Юрий Андропов. Последняя надежда режима. - Леонид Млечин

Был случай. Поехал один партийный работник за границу, там расслабился, допустил какие-то вольности. В составе группы был «источник». Когда вернулись, он написал об этом. Руководитель, ко­торый компоновал информацию для обкома партии, включил в нее и это сообщение. Дошло до первого секретаря. Проверили. Оказалось, что у того партийного работника язва желудка, он вообще не пьет. Все дамы, которые входили в делегацию, написали в объяснительных за­писках, как он замечательно себя вел.

— А потом, — продолжает генерал Воротников, — я был свиде­телем неприятной сцены, когда руководитель партийной организации высказал начальнику управления КГБ, что он по этому поводу думает.

Если возникала необходимость сообщить о поведении партийно­го работника, то не по такому мелкому поводу. Доносы вызывали та­кую реакцию, что второй раз уже не хотелось этим заниматься.

— Но ведь на местах руководители были уверены, что вы обо всем докладываете в Москву.

— Мы их в этом не разуверяли. На то и кошка, чтобы мышки боялись. Может быть, они себя от этого лучше вели...

А каким образом негативная информация о крупных партийных чиновниках попадала к председателю КГБ и что он должен был сделать в таком случае? Я спрашивал об этом бывшего председателя КГБ Вла­димира Ефимовича Семичастного:

— Если вам начальник областного управления сообщал, что первый секретарь пьет или завел себе любовницу, ведет себя недо­стойно и так далее, как вы поступали?

— Такие вещи на бумаге не писали и даже моим заместителям не докладывали. Это обсуждалось только во время личной встречи один на один. Начальник управления должен был получить у меня раз­решение прибыть в Москву для разговора по специальному вопросу или, будучи в Москве, попроситься на личный прием, все рассказать и спросить мое мнение.

— И что же?

— Я брал на заметку и говорил: посмотри дополнительно, как это будет развиваться, и доложи мне. Или, если я был уверен в том, что дело очень серьезное, шел в ЦК к Брежневу или к секретарю по кадрам Ивану Васильевичу Капитонову: посмотрите, есть сигналы... Я приехал в одну страну, со мной пять генералов. Наш посол устраива­ет обед, а к концу обеда он под столом. Резидент докладывает, что посол уже и на приемах появляется в таком виде. Это же позорище! Я своим накрутил хвосты: почему молчали. Это же наносит вред взаимо­отношениям с этой страной...

КГБ мог заниматься сколь угодно высокими лицами, только на проведение разработки руководящего работника надо было получить санкцию в ЦК.

«Андропов внедрил чекистов во все звенья государственной машины, — писал полковник Михаил Петрович Любимов из внешней раз­ведки. — Заместители руководителей от «органов» сидели в самых разных организациях: на радио, телевидении, в Министерстве культу­ры. Бездельники на теплых местах... Почему чекисты так любят Ан­дропова? Потому что при нем они так высоко поднялись».

В каждом министерстве, ведомстве, научном и учебном заведе­нии сидели официальные сотрудники комитета или чаще офицеры дей­ствующего резерва. Это понятие нуждается в объяснении. Так называ­ли сотрудников КГБ, которых командировали для работы за пределами органов и войск КГБ. В отличие от вооруженных сил они не отправля­лись в запас, а оставались на службе, но действовали под прикрыти­ем.

Скажем, появилось Всесоюзное агентство по авторским правам. Назначенному его руководителем известному журналисту Борису Дмит­риевичу Панкину секретарь ЦК Суслов объяснил, что это будет своего рода министерство иностранных дел в области культуры — развитие контактов с творческой интеллигенцией всего мира и продвижение за рубеж советских авторов.

Постановлением политбюро был установлен список должностей, замещаемых в агентстве по авторским правам сотрудниками КГБ: с Лу­бянки прислали одного из заместителей председателя всего ВААП и заместителей начальников всех управлений.

В 1980 году в Госплане создали службу безопасности, укомплектованную сотрудниками КГБ, Начальником сделали бывшего ру­ководителя военной контрразведки генерал-лейтенанта Ивана Лаврен­тьевича Устинова.

