Краткая история всего - Кен Уилбер

Всё это и вправду наблюдалось на Западе, особенно, как я уже говорил, в период от св. Августина до времён Коперника. В течение тысячелетия над европейским сознанием доминировал почти исключительно восходящий идеал. Церковь признавала направление восхождения в качестве пути к обретению совершенств и добродетелей, и да не будешь ты стремиться к сокровищам мира сего. Таков был единственный верный путь к обретению спасения, и это значит, что ничто на этой земле не должно было цениться.

О да, довольно много формальных слов высказывалось в отношении добра, присущего творению Господню (добро = агапэ, сострадание, нисхождение), но решающим фактором было то, что освобождения или спасения нельзя обрести на этой земле, при этой жизни, — вот и весь сказ. Жить — вполне нормально, но самое интересное начинается после смерти. То есть сразу же, как вы покидаете землю. Эта земля не является местом, где можно обрести духовную реализацию; она служила лишь взлётной полосой, которую предстояло, оттолкнувшись от неё, покинуть.

В.: Всё это вскоре изменилось.

К. У.: Да, всё это изменилось (и изменилось кардинально), когда начался период Ренессанса и возникла парадигма модерна, кульминация которой пришлась на эпоху Просвещения и разума. И простейший путь описать весь этот период состоит в том, что в этот момент сторонники восхождения уступили место сторонникам нисхождения.

И для сторонников исключительно нисхождения любая форма восхождения была чем-то презренным. Восхождение на самом деле становится новым злом. Восхождение навеки является дьяволом в глазах низошедшего Бога.

Так что неудивительно, что, начиная с Нового времени (или модерна), практически любая форма восхождения (любого рода) стала новым грехом. Усиление влияния модерна, отказ от Восхождения и принятие исключительно мира нисхождения — всё это объединилось.

И в этом месте мы напали на след отрицания современным Западом трансперсональных, или надличностных, измерений. Здесь мы начинаем видеть именно начало отвержения, или отрицания, или притеснения, подлинно духовного и трансперсонального. Мы начинаем видеть воспевание флатландии, принятие нисшедшей матрицы. Затмение любого рода трансцендентальной мудрости — затмение любого рода Восхождения — отбросило тень на лик всей современности, тень, являющуюся признаком нашего времени. Нисшедшая матрица

В.: Современности и постсовременности (модерну и постмодерну) свойственна эта флатландия, эта нисшедшая матрица44.

К. У.: Во многих смыслах да. Как некое обобщение. В мире современности спасение — неважно, предлагается ли оно политикой, наукой, возрождением религии земли, марксизмом, индустриализацией, консюмеризмом, возвратом к племенной разобщённости, сексуальностью, возвращением к дачным хозяйствам, научным материализмом, принятием богини земли или экофилософскими построениями, — можно обрести лишь на этой земле, лишь в мире явлений, лишь в проявленном, лишь в мире формы, лишь в чистой имманентности, лишь в нисшедшей матрице. Нет никакой высшей истины, никакого восходящего потока — нет вообще ничего трансцендентального. На самом деле всё «высшее» или «трансцендентальное» теперь считается дьяволом, великим врагом, разрушителем приземлённых и погружённых в чувственное Бога и Богини. Вся современность и постсовременность в фундаментальном плане почти всецело действуют в рамках этой нисшедшей матрицы — матрицы флатландии.

В.: Стало быть, не произошло интеграции восхождения и нисхождения...

К. У.: Нет, наблюдается просто доминирование сто­ронников нисхождения в мире. И не только в «официальной» реальностьи, но ещё и практически во всех формах «контр­культуры» и «контр-реальности». Нисшедшая матрица настолько вросла в действительность, настолько бессознательным образом принимается, настолько устоялась в качестве культурного фона, настолько встроилась в массовое сознание, что даже бунтари «новых парадигм» зачастую всецело движутся лишь в её рамках. Она зара­зила и ортодоксию, и авангард; и конвенциональное, и альтернативное; и индустриалиста, и эколога.

В.: И именно это мне хотелось бы обсудить далее.

43 То есть имеется в виду «случайная» эволюция высших форм жизни из, казалось бы, инертной безжизненной материи. — Прим. пер.

44 «Нисшедшая матрица» (англ. Descended grid — букв. «нисшедшая координатная сетка, решётка») — под данным термином имеется в виду некий всеобъемлющий каркас структуры, онтологии и эпистемологии. На дальнейших страницах автор раскрывает значение термина. — Прим. пер.

