За гранью Разлома - Алиса Мак

– Я уже говорил, я не особо умею выслеживать, – смущённо признался Миша. – Обычно я вижу врага и устраняю его, а вот искать – это действительно больше по твоей части.

– Но ты же нашёл грузовик. Почему бы не проследовать за ним в конечный пункт назначения?

Для обычного человека этот план был безумным, но Миша не боялся боли и смерти. Он мог позволить себе подобные выходки, однако предложение Макса не вызвало у Бессмертного энтузиазма.

– Я не хочу так подставляться.

Виной, прозвучавшей в этих словах, можно было захлебнуться, но недоумение и раздражение Макса оказались сильнее.

– В каком смысле «подставляться»? Ты же бессмертный, в отличие от тех людей.

Вместо ответа Миша уселся на своё спальное место, повернувшись к другу спиной. Его спина осталась сгорбленной, а голос – виноватым, но всё же непоколебимо уверенным.

– Макс, я хочу остаться человеком.

– В каком смысле?

Миша вздохнул.

– Да я уже сам не уверен в том, что я такое. Я вроде как умер, но вот я здесь. Давай на меня посмотрим. Я не чувствую боли, не умираю, у меня волосы не растут длиннее, чем были в тот день. Я живой или мёртвый? Я вообще человек?

Бессмертный откинулся на спину и, избегая взгляда друга, уставился в потолок. Макс молчал. Что на такое ответишь? А Миша продолжил:

– Я сам не сразу понял, это Мирка заметила, давно, где-то через месяц после, ну, случившегося. Я быстро привык не бояться боли и просто пёр напролом, а потом начал вести себя так, будто другие – такие же, как я, в смысле бессмертные и не боящиеся боли. Со стороны Мирки, конечно, видно лучше, но она была права, я тоже начал это замечать и испугался. Я правда хочу быть человеком, а не… Я не хочу оказаться один.

Первым порывом было спросить, почему он должен остаться один, но память быстро подкинула сценку из детства. Вот он, семилетний Макс, сидит в ресторане с дядей и крёстным. Здесь всё красиво и дорого, и люди одеты в вечерние платья, и потому орава бегающих и играющих с воздушными шариками детей кажется особенно неуместной. Увы, у кого-то день рождения, всё оплачено, и теперь понятия не имеющие, что делать с малолетними безобразниками, официанты с бесконечным смущением на лицах уворачиваются от них, непостижимым образом умудряясь не ронять нагруженные подносы… Дядя и Александр Александрович обсуждают что-то слишком взрослое, чтобы Макс мог понять. Дети шумят и раздражают. Может быть, потому, что он сам был бы не против присоединиться к ровесникам? Нет, ерунда. Такие игры не для него, Максу вообще не до игр, ведь ему предназначена сила, которая очень тяжёлая… Слишком маленький для взрослых, слишком взрослый для детей, Макс сидит и чувствует лишь бесконечное одиночество, а в голове ни одной идеи, чем его можно заткнуть.

– Я решил побыть эгоистом, – поведал тем временем Миша. – Поберечь свою человечность. Стараюсь хоть как-то беречься, и хорошо, что есть Мирка, с ней не забудешь… Конечно, жизни людей для меня важнее, если я вижу, что могу кого-то спасти, я спасаю, но что я могу сделать тут? Ну, заберусь я в грузовик, приеду к ним на, видимо, базу, а что потом? Идти напролом, убивая всех на своём пути? Они перебьют всех людей быстрее, чем я смогу войти. В какой-то момент у меня кончится газ, книгу я тоже могу потерять. Один против многих на чужой территории я многого не сделаю. Нужно бы найти, где они держат людей до того, как вывозят их из города, там бы я справился, но найти пока не выходит. Такие дела.

Бессмертный раскинул руки, и Макс, забыв, что друг разглядывает потолок, молча кивнул. Слова застряли поперёк горла, и он почему-то так и не смог сказать, что их с Кроликом работа уже почти закончена. Скоро они смогут покинуть Москву, и Чтец был совсем не уверен, что за это время Бессмертный сможет кого-то найти, если, конечно, не сменит тактику.

Работы у Чтеца было ощутимо больше, чем у мастера «Порисулек», но справлялся он с ней в разы быстрее. Кипа неразобранных печатей таяла на глазах, коробки со сваленной бумагой превращались в аккуратно рассортированные папки. Печати попадались разные, от откровенно мусорных до неожиданно интересных, разбирать которые приходилось в мастерской Кролика, где были лупы и хороший свет.

Так, Макс почти скинул очередную нагревающую воду печать в папку бесперспективных, когда в нагромождении делающих её слишком сложной для рядового колдуна условий вдруг разглядел любопытную особенность. Печать бесконтактно грела воду и её содержимое, не допуская при этом никакого влияния на содержащий эту воду сосуд, чем бы тот ни был. Пока колдун вливал в печать свою силу, вода должна была продолжать нагреваться, а предел этого нагрева был прописан настолько чудовищным образом, что Чтец, понимая каждый символ в отдельности, понять общего смысла так и не смог. Именно это остановило Макса от поспешного избавления от печати.

Мастер, сотворивший это безобразие, преследовал очень, слишком конкретную цель. Макс вспоминал печати со стен автодома Бессмертного, но даже они были проще. Желая достичь результата, мастер заложил в свою печать огромное количество имеющих значение переменных. Зачем? Сложность печати отражала образ его мышления или же во всём этом скрывался пока не найденный Чтецом смысл?

Пытаясь определить, насколько сложна активация печати на самом деле, Макс украдкой направил силу в сторону одной из баночек с водой, в которых Кролик мыл кисти. Направить оказалось легко, удерживать – сложно. Неоправданно сложно. Зачем, чёрт возьми, зачем? Почему эти сумасшедшие мастера творят такие сумасшедшие вещи вместо того, чтобы составить общедоступный понятный каталог? И почему ему, Максу, так важно пытаться залезть к ним в головы?

Чтец прижал холодные руки к вискам. Неразличимое прежде дыхание Кролика вдруг показалось отвратительно громким и раздражающим.

– Ты когда-нибудь создавал новые печати? – спросил Макс, дождавшись, пока тот оторвётся от страниц его будущей книги и промокнёт кисть о пережившую долгие месяцы жестокого обращения тряпку.

Мастер вздрогнул, огляделся вокруг и, не найдя другого возможного собеседника, кроме Макса, вжал голову в плечи.

– Ой, всё, – пробурчал он, старательно разглядывая чернильные пятна на своих руках. – Надо что-то новое – создавай сам, я только копирую.

– Как ты копируешь, не понимая смысла? – игнорировать нелепые нападки Кролика всегда было просто. – Допустим, у изначального мастера был какой-то замысел, но ты же не знаешь, что делает эта печать.

– Ну да, конечно, не знаю. – Кролик