«В 1981 году начальник второго главного управления генерал Г.Ф. Григоренко, приезжавший в служебную командировку в ГДР, пере­дал мне от имени Юрия Владимировича Андропова предложение о пере­ходе в действующий резерв КГБ и назначении меня на вновь введенную должность советника по проблемам безопасности при председателе Госплана, — рассказывал Устинов в «Красной звезде». — В качестве помощников советника было введено в штат Госплана десять сотрудни­ков КГБ. В таком составе под официальным названием Службы безопас­ности начало работу сформированное оперативное подразделение...»

Подлинную цель создания службы объяснил генералу Устинову председатель КГБ. Андропов пригласил генерала и сказал:

— Обстановка в стране сложная, и я должен иметь достоверную информацию, что же у нас творится, особенно на экономическом фронте.

Иначе говоря, это была не инициатива Госплана, не объектив­ная потребность, а разведка КГБ внутри Госплана. Устинов доклады­вал председателю КГБ, «что происходило в Госплане, какие проблемы в стране, каковы предложения, перспективные разработки».

Такие же службы появились и в других ведомствах, в том чис­ле в Министерстве иностранных дел. Едва ли Громыко это нравилось, но и он, член политбюро, ничего не мог поделать. Ничего подобного прежде не было. Плохо замаскированные чекисты сидели в отделах кадров, в первых отделах, в отделах внешних сношений, которые за­нимались оформлением командировок за границу и приемом иностранных гостей. В оборонных министерствах один из заместителей министра представлял КГБ. Но чтобы создавать целые службы соглядатаев... Они только формально подчинялись руководителю ведомства. В реаль­ности исполняли указания Андропова и сообщали ему о ситуации вну­три того или иного министерства.

Иначе говоря, председатель КГБ управлял мощным аппаратом, который пронизывал всю страну. Генерал Валерий Павлович Воротников возглавлял Свердловское областное, затем Красноярское краевое управление КГБ. Он рассказывал мне:

— Система территориальных органов КГБ позволяла высшему ру­ководству держать в поле зрения всю страну. Иногда местные руково­дители просили о чем-то не сообщать: зачем людей беспокоить? С точки зрения местной власти, чрезвычайное происшествие пустяк. А с точки зрения центра, это очень важно. Например, прорвало трубы, снабжающие теплом рабочий поселок. Это произошло ночью. Утром уже стали восстанавливать. Я все знаю: масштабы ЧП, ход работ. Тут мне звонят и слезно просят не докладывать первому секретарю Свердловского обкома Борису Николаевичу Ельцину. И без этого было что рассказать первому секретарю, поэтому на докладе в понедельник я об этом деле умолчал. Вернулся к себе. Через полчаса звонит телефон, и я получаю очень серьезный втык: почему не рассказал о ЧП? У нас был очень строгий принцип: КГБ централизованная структура. То есть мне не сообщить центру всю правду о том, что творится на территории, самый тяжкий грех...

Шпионы попадались очень редко (тем более далеко от Москвы), терроризма еще практически не существовало. Гигантский механизм прокручивался впустую, но создавал у Андропова ощущение полного контроля над страной. Получаемой информацией Андропов делился с генеральным секретарем и частично с другими членами политбюро.

Часов в одиннадцать утра председатель КГБ знакомился с предназначенными для членов политбюро особыми, сверхсекретными ма­териалами разведки и контрразведки, после чего лично подписывал их. Вечером он подписывал вторую порцию спецсообщений для политбю­ро. Их доставляли в запечатанных конвертах. Вскрывать и читать их не имели права даже помощники членов политбюро,

Бумаги председатель КГБ рассылал по разной разметке: обыч­ную информацию всем членам политбюро для расширения кругозора, бо­лее узкую тем, кто курировал направление, о котором шла речь. Когда информация касалась внешней политики — обязательно Суслову и Громыко. Вес, что относилось к социалистическим странам, своему преемнику на Старой площади — Константину Викторовичу Русакову. Он стал секретарем ЦК по социалистическим странам.

За разметкой спецсообшений следила аналитическая служба первого главного управления. Аналитики разведки предлагали, кому и какую информацию послать, учитывали, кому она раньше посылалась, чтобы не получилось так что члена политбюро оповестили о начале каких-то событий, а уведомить об окончании забыли. Председатель КГБ вносил коррективы, иногда говорил: давайте расширим круг полу­чателей информации или, наоборот, сузим...

Ощущение власти, собственной значимости, высокого положения в стране наложило отпечаток на личность, манеры и даже выражение лица Андропова.