15. Схлопывание Космоса

В.: Современный и постсовременный мир движется в рамках нисшедшей матрицы. И очевидный вопрос: почему так происходит?

К. У.: Диалектика прогресса породила свой первый казус в современности. Эволюция проехалась по кочке на дороге, вся машина накренилась и начала съезжать в кювет. Дифференциация Большой тройки — сознания, культуры и природы — стала перерастать в диссоциацию Большой тройки, впоследствии обернувшуюся схлопыванием всего в Большую единицу флатландии.

Эволюция, разумеется, — это самокорректирующаяся система, и она находится в процессе медленного выправления своей траектории. Как и в случае с фондовым рынком, в ней можно наблюдать общий и безошибочный тренд подъёма вверх, но это не предотвращает вероятности жёстких кратковременных флюктуаций (как вверх, так и вниз) — периодов роста и периодов спада. И начиная с XVIII века ряд аспектов культурного «фондового рынка» пережил спад, и мы едва ли видели что-то подобное ему и только сейчас начинаем его преодолевать.

В.: Стало быть, это схлопывание не есть редукционизм, который можно обнаружить в предыдущих культурах.

К. У.: По сути, это так: в досовременных культурах отсутствовали как хорошие, так и плохие новости, связанные с данной дифференциацией, что иногда вводит критиков в замешательство. Поскольку более ранние культуры в первую очередь не дифференцировали Большую тройку, они не могли схлопнуть и редуцировать её. Впечатляющее достижение по дифференциации Большой тройки позволило произойти и этой впечатляющей трагедии. Благо современности начало обращаться в катастрофу современности, и в значительной степени именно в данной катастрофе всё ещё пребывает мир современности и постсовременности (модерна и постмодерна). Это расколотый жизненный мир, в котором личность, культура и наука вцепились друг другу в горло; каждая борется не за интеграцию, а за доминирование; каждая пытается исцелить расколотость отвержением того факта, что другие квадранты реальны.

В общем, так получилось, что этот великий эволюционный скачок вперёд принёс нам и свою первую великую катастрофу — диалектику прогресса в своей первой современной форме, с кровью, пролитой на новёхонький ковёр. Блага современности

В.: Итак, прежде чем обсудить плохие новости, почему бы вам вкратце не обобщить хорошие новости современности (или модерна), ведь именно в их отношении критики зачастую ошибаются.

К. У.: Да, это важно сделать, ибо антимодернисты фокусируются на плохих новостях и, как правило, совершенно забывают про хорошие новости.

Ни магическое, ни мифическое мировоззрение не постконвенциональны. Но с переходом к власти рассудка и мироцентрической морали мы наблюдаем восхождение освободительных движений модерна: освобождение рабов, женщин, разнообразных отверженных и неприкасаемых. Важно не то, что правильно для меня, моего племени, моей расы, моей мифологии или моей религии, а то, что справедливо и правильно для всех людей, независимо от расы, пола, касты и вероисповедания.

И, таким образом, всего за столетний период, длившийся примерно с 1788 по 1888 год, рабство было объявлено вне закона и ликвидировано во всех рационально-индустриальных обществах планеты. Для доконвенциональной/эгоцентрической и конвенциональной/этноцентрической моральной позиции рабство есть нечто совершенно приемлемое, ведь равные достоинство и ценность распространяются не на всех людей, а исключительно на членов вашего племени, вашей расы или поклоняющихся вашему богу. Но с точки зрения постконвенциональной позиции рабство попросту неправильно и неприемлемо.

Впервые в истории случилось так, что некий общий тип общественного строя ликвидировал рабство! В некоторых более ранних обществах рабовладение не практиковалось, но, как показывает массивное количество данных, приводимое Герхардом Ленски, ни один из общих типов общественного строя не был всецело от него свободен — вплоть до периода рациональной индустриализации.

Это справедливо для Востока и Запада, Севера и Юга: белокожие мужчины, чернокожие мужчины, желтокожие мужчины и краснокожие мужчины захватывали в рабство ближнего своего — мужчин и женщин и не особо об этом задумывались. В некоторых обществах, таких как ранние кормодобывающие культуры, было сравнительно меньше рабовладения, но даже охотники и собиратели не были всецело от него свободны — на самом деле именно они-то его и изобрели.