Дорога в Омаху - Роберт Ладлэм

— Разве это не забавно? — бросил он весело.

— Кто этот? — полюбопытствовал Силвестр.

— Не «этот», а «он», — заметил сэр Ларри, поправляя свой тупей. — Ты должен был бы спросить: «Кто он?» Понятно, Слай?

— Да, конечно, но что это?

— Это мой самолет, — обратился к нему наследник Овального кабинета. — Ну не славно ли это?

— Садись, пилигрим, — обратился к нему Герцог. — Если хочешь положить что-нибудь на зуб или промочить горло, нажимай на кнопки, и дело с концом. Они вон там!

— Да знаю я, знаю! Все эти шикарные ребята — моя команда!

— Он... он... он... он... вице... вице... Вы понимаете? — проблеял громко Дастин, вращая головой. — Он родился ровно... ровно... ровно в одиннадцать часов двадцать две минуты утра в тысяча девятьсот пятьдесят первом году... пятьдесят первом... пятьдесят первом... Через шесть... шесть... шесть лет двенадцать дней семь часов... часов... часов и двадцать две... две... две минуты после подписания японцами... японцами... японцами... на корабле... корабле... корабле... корабле «Миссури»... акта о капитуляции Японии...

— Продолжай, Дасти! — закричал Марлон, почесывая левую подмышку правой рукой. — Мне надоела вся эта канитель... канитель... канитель... Да знаешь ли ты, откуда я?

— Из той своей колымаги... колымаги... колымаги!

— Эй, иди сюда, младенчик! Может, хочешь ты леденчик? — ухмыльнулся Телли, взглянув холодно на вице-президента. — Поскольку с тобой все в порядке, детка, садись и заткни хлебало! Нам предстоит работа, усек?

— Мне сказали, что вы актеры! — воскликнул вице-президент и рухнул в кресло через проход напротив четверки со все еще восторженным выражением лица. — Я часто думал о том, как славно было бы и мне податься в артисты! Вы знаете, очень многие считают, что у меня внешность кинозвезды...

— Он не может играть! — заявил возмущенно сэр Ларри из-за столика, стоявшего позади вице-президента. — И пост-то свой занял он лишь потому, что ему повезло: его просто тянули наверх! И ко всему прочему — это глупое, не внушающее доверия и невыразительное лицо.

— Разве что на режиссера потянет... потянет... потянет, — предположил Дастин.

— Да ты спятил! — возразил ему резко Марлон. — Все дело в труппе. Он пролез на спинах актеров! Они ему подыграли!

— Не исключено, что он заранее распределил все роли, — выразил догадку Силвестр. — Во всяком случае, это похоже на правду.

— Эй вы, пилигримы, слушайте меня! — воззвал Герцог к своим товарищам, обегая взглядом все кресла. Все это грязные делишки, вершимые в офисах похитителей земельных угодий и скота. То, что зовется ими «пирамидными сделками», суть коих в том, чтобы хапать акцию за акцией, пока не захватишь контрольный пакет. Если удается одолеть «звезду», — того, кто на самом верху, то все, что ниже, достается тебе.

— Ребята, да это настоящий разговор актеров! — восхитился вице-президент.

— Дерьмо это, крошка, и не суй в него свой хорошенький носик.

— Телли! — рассердился сэр Ларри. — Сколько раз говорить, что для некоторых скабрезности — дело естественное, но не для тебя, мое сокровище! В твоих устах они звучат премерзостно погано.

— Эй, парень, что, черт возьми, он хочет сказать? — спросил Герцога Марлон, строя гримасы зеркалу. — Может: «Стыдись, великий Цезарь!»? Я не раз обращался к этой фразе, но она не срабатывает!

— Значит, тебе не удается произнести ее как надо, Марли, — заметил Силвестр, приклеивая бороду к подбородку. — Если бы ты изрек это выражение с подобающим чувством, то глупые слова приобрели бы смысл.

— Это ты меня учишь, жалкий подзаборник?!

— Да стоит ли цапаться так из-за какого-то там дерьма? Из-за халтуры в доллар за кувшин!

— Чудно сказано, Слай! — отозвался Марлон на чистейшем английском, без всяких там проглатываний и смазываний звуков, к чему прибегали его соратники, чтобы придать своей речи «шведский» колорит. — Право же; просто потрясающе!

— Прекрасная оценка ситуации, мой мальчик, — молвил Телли тоном профессора английского языка.

— Мы можем все что угодно! — проговорил хвастливо Дастин, приглаживая усы.

— В аэропорту Лоуган мы, джентльмены, не должны ударить в грязь лицом! — важно, в манере высокопоставленных чинуш, произнес Герцог, проверяя состояние своего слегка подкрашенного румянами носа.

