Дорога в Омаху - Роберт Ладлэм

— Вы слышали, как я говорил?

— Я слышал всех троих: старика, смуглую леди, которая и без солнца выглядит загорелой, и вас. Если помните, генерал приказал мне обойти все поместье. Прошлой ночью я и занимался этим часа два, изыскивая места возможного проникновения противника на нашу территорию. Вы трое продолжали бодрствовать и после того, как ваша матушка — по крайней мере, я полагаю, что это была она, — и командир Эйч, которому пристало бы и такое имя, как «Неугомонный Эйч», отправились спать. Позвольте мне заметить, что я уже не раз сталкивался в своей взрослой жизни с господами юристами, и поэтому стоит им только заговорить, как я сразу же узнаю их.

— Вот и чудесно, — резюмировал Дивероу. — А теперь ответьте все же на мой вопрос: почему вам, всего лишь охранникам, сообщали столь много о вашей работе?

— Потому что мы не только охранники, но и наемники.

— Кто? — вскрикнул Сэм.

— Боевые солдаты, только и ждущие, чтобы их наняли. И, пожалуйста, говорите потише.

— Боже мой! — К сожалению, произнося это ни к кому по сути не адресованное обращение, Дивероу разлил кофе из кружки прямо на брюки. — Иисусе, да он же горячий!

— Хороший кофе всегда такой.

— Чтоб вам пусто было! — заорал Сэм, наклоняясь, чтобы как можно дальше оттянуть свои штаны от кожи. — Выходит, вы наемники?

— Вы слышали, что я сказал, и это как раз и есть ответ на ваш вопрос, почему, давая нам задание, нас подробнейшим образом вводят в курс дела. А сейчас я уточню вам кое-что. Бытует расхожее мнение, будто наемники на все пойдут ради всемогущего доллара, однако же это не так. Я готов стоять по любую сторону баррикад, когда это не имеет для меня принципиального значения, но не возьмусь за работу, если она идет вразрез с моими убеждениями. Я просто не соглашусь на нее... Не возьмусь я за нее и в том случае, если почувствую, что не могу наладить контакт со своими напарниками... Из-за этого-то вы и остались без третьего охранника.

— А что, был выделен кто-то еще?

— Его здесь нет, и посему что толку говорить о нем?

— О'кей! О'кей! — Дивероу распрямил спину и продолжил с максимально доступной ему в то время степенью достоинства: — Отсюда невольно проистекает следующий вопрос, заключающийся в том... В чем же, черт возьми, заключается он?

— Вы его не задали, адвокат, и поэтому мне остается только догадываться.

— Может, вы поделитесь со мной своими соображениями?

— Вас интересует, почему мы не получили более полных сведений относительно характера этого задания. Ну что ж, попытаюсь на основании длительного опыта дать вам разумное объяснение этого факта.

— Я был бы весьма признателен вам за это.

— Нам было сказано, что мы должны охранять семерых человек, в том числе трех военных, — о последнем обстоятельстве нам сообщили, чтобы позолотить пилюлю. Но ни слова ни об условиях, в которых будет протекать наша работа, ни о наших потенциальных противниках, ни о политических аспектах нашего задания, под коими подразумеваются, например, законность или, наоборот, противоправность готовящейся операции. Правда, приводились какие-то цифры, но это никому ничего не дало. Ну как, говорит это вам хоть о чем-то?

— Да, — заявил Сэм. — Из сказанного вами становится ясным, что все связанное с этим заданием должно храниться в строгом секрете.

— Подобные вещи звучат еще как-то на чиновничьем языке, но, произнесенные на языке «собак войны», они теряют всякий смысл.

— На языке «собак войны»?..

— Или, если угодно, на языке наемников. Хотя нам неплохо платят за тот огромный риск, которому мы подвергаем себя, это вовсе не значит, однако, что мы обязаны работать вслепую: знать кое-что нам все же необходимо. Другое дело — профессиональные разведчики. Пробираясь тайно в Камбоджу или Танганьику, эти солдаты счастливы тем, что в случае, если они не вернутся домой, их семьи получат полную пенсию. Ну как, улавливаете разницу?

— Пока что это не столь уж трудно. Но я так и не знаю, к чему вы клоните?

— В таком случае разложу вам все по полочкам. Отсутствие в имеющемся в нашем распоряжении сценарии некоторых страниц позволяет нам высказать одно или два предположения. Первое заключается в том, что данную операцию проводит правительство, причем самостоятельно, на свой страх и риск, без чьих бы то ни было санкций. Отсюда же следует, что никто ничего не сможет узнать: ведь каждый, кто что-то узнает, будь то чиновник или кто-то еще, окончит свои дни в Ливенворсе или в яме с негашеной известью... Другое же предположение и того хуже.

