Семилетка поиска - Мария Арбатова

– Ты в таком малиннике работаешь, выбор у тебя королевский.

А та отвечала:

– С ума сошла! Ты бы посмотрела, что такое больной мужик в индустриальных масштабах… Омерзительное зрелище! У него чуть кольнуло, он уже по потолку ходит. После моей работы вообще можно в старых девах остаться. То ли дело у тебя… после каждого интервью можно роман крутить.

Елена засмеялась:

– Ты что? У меня еще хуже. Твои ломаются на болезнях, а мои на позерстве. Крутятся как пуделя на выставке. Главное, каждый считает, что о нем ничего не известно, ни сколько убил, ни сколько украл, ни сколько заложил… Знаешь, они все меня почему так любят? Потому что в моем присутствии им удалось час полюбоваться на собственный парадный портрет… Выходишь, будто побывала на утреннике в детском саду.

Она понимала это про всех, особенно про Патронова, который был квинтэссенцией дурного вкуса в общении; и все-таки, заходя в его квартиру, вдруг осознала, что надела самое красивое белье. И удивилась: «Оказывается, я этого хочу! Как странно…»

Открыла красивая молодая женщина в джинсах и прозрачной футболке, приветливо провела в гостиную. Это была чисто демонстрационная часть жилья: с антиквариатом, квадратно-гнездовым способом развешанными иконами и забивающими их фотографиями Патронова с великими мира сего, от президентов крупнейших стран до звезд шоу-бизнеса. Словно заходящий в дом мог не знать, кто такой Патронов, и сомневаться в его причастности к жизни представителей мировой элиты. В этом было детское: «Смотрите, что у меня есть!» Да и вообще он вел себя по-детски, из-за глубокой провинциальности не понимая, как, когда, где и с кем надо себя вести.

Патронов сидел за столом, а молодая женщина накрывала к чаю, постепенно выдавая статус домработницы, с которой спят. Интервью было длинным и кокетливым. Посередине Патронов кивнул молодой женщине:

– Лера, вы можете идти!

И она бросила на него потемневший от гнева взгляд, не столько за то, что было понятно, почему ее отпускают, сколько за «вы». Зачем Патронов назвал ее на вы, было неясно и ему самому. У него всегда сбоило. Такой же сбой в башке, как и когда пошел провожать Елену из гостиницы «Украина». Почему-то решил, что так правильно.

Только после ухода домработницы разлил водку по рюмкам, будто она могла запретить или осудить.

– Может, уже хватит? – спросил через час беседы, придвинулся и положил руку на Еленино колено. – Торжественная часть закончена, переходим к танцам.

– Я вообще-то пришла с другой задачей, – отодвинулась Елена, чувствуя себя неготовой.

– Ну, это ведь когда-то должно произойти, – обреченно сказал Патронов.

– Зачем? Я ведь не твой поэтический размер… – напомнила она.

– Откуда ты знаешь про мой поэтический размер? Кого ты наслушалась? – сказал он в интонации выяснения отношений, и Елена удивилась: «О, оказывается, у нас есть отношения?»

– Да я тебя видела с кем ни попадя…

– Это нормально. Так принято… Светская жизнь, так называемый «условный праздник». А человеческие отношения отдельно. Тебе мало того, что я тебя хочу, а ты меня? – спросил Патронов словно возмущенно.

– Обычно не мало, но с тобой почему-то мало. Совершенно не могу понять почему… – И тут ее словно ударило током, она с изумлением поняла, что Патронов страшно похож на ее первого мужа Толика.

Глаза, скулы, накачанные руки и плечи, манера щуриться и морщить нос. И это делает отношения с ее стороны странно наполненными тем, что в них еще не выросло. Она чувствует себя и виноватой перед ним, и обиженной им. Ее и тянет, и отталкивает.

«Видимо, я делаю глупость, – подумала она и ответила на его прикосновение. – Но очень хочется…»

Дальше все было странно. Патронов встал, подхватил ее на руки и отнес в кабинет.

– Я не буду включать свет, – виновато сказал он. – Здесь у меня всегда такой бардак.

Кабинет, который по всей логике должен был состоять из монументальной мебели, навороченного компьютера, золотых корешков Брокгауза и Эфрона, подлинников на стенах и прочих помпезностей раскрученного персонажа, оказался совершенно студенческой комнатухой. Модный матрац с морскими водорослями на полу, старый огромный письменный стол, забитые книгами простенькие стеллажи, груды газет и журналов где ни попадя. Наличие денег выдавал только тренажерный комплекс. Ей стало страшно спокойно здесь после парадной гостиной. Патронов сразу показался совсем молодым и «своим», и они упали в объятья друг друга на матрац, с которого, шелестя, посыпались на пол глянцевые журналы и брошюры…

Потом Патронов сидел в постели, курил и рассказывал про то, как умирала его мама. Про школу, где его били как отличника. Про братьев и сестер. Про первую любовь, вышедшую замуж за сына секретаря обкома партии.

– Ужас какой-то, – сказала Елена, прижавшись к нему. – Кто бы мог подумать… Патронов с человеческим лицом…

– А ты сомневалась? – спросил он.

– Да мне такое про тебя рассказывали, что подойти было страшно.

– Если бы ты знала, что мне про тебя рассказывали… – вздохнул он.

– А что можно обо мне рассказать? – удивилась Елена.

– Ну, что ты сексуальная террористка без страха и совести. Что если тебе мужик понравился, то тебе все равно, где и как!

– Так это ж правда! – засмеялась Елена.

– Что ты любовница главного редактора, поэтому у тебя особое положение в газете!

– Ты его видел? – возмутилась Елена. – А особое положение у меня потому, что он меня переманил с более крутого места.

– Что ты пять раз была замужем.

– Три.

– Что скорее всего ты лесбиянка.

– А как же при этом сексуальный терроризм с мужиками?

– Не, ну в смысле, мужская хватка.

– Да если бы у баб в нашей стране не было мужской хватки, мы бы как народ давно исчезли с лица земли…

– Что ты мне это объясняешь, я же слухи перечисляю. Слухи же вообще создаются, чтобы закрыть людей друг от друга ширмами. Поэтому надо тренировать глаза, а не уши.

– Прямо сейчас и начнем… – С ним было очень просто, как будто давно знакомы и сто раз уже были в постели. – Ты похож на моего первого мужа. У меня от твоих прикосновений снимается чувство вины перед ним.

– А ты могла бы выйти за меня замуж? – спросил он.

– Нет, – не задумываясь, ответила она.

– Странно. Многие хотят. Престиж, деньги… и вообще.

– Они же не знают, что замуж выходят не для этого, а я знаю.

– А для чего?

– Для счастья.

– А со мной счастья быть не может?

– Может. Но для этого тебя надо любить. И любить суету, которую ты создаешь вокруг себя.

– Это не суета. Это такой пиар. Такая игра. В моем деле если отошел – тебя уже подмяли.

– Ты точно, как мой первый муж. Только он был в спорте. Там это справедливо. За это я и ненавижу спорт. Но ты ведь в политической аналитике. Зачем заниматься тем, где тебя могут каждую минуту подмять? Зачем так позиционировать свою личность по жизни, что ее могут заменить более прытким.