Иноземец - Кэролайн Черри

— Чай — это была личная возможность Илисиди. А Сенеди был вместе с нами прошлой ночью, во время поисков. Сенеди мог бы достать меня, если бы хотел. Я специально подставлялся — для проверки.

Брену потребовалось время, чтобы переварить такую информацию.

— Вы хотите сказать, что дали Сенеди шанс убить вас?

— Когда вам приходит в голову давать посторонним какие-то обещания, не проконсультировавшись со мной, пайдхи-айчжи, вы затрудняете мою работу. Чжейго знала ситуацию. Возможно, Сенеди тоже ее знал и знал, что сначала ему придется справиться с Чжейго, но Сенеди не заключал контракта против вас, я это выяснил. И все это утро я находился между вами и замком.

— Банитчи, я приношу извинения. Самые глубокие.

Банитчи пожал плечами.

— Илисиди — старая и умная женщина. О чем вы с ней говорили? О погоде? О Табини?

— О завтраке. О том, что я не сломал шею. О метчейте по кличке Бабс…

— Бабсиди. Это значит «Смертоносный». А больше ни о чем?

Брен отчаянно пытался вспомнить.

— Что это — ее земля. Какие тут растут травы и деревья. О дракончиках.

— И?

— И ничего. Ничего серьезного. Сенеди говорил о руинах там, наверху, и о пушке, которая стоит на газоне… Она загнала меня на самую гору, я рассек себе губу… после чего они стали очень любезны со мной. И туристы тоже были любезны со мной. Я дарил им ленточки, подписывал карточки, мы говорили об их семьях и о том, откуда они приехали… Представлял ли кто-нибудь из свиты Илисиди или из туристов опасность, Банитчи-чжи?.. Пока какой-то дурак не попробовал пробежаться по газону? Скажите. Мне ведь надо хоть что-то понимать.

Очередной долгий и хладнокровный взгляд Банитчи. Глаза у Банитчи ясные, неправдоподобно желтые. Как стекло. И такие же выразительные.

— Мы оба профессионалы, пайдхи-чжи. Вы действительно очень хороши в своем деле.

— Вы думаете, я лгу?

— Я хочу сказать, что вы тут не на отдыхе, вы точно так же на работе, как и я. — Банитчи взял бутылку и налил понемногу обоим. — Я доверяю вашим профессиональным инстинктам. Доверяйте и вы моим.

Перешли к фруктам с кремом в ликерной заливке. Таким блюдом можно соблазнить человека, если его желудок не сбит с толку застольной беседой.

— Если вы посылаете курьеров, — сказал Брен, когда атмосфера немного разрядилась, — то могли бы переслать письменное сообщение от меня моему управлению на Мосфейре.

— Могли бы, — сказал Банитчи. — Если Табини разрешит.

— Ничего не слышно насчет блока питания с солнечными батареями, который я просил?

— Боюсь, на них очередь, если где и найдется. Мы отдали генератор, который был в замке. В долине дома без света и отопления, там старики и больные…

— Конечно.

К такому объяснению не придерешься. Абсолютно логичное и разумное. Все тут логичное и разумное.

Доверие, говорил Брен зверям на стене. Терпение. Стеклянные глаза пялились на него, одни сердитые, другие тупые и глупые — наверное, дожидались охотников с полным равнодушием.

Банитчи сказал, что ему нужно заняться делом — написать рапорта. От руки и не скорописью, надо полагать. Или нет.

Пришел Джинана, убрал посуду, зажег керосиновые лампы, а свечи в канделябрах в столовой задул.

— Вам что-то еще потребуется? — спросил Джинана, и Брен ответил: «Нет», а про себя подумал, что в этом замке Джинана чуть ли не единственный не имеет регулярных часов работы и не ищет тому объяснений. Можно только гадать, где находится Тано — Тано, который вроде бы входит в мою личную обслугу и вроде бы должен неотлучно находиться при мне, пока Алгини в Шечидане. — Уверен, мне больше ничего не потребуется. Буду читать, потом лягу спать.

— Я выложу ваше ночное белье, — сказал Джинана.

— Благодарю вас, — пробормотал Брен, взял книгу и придвинул кресло к огню; здесь хоть как-то можно читать, если сидеть под углом, чтобы свет шел от двух источников — от камина и сзади, от ламп на столе. Живой огонь мерцал. Брен решил, что это было самой первой причиной для изобретения электрической лампочки.

Джинана увез тележку с посудой — даже стаканом не звякнул, пока возился. Свечи в столовой не горели, она превратилась в темную пещеру. Огонь отбрасывал по всей комнате рогатые и ушастые тени и плясал в стеклянных глазах зверей.

Брен слышал, как Джинана открывает гардероб в спальне, слышал, как он уходит.

После этого повсюду воцарилась удивительная тишина. Ни дождя, ни грома, ничего, кроме потрескивания пламени. Брен читал, переворачивал страницы, и они шуршали поразительно громко — а читал он редкостный среди здешних книг любовный роман, где никто никому не мстил, где не было ни борьбы между кланами, ни театральных прыжков с башни Мальгури, где никто не утонул: просто повествование о двоих влюбленных, которые познакомились в Мальгури, — а были они айчжиин двух соседних провинций, — познакомились, ухаживали друг за другом, а после завели множество одаренных детей.

Приятно думать, что не все люди, спавшие в этих комнатах, окончили свою жизнь трагически; интересно воображать себе романтические встречи, букеты цветов, долгие и нежные отношения двух человек, которые, будучи главами государств, никогда не имели общего дома, кроме Мальгури, где встречались осенью.

Эту сторону своей жизни атеви никогда не показывали пайдхи — если не считать флирта, а он так и не понял, надо ли принимать флирт всерьез. Но вот, оказывается, как это происходило — множество маленьких подарков, привязанных к воротам друг друга или переданных через третье лицо. Атевийский брак не всегда означает совместное проживание. Довольно часто они без этого обходятся, кроме тех случаев, когда есть маленькие дети, — и иногда это совместное проживание длится долго, иногда — нет. Что атеви думают, что атеви чувствуют — это пока ускользало от Брена через прорехи атевийского языка.

Но ему понравились эти айчжиин из Мальгури, точно так же, как понравилась ему пожилая пара со своими внуками, путешествующая вместе, как он полагал, в поисках приключений… может быть, они и не проживают вместе, тут никаких гарантий.

Столько лет уже работают пайдхиин на этом континенте, но так и не нашли деликатного способа расспросить — из-за нежелания атеви говорить об устройстве своей жизни, о своих адресах, обычаях или привычках — все это подпадало под определение «личное дело», а потому никого не касалось.

Пожалуй, можно спросить у Чжейго. Чжейго по крайней мере находит мои грубые вопросы забавными. И Чжейго удивительно начитанная. Может быть, она даже знает об этой исторической паре.