— Вы поделитесь им со мной? — спросил взволнованно Дивероу, вглядываясь в бесстрастное лицо Сайруса Эм.

— Речь идет об обмане, адвокат.

— Об обмане?..

— Да. Но не о том сравнительно мягком обмане, когда один жулик пытается оседлать другого или кто-то берет взятки, хотя делать этого не следует, а о гораздо более жестком, порою со смертельным исходом... Для подобных вещей имеется даже особое название — перманентный обман.

— Перманентный?

— Да. Как в случае, когда выздоровление невозможно.

— Вы хотите сказать...

— Дам-дам-ти-дам, дам-ти-дам, ти-дам-ти-дам, — зарокотал огромный наемник.

— Что? — завопил Сэм.

— Да не орите вы так!.. Я пытаюсь объяснить вам, в чем суть второго предположения. Возводится стена — якобы для защиты, а в действительности для того, чтобы скрыть истинное намерение. Или стремление ликвидировать одно или нескольких лиц.

— Боже мой! И вы мне об этом говорите? Но почему?

— Потому что, возможно, я убываю отсюда и забираю с собой и Романа Зет.

— Чем вызвано ваше решение?

— Мне, например, не понравился третий «пес», которого они включили в нашу группу, и, кроме того, теперь, когда я знаю, кто такой командир Эйч, я понимаю, что кто-то и впрямь охотится за вашим генералом, а возможно, и за всеми вами, раз уж оказались вы в одной с ним компании. Не исключено, что вы сумасшедшие, но, насколько могу я судить, вы, и особенно эта девушка, не заслужили той судьбы, которую уготовили вам. Я не хочу участвовать в этой игре... Вот расставлю литиевые датчики для сигнальной системы, если только сюда их вообще пришлют, и тогда поразмыслим, что дальше делать.

— Боже мой, Сайрус!..

— Мне показалось, будто я слышала чьи-то голоса, а потом кто-то вскрикнул несколько раз, — сказала Дженнифер Редуинг, выходя из кухни с чашкой чаю, и вдруг, уставившись на брюки молодого юриста, завопила в отчаянии: — Сэм Дивероу, опять!

Их было шестеро. Шестеро мужчин в возрасте от двадцати шести до тридцати пяти лет. У кого-то побольше волос, у кого-то — поменьше, один повыше, другой пониже. Но было в их внешности и нечто присущее им всем. Во-первых, лица их — узкие и широкие, с бойким или спокойным взглядом — выражали непосредственность, возможно, и наигранную. Во-вторых, каждый из них в течение многих лет занимался акробатикой, фехтованием, танцами — современными и бальными, боевыми искусствами (по мнению гильдии киноактеров, время и средства, израсходованные на это, вполне окупаются), владел двойным захватом и падением на ягодицы, столь необходимым для комедии и фарса, умел двигаться в костюме, что высоко ценилось Шекспиром и греческими драматургами. И в-третьих, каждая пара голосовых связок поражала широкой звуковой гаммой и искусной имитацией всевозможных диалектных речевых отличий, представляющей собой особый жанр, которым потчуют публику различные бизнес-шоу. Все эти качества, необходимые для преуспевания в их ремесле — точнее, в искусстве! — понятно, фиксировались в составляемых на них кратких характеристиках, которые ложились с ритмичностью стаккато[139]на столы бесчувственных импресарио и продюсеров. В общем, все было как положено, поскольку речь идет об актерах, наиболее ранимых и самых непонятных из всех разновидностей человеческих существ, особенно когда они пополняют собой ряды безработных. Одним словом, шестерка состояла из людей необычных.

Своеобразие этой группе придавало и то особое место, которое занимала она в анналах тайных операций. Прежде всего, сформировал ее в Форт-Беннинге пожилой полковник службы «Джи-2», помешанный на кино, телевидении и театре. Было известно, что ему ничего не стоило отменить ночные занятия, если они совпадали по времени с демонстрировавшимся в Питсфилде, Феникс-Сити или Коламбусе фильмом, который бы он хотел посмотреть. Не было секретом и то, что он не раз срывал график полетов, отправляясь самолетом военно-воздушных сил в Нью-Йорк или в Атланту, если там шла заинтересовавшая его пьеса.

Но излюбленным его наркотиком являлось все же телевидение — хотя бы потому, что оно всегда было под рукой. Как заявила его четвертая жена во время их бракоразводного процесса, он все ночи напролет проводил перед телевизором и порой, переключая каналы с помощью пульта дистанционного управления, ухитрялся смотреть одновременно два-три фильма. И, естественно, с появлением на базе шестерых актеров, прирожденных лицедеев, фантазия его заработала на полных оборотах — кое-кто из сослуживцев полковника утверждал даже, что старикашка совсем свихнулся.