— Черт возьми, да мы же гении! — возгласил сэр Ларри, воспроизведя характерные для Окефеноки-Свомп[140]интонации.

— Боже милостивый! — воскликнул Силвестр, уставившись на вице-президента и выговаривая гласные с четкостью, приличествующей выпускнику Йелльской школы драматического искусства. — Так вы действительно этот?

— Не «этот», а «он», Слай! — снова был вынужден заметить Ларри, соскальзывая на короткое время на стезю своего преисполненного аристократизма английского. — По крайней мере, я так думаю.

— Жанр естественно развертывающейся беседы узаконивает использование указательного местоимения «этот», — парировал Силвестр, все еще не сводя глаз с вице-президента. — Мы ценим честь лететь на вашем самолете, сэр, но как же это произошло?

— Государственный секретарь Пиз счел, что на Бостон это произведет приятное впечатление. К тому же я ничем не был занят... Вообще-то, хотел бы я сказать, работы у меня невпроворот, но на этой неделе — ничего срочного... И я пошел ему навстречу. «Ну что ж, раз так, — резюмировал я, — забирайте мой самолет!» — Наследник Овального кабинета с заговорщическим видом подался вперед. — Я даже наложил резолюцию на обосновании.

— На чем? — не понял таращивший глаза в зеркало Телли.

— На подготовленном спецслужбами обосновании вашей операции.

— Мы знакомы с этой процедурой, молодой человек, — произнес Герцог хорошо поставленным голосом, полностью соответствующим той роли главы исполнительной власти, в которую он только что вошел. — Но я полагаю, что правом накладывать резолюции на подобного рода документы обладает лишь один президент.

— Ну, дело в том, что он находился в тот момент в ванной, так что, кроме меня, там никого больше не было. И я решил: а почему бы и нет?

— Братья-трагики, — снова всматриваясь в свое отражение в зеркале, проговорил Телли зычным, богато окрашенным голосом, делавшим честь выпустившему его знаменитому театральному заведению «Лицедеи», расположенному в нью-йоркском парке «Греймерси», — если мы не подкачаем, то конгресс задаст во славу этого молодого человека такой обед, какого ему вовек не забыть!

— Что правда, то правда: ведь у меня там много новых друзей.

— И все — по причине сходства... сходства... сходства. — Констатируя этот факт, Дастин резко мотнул головой, как бы выходя из одного образа и вживаясь в другой. — Из-за этих ровно... ровно... ровно... ровно четырех часов двадцати... двадцати... двадцати... двадцати минут и тридцати двух... двух... двух секунд зад его будет на редкость хорошо смотреться.

— Как забавно! Я в восторге! Право же, вас есть за что любить!

— Не собираетесь ли вы представить нас в аэропорту участникам пресс-конференции? — спросил Марлон иронически, подчеркивая свой спокойный, теплый среднезападный акцент.

— Я? Нет. Вас встретит мэр. Собственно говоря, мне нельзя выходить из самолета в течение часа после посадки или около того и тем более принимать участие в какой бы то ни было пресс-конференции.

— В таком случае зачем вообще выходить из самолета? — высказал свое мнение эрудит из Йелля, называвший себя Силвестром. — Мы используем оборудование и транспорт военно-воздушных сил, чтобы добраться до...

— Ни слова больше! — завопил вице-президент, хватая его за руки. — Я ничего не должен знать! Предполагается, что я нахожусь в полном неведении относительно происходящего.

— Итак, как сказали вы, предполагается, что вы ни о чем не знаете? — произнес Герцог. — Но ведь на обосновании стоит ваша резолюция, сэр.

— Ну и что из того? Кто, черт возьми, будет читать всю эту муру?

Он мертв, бедняга Джуд, кричи иль не кричи,

На лоб его струится свет свечи, -

пропел тихо Телли со своего вертящегося стула красивым баритональным басом, как нельзя лучше подходившим для трогательной песни Роджерса и Хаммерстайна.

— Повторяю, — не унимался Силвестр, — зачем покидать самолет?

— Я вынужден сделать это. Видите ли, какой-то жирный сукин сын угнал машину моей жены прямо из-под окон нашего дома, — не мою, заметьте, а ее! — и я должен опознать эту тачку.

— Да вы шутите! — изумился Дастин, и в его словах не было и тени наигранности. — Похищенная машина — и вдруг здесь, в Бостоне!

— Мне сказали, что на ней прикатили сюда какие-то исключительно мерзкие типы.

— И что вы намерены предпринять в связи с этим? — поинтересовался Марлон.

— А вот что: лягать ублюдков в зад, пока там не появится восемнадцать дыр, и повторять это снова и снова!