. И только я смогла спасти его. Мы оба там были. Вместе и выбрались.

Когда он бросает на меня любопытный взгляд, замечая, что я пристально смотрю на него, улыбаюсь.

— О чем ты думаешь? — интересуется он, направляясь в сторону входа в квартиру. Миллер очень осторожно ставит меня на пол, открывает дверь и жестом приглашает войти. Я медленно захожу, оглядывая обстановку.

— Я думаю, что рада вернуться домой, — улыбаясь, произношу я, как в первый раз рассматривая его идеальную квартиру, и тут за спиной слышу удивленный звук.

— У тебя нет выбора, — фыркает он, нагло изображая безразличие, хотя я знаю, что для него это очень важно.

— Нам понадобится детская, — тыкаю его.

Вскоре Миллер поймет, что дети приравниваются к беспорядку, и я получу бесценное удовольствие. Сейчас, когда в его жизни появилось место для чего-то кроме боли, думаю, осознает он это очень скоро.

— Согласен, — просто отвечает он, заставляя меня улыбнуться еще шире.

— И везде будут детские вещи.

Миллер опережает меня.

— Которые будут разбросаны.

Я хочу увидеть легкую панику на его лице, поэтому поворачиваюсь. А затем с абсолютно серьёзным видом заявляю:

— Подгузники, ползунки, бутылочки, сухое молоко, и все это разбросано по столешнице на твоей кухне. — Я наблюдаю, как у него начинают бегать глаза и прикусываю губу, чтобы не рассмеяться. Миллер небрежно убирает руки в карманы, расслабляясь и пытаясь скрыть беспокойство. Но это не поможет. — Список бесконечен, — добавляю я.

Он небрежно пожимает плечами.

— Это всего лишь незначительные предметы. Не думаю, что ребенок сможет создать большой хаос.

Мне хочется задушить его в объятиях. Кажется, ему это необходимо.

— Неужели, Миллер?

— Ну, сухого молока не будет, потому что ты будешь кормить грудью. К тому же у нас достаточно места для всего этого. Ты выдумываешь проблемы.

— Твой идеальный мир разлетится на кусочки, Миллер Харт.

Он одаривает меня своей великолепной улыбкой: на щеках появляются ямочки, а глаза сверкают. Я улыбаюсь, когда он подходит ближе, подхватывая меня на руки. А затем несет через гостиную, прижав к своей груди.

— Мой идеальный мир никогда не был более совершенным и светлым, Оливия Тейлор. — Он крепко целует меня, а я смеюсь ему в губы. — И он будет только ярче, милая девочка.

— Согласна, — признаю я, когда мы входим в спальню. Встав на ноги, я вскрикиваю, потому что падаю на его кровать, разбрасывая декоративные подушки. Испытываю еще больший шок, когда Миллер присоединяется ко мне, полностью одетый.

— Что ты делаешь? — смеюсь я, подчиняясь его молчаливому приказу развести бедра.

Неизбежно сминая, Миллер выдергивает простынь и оборачивает вокруг нас. Я визжу от восторга, пока мы катаемся по кровати.

— Миллер, — говорю я, не видя комнату, потому что сверху простынь закрывает обзор. Я в коконе, и ткань туго натягивается всякий раз, когда я пытаюсь пошевелиться. Миллер смеется и ругается, пытаясь распутать нас, но в конечном итоге делает только хуже.

Вот так мы и катаемся — то я на нем, то наоборот. Будучи крепко связанными и ослеплёнными, мы смеемся.

— Я застряла, — хихикаю, стремясь освободить ноги, — и не могу пошевелиться.

— Чушь собачья, — заявляет он, снова крутанув нас, но ошибается стороной, и мы падаем с кровати.

— Ой, — кричу я, когда мы с глухим стуком приземляемся на пол. Вот теперь я смеюсь в голос, потому что Миллер тянет простынь, стараясь найти меня.

— Где ты, черт возьми, — ворчит он.

Вижу только белое марево хлопка, но я ощущаю запах Миллера, а когда он стаскивает с меня простынь, то, наконец, смотрю на него. У меня перехватывает дыхание.

— Кажется, у нас войдет в привычку падать с кровати, — шепчет он и нежно задевает меня носом, а после целует с непередаваемой нежностью и желанием. — На вкус ты невероятна.

Мы целуемся, блуждая руками по телам друг друга, а в глазах отражается неистовая страсть. Здесь только мы, скрытые от всего остального мира в его квартире. Так было и раньше, но сейчас мы свободны от всех тяжестей жизни. Все закончилось.

Наша одна ночь переросла в прекрасное будущее. И теперь мы будем двигаться только вперед.

— Я безумно тебя люблю, Миллер Харт, — бормочу я, и он улыбается.

— Я очень счастлив, — отвечает он.

Миллер отстраняется, моргает и, прищурившись, пристально смотрит на меня. Словно знает, что с самого начала зацепил меня именно этим. Стоит мне закрыть глаза, и его черты предстают перед ними. Если я их открою, то картинка не исчезнет. Даже в своих снах я вижу только его, и он уже не сбежит. Ни днем, ни ночью. Он мой.

— Ты помяла мой костюм, дорогая. — У него очень серьезное лицо. А я от его фразы смеюсь в голос. Миллер беспокоится о своем внешнем виде. — И что тебя так развеселило?