Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд

приносит достаточного дохода, чтобы они могли игнорировать или пренебрегать своими частными делами. Следовательно, им приходилось либо использовать свои должности в корыстных целях, либо отстраняться от выполнения своих общественных обязанностей.

Хотя Первый конгресс установил для членов обеих палат зарплату в размере шести долларов в день — радикальный акт для того времени: члены британского парламента не получали зарплату до 1911 года, — платить конгрессменам и другим федеральным чиновникам зарплату было недостаточно. Слишком часто частные интересы брали верх над общественным долгом чиновника. В решающий момент дебатов о принятии на себя долгов штатов конгрессмен-федералист Теодор Седжвик из Массачусетса пожаловался на прогулы. Томас Фицсиммонс и Джордж Клаймер, по его словам, были поглощены своими частными делами в Филадельфии, а Джеремайя Уодсворт из Коннектикута «счёл, что спекулировать в его интересах, чем выполнять свои обязанности в Конгрессе, и уехал домой».

Федералисты Новой Англии, неустойчивые аристократы, какими они были, постоянно жаловались на «продолжающийся позор голодающих наших государственных служащих». Фишер Эймс считал, что «за службу следует платить такую сумму, которая достаточна для того, чтобы побудить талантливых людей выполнять её. Всё, что ниже этой суммы, было скупо и неразумно». По его мнению, хорошие люди не будут брать на себя общественное бремя; или, как выразился Оливер Уолкотт-младший, словами, которые сами по себе отвергают классическую традицию государственной службы, «хорошие способности имеют высокую цену на рынке». Хотя федеральная администрация имела более чем достаточно претендентов на низшие и средние должности, к середине 1790-х годов у неё возникли проблемы с заполнением высших должностей. В 1795 году федералист из Южной Каролины Уильям Лафтон Смит заявил в Палате представителей, что Джефферсон, Гамильтон и Генри Нокс ушли из кабинета «в основном по одной причине — из-за маленького жалованья». Хотя это не относилось к Джефферсону, и Ноксу, и Гамильтону было трудно поддерживать благородный уровень жизни на своё правительственное жалованье.

Щепетильность Гамильтона в этом вопросе показывает дилемму, которую личные интересы могли поставить перед теми, кто хотел занять государственную должность. Несомненно, Гамильтон покинул казначейство в начале 1795 года, чтобы вернуться на Уолл-стрит и заработать немного денег для своей семьи. Поскольку он был лишён должности и не имел средств, его близкий друг Роберт Трупп умолял его заняться бизнесом, особенно спекулятивными земельными схемами. Все остальные этим занимались, сказал Трупп. «Почему ты должен возражать против того, чтобы заработать немного денег таким образом, чтобы тебя нельзя было упрекнуть? Не пора ли вам подумать о том, чтобы поставить себя в состояние независимости?» Трупп даже пошутил с Гамильтоном, что подобные схемы заработка могут «помочь сделать из вас человека с состоянием, можно сказать, джентльмена». Ибо такова нынешняя наглость мира, что почти ни к кому не относятся как к джентльмену, если его состояние не позволяет ему жить в своё удовольствие».

Хотя он знал, что многие федералисты используют свои правительственные связи, чтобы разбогатеть, Гамильтон не хотел быть одним из них. «Святым», сказал он Труппу, такое извлечение прибыли может сойти с рук, но он знал, что его осудят оппоненты-республиканцы как ещё одного из этих «спекулянтов» и «пекулянтов». Он вынужден был отказаться, «потому что, — как он сардонически выразился, — должны быть такие общественные дураки, которые жертвуют личным ради общественного интереса под угрозой неблагодарности и злословия — потому что моё тщеславие шепчет, что я должен быть одним из таких дураков и должен держать себя в положении, наиболее подходящем для оказания услуг». Гамильтон долго и упорно придерживался классической концепции лидерства.

Многие из тех аристократов-федералистов, которые стремились соответствовать классическому идеалу, рано или поздно пережили тяжёлые времена. Конгрессмен-федералист Джошуа Койт из Коннектикута обнаружил, что его попытка достичь «независимости» и настоящего дворянства, живя на девятистах акрах животноводческой фермы, оказалась «утопичной» и не по карману. Даже богатый Кристофер Гор, первый окружной прокурор Массачусетса, а затем один из комиссаров в Лондоне, занимавшихся вопросами договора Джея, обнаружил, что не обладает достаточным имущественным состоянием для осуществления своих благородных мечтаний о жизни без необходимости работать. Фишер Эймс считал, что Гору придётся на время отказаться от отъезда в своё поместье в Уолтеме и снова заняться адвокатской практикой, если он хочет поддерживать стиль жизни, подобающий джентльмену его ранга. «Человек может и не стремиться занять определённую ступень на шкале благопристойной жизни, — сказал Эймс Гору, — но, заняв её, он должен её поддерживать».

К концу 1790-х годов в Филадельфии, отмечали современники, многие из «тех, кто называет себя джентльменами», разорились и тем самым уничтожили существовавшую прежде патерналистскую «уверенность в людях с солидным состоянием и благоразумием». Федералисты, стремившиеся утвердить свою джентльменскую независимость путём приобретения земельных владений, не смогли реализовать свои амбиции по подражанию английской земельной аристократии. Поскольку земля в Новом Свете была гораздо более рискованным капиталовложением, чем в Англии, неудачи были обычным явлением; и многие видные федералисты, такие как Генри Нокс, Джеймс Уилсон, Уильям Дуэр и Роберт Моррис, закончили свою карьеру банкротством, а в некоторых случаях — в тюрьме для должников.

В самом начале становления нового правительства Бенджамин Раш обратил внимание на особую проблему аристократии в Америке. Многие, говорил Раш в 1789 году, выражали сомнения по поводу назначения Джеймса Уилсона в Верховный суд из-за «ненормального состояния его дел». Раш признался в этом Джону Адамсу. «Но где, — спрашивал он, — вы найдёте американского землевладельца, свободного от смущения?» Факт американской жизни заключался в том, что слишком многие из богатых дворян, по крайней мере на Севере, не могли соответствовать своим притязаниям на аристократический статус.

В таких условиях становилось всё труднее найти джентльменов, готовых пожертвовать своими частными интересами ради занятия государственной должности. После отставки Генри Нокса президенту Вашингтону пришлось обратиться к четвёртому кандидату на пост военного секретаря, Джеймсу Макгенри, а для замены Рэндольфа на посту государственного секретаря — к седьмому, Тимоти Пикерингу. У большинства дворян в Америке, по крайней мере в северных штатах, просто не было средств, чтобы посвятить себя исключительно государственной службе. В этой слабости и заключалась дилемма федералистов. Они верили, что у них и у их рода есть естественное право править. Вся история, все знания говорили об этом; более того, Революция в значительной степени была направлена на то, чтобы закрепить право природной аристократии талантов на власть. Но если их богатства недостаточно для того, чтобы править, что это значит? Оправдывает ли это открытие возможностей в правительстве для новых людей, простых людей, которые, как казалось дворянам, были менее щепетильны в использовании правительства для зарабатывания денег и продвижения своих частных интересов?