Gelato… Со вкусом шоколада - Леля Иголкина

— Прости-прости. Сейчас! Я возьму себя в руки и успокоюсь. Но на это мне необходимо время, а ты подгоняешь. Твоя торопливость и импульсивность. Р-р-р! Ты совсем, как твой отец, Антония!

Им бы поскорее определиться с тем, кого я больше внешностью и поведением напоминаю. А то выходит, что в первый день недели — я вылитая бабуля по мужской линии, занимающаяся проблемами человечества и строящая из себя мать Терезу, но живущая по законам Ганди, иногда изображающая толстовца, последователя того Льва, которому и в одной рубахе, подпоясанной веревкой, удерживающей дырявые штаны, неплохо было — еще бы, ему все можно, а уж тем более после воинственного мира, о котором он в четырех томах французским, правда, вперемешку с русским, языком, словно издеваясь на современным школьником, излагал; а на второй день — я богатенькая беспредельщица и та, которой на порядок, человеческие нормы и законы общества наср…

— Фух-фух, — мама обмахивает себя ладонями, медленно проводит пальцами под нижними веками, снимая осыпавшуюся и потекшую тушь, при этом приоткрывает рот и смешно икает. — И-и-к, ты такая взрослая, Ния. Господи! Икота-икота…

«Перейди на Велихова, с Велихова — опять на Велихова, и так по кругу, чтоб ему жизнь малиной не казалась и чтоб он, наконец-то, захлебнулся собственным бескостным языком!» — сжимая рулевое колесо, обманчиво спокойным тоном про себя вещаю.

— Не плачь, пожалуйста. Я замуж выхожу, а не в мир иной отбываю.

— Тосик! — похоже, моя мама злится. Ее, видимо, раздражает и немного бесит мой цинизм, язвительность и некоторая жесткость в определениях.

«Это не потому, что я такая, просто мир ко мне несправедлив…» — какую только ересь и жалкие оправдания в своей никак незатыкающейся голове катаю.

Я что, взрослая? Серьезная? Выдержанная женщина? Это она в понятиях, по-моему, ошиблась. Была бы взрослой и сознательной, серьезной, выдержанной и эмоционально стабильной не купилась бы на игры Петеньки и не позволила крутить собой, как ему заблагорассудится.

— Как вчера с девочками посидели? — мама переключается на другую более веселую волну.

— Было круто.

И как будто все!

Было очень круто, но, увы, недолго. Кому-то детвору срочным образом понадобилось покормить, кому-то завтра слишком рано вставать, чтобы подоить, например, страдающую за бычком корову и подкрутить хвосты кобылам, пощупать козье вымя и заглянуть в жестокие глаза мужчины, которому на доморощенного, хоть и с дипломом, животновода совершенно наплевать; у кого-то внезапно организовались дополнительные курсы и подкасты, а кто-то на свидание со своей очередной симпатией или любовью побежал, а кому-то было откровенно скучно — это я о себе. Мне не понравилось, но для мамы:

«Было очень круто!» — киваю головой, подтверждая свой ответ и отсутствующий рассказ.

Мужской стриптиз, о котором я организаторш этого балагана просила, почти умоляла, плакала, вырывала волосы на всех местах, и только что на коленях не стояла перед старшими так называемыми подругами, так не оплатили и, соответственно на мой последний свободный незамужний вечер так и не подвезли мясное тело, за поясок трусов которого я могла бы денежку заложить, отдав по упругим ягодицам звонкого леща. Зря глупая готовила разменные купюры и смягчала кожу рук питательным жирным кремом. Все было обыденно и довольно пресно:

«Хи-хи, ха-ха, да о-хо-хо! Прелестно, колоссально и железно!».

Почти словарь небезызвестной Эллочки, на который любит Велихов ссылочки, подмигивая, давать. Так что, нечего рассказывать, кроме как обсудить наряды, в которые облачилась наша доблестная рать. И то, и то… Если уж откровенно, там тоже особо нечем хвастать или копировать лекало, чтобы себе подобное на очередное сборище по быстрячку спаять.

Зачем я согласилась и для чего туда пришла? Вопрос как будто в никуда, но все же хотя бы для себя я поясню поступок, на который вполне сознательно пошла. Мои сестры, потом хорошие знакомые и магазинные смешливые подруги решили устроить мне прощание с так называемым девичеством, о котором я их не просила, потому что с девичеством, о котором речь зашла и пресловутой девственностью, с которой некоторые носятся, как дурень с деревянной ступой, простилась давным-давно, особо не задумываясь о последствиях. Отметилась «Антония Смирнова» на всех фронтах. Нет у меня девичества, зато есть точный расчет и особые жизненные понятия. Но, видимо, в силу своих тактичности или бестактности, взрослости или все же любопытства и инфантильности, умудренности или предприимчивости и слабенькой надежды на полностью раздетого раскачанного мужика не смогла организаторам в своем визите отказать. Последнее — конечно, дурость, за что зеленой скукой огребла. Вот и вышел такой себе вечер воспоминаний, безобидных подколов, шутливых издевок, подзуживаний, провокаций и заигрываний, который, хоть и душно, и по установленному протоколу, но все-таки прошел на определенное «ура». По крайней мере, некоторые уж точно сильно веселились. Дашка, например, была словно сама не своя, хотя ни разу не подняла бокал с шампанским за мое здоровье или здоровье будущего мужа, но пока еще счастливого жениха.

Мой Егор… Мой? Мой — определенно!

Прикрываю на одно мгновение веки, вспоминая в каждой черточке его спокойное лицо, добрые глаза, подкупающую искреннюю улыбку, сильный образ в целом, большие и уверенные руки, теплые, иногда горячие, и слишком тонкие, как для мужчин, кисти, вытянутые, как будто идеальные по форме пальцы с розовой ногтевой пластиной и его губы, шепчущие мне на ухо:

«Ния, милая, выходи за меня!».

Завтра я стану женой прекрасного, достойного и хорошо воспитанного человека, уважающего своих родителей и любящего меня…

— Какие планы на сегодня? — мама возится в своей сумке в поисках, по всей видимости, носового платка.

Никак истерику не прекратит, то и дело всхлипывает и причитает:

«Как все очень рано, как всегда несвоевременно и слишком неожиданно. Ты такая молодая… Все-все! Я сейчас успокоюсь».

Три месяца — это, если на секундочку — прошло, после предложения и моего ответа на дне рождения Егора. А вот о том, что произошло между мной и Буратино в тот же вечер в мужском туалете ночного заведения, я предпочитаю не вспоминать, наивно полагая, что это мне, находящейся под чем-то нехорошим приснилось, привиделось в кошмарном сне.

Нет-нет, вроде бы ничего такого, но все-таки иногда, когда я